"Сандра Кэнфилд. Любимая " - читать интересную книгу автора

- Давай-давай! - подбодрил его Стюарт. И тут Роуэн вдохнул. Изо рта
полилась вода. Жизнь снова вернулась к нему.
Неделей позже Роуэн наслаждался прекрасным мягким майским вечером, стоя
на балконе своей квартиры, расположенной в престижном районе Хьюстона. Он
только что вышел из душа. На нем были только поношенные джинсы.
Жители этого района могли позволить себе наслаждаться покоем, хотя и
платили за него недешево. Еще важнее в этом краю обрамленных деревьями улиц
и чугунных ворот была возможность показать свою независимость и материальный
достаток.
Роуэн, так же как и его соседи, крайне самоуверенно тратил деньги. Он
пригласил с Юга очень известного дизайнера по интерьеру, иссохшего
человечка, который шикарно умел тратить чужие деньги. Знаменитость
напоминала червячка. Этот червячок умудрялся потратить деньги так, что
заказчики оставались довольны: в конце концов, жалуясь на неимоверную
стоимость его работы, они могли похвастаться своим богатством.
Роуэн, например, жаловался на то, что винно-красные шелковые обои
обошлись ему в сто пятьдесят долларов за рулон. Он недолюбливал хрустальную
уотерфордовскую люстру, отделанную двадцатью четырьмя каратами золота,
которая украшала ванную, и хрустальные вентили кранов. Но самую активную
неприязнь у Роуэна вызывала ваза эпохи Мин стоимостью двенадцать тысяч
долларов, занимавшая почетное место на черном лакированном столике в
гостиной, несмотря на то, что он старался, чтобы каждый, впервые оказавшись
в его доме, обратил на нее внимание. Роуэн, разумеется, не говорил гостям
цену этой вещи - он не терпел вульгарности - но намекал, что досталась она
ему не по дешевке.
Сегодня, стоя на балконе и глядя в ночную тьму, он думал, что и эта
квартира в престижном районе, и ваза эпохи Мин - ерунда. Мелькнула мысль,
что они вульгарны, словно дешевая шлюха, торгующая своими прелестями на
углу. Пение цикад, мелькание стрекоз, крик одинокой ночной птицы, зовущей
подругу, вдруг показались Роуэну единственным, что еще стоит внимания на
этой земле.
"Господи,- подумал он, проводя рукой по влажным волосам,- откуда я
набрался подобной философской дури?"
Снова закричала птица. На этот раз Роуэну показалось, что она дразнит
его, говоря: "Ты не такой, каким был".
Да, он изменился и был вынужден признать это. Тот несчастный случай
оказал на него огромное влияние. Сначала перемены были я столь
незначительны, что Роуэн приписывал их разыгравшемуся воображению. В конце
концов, они не поддавались никакому логическому объяснению. Как врач он
затруднялся понять, что означают изменения, происходящие в его организме. Он
даже не заметил бы их, если бы не занимался джоггингом и хуже знал свое
тело. Используемый им во время бега прибор, регистрирующий ритм дыхания,
сердцебиение и кровяное давление, показывал стойкое, хотя и незначительное
снижение всех трех показателей.
Кроме того, периодически он отмечал непонятное обострение всех чувств.
Внезапно шепот начинал казаться криком, тень - вспышкой, запах одеколона или
духов становился невыносимым. Ему пришлось полностью отказаться от острой
пищи. Сильнее всего изменялись тактильные ощущения. Иногда он мог
представить, какой будет поверхность, даже не дотронувшись до нее. А иногда
он ощущал прикосновения, которых не было. Например, в данную минуту Роуэн