"Юрий Канчуков. Обращения Тихона или Русский экзорсист" - читать интересную книгу автора

козел, в малиннике прятался, в мишкином... Так-то вот.
И тут Венька влез-таки:
─ Hу, а ее-то поймал?
─ Кого?
─ Да медведицу, с медвежатками...
─ А-а... ─ Штапик понял. ─ Hет, не в этот раз. Это еще было...
Hо мужики, зайдясь от смеха теперь уже над ним, стали вставать.
Пора было.

Hо едва из столярки опять смех хлынул, Тихон, третий круг как раз
завершив, ринулся назад.
Мужики, от смеха отойдя, начали расходиться. Обед-то уже минут десять как
кончился.
Тихон же, к верстаку приблизясь, сплюнул в сердцах себе под ноги и,
растерев, в довершение, пыльный сгусток, вынул из кармана молоток, к двери
наконец приступая.
Ахнул Тихонов молоток, всаживая гвоздь в дверь для сарая, шаркнул в другом
углу рубанок, пуская над собой чистую легкую стружку, взвыла циркулярка,
вспенивая узкую полоску у края заведенной на нее доски, и пошла, пошла дальше,
вглубь дерева...
Пошла работа.
И неподвижен в столярке остался один Штапик.
В нем, будто кто туда после стакана "Пшеничной" вдруг мутной воды плеснул
прелой, подымалась тоска.
"Зачем? Hу зачем, почему они все уходят?!"
Он мог бы еще и еще ─ час, два, три ─ говорить, лишь бы слушали, не
уходили. Да чего там "слушали"! ─ смотрели бы только... Он бы и без слов, просто
руками, ногами, пальцами, ушами ─ всем, что у него и на нем сейчас есть,
заставил бы их рыдать, стонать, а потом уже только всхлипывать от смеха при
каждом самом слабом движении длинного и легкого его тела. А если бы ему
позволили при этом издавать еще и звуки ─ нет, не слова, звуки только! ─ они бы
все тут не дожили и до вечера, так бы все тут и остались, в пыли своей еловой
и стружках сосновых по всей столярке!..
─ Эх, ма!.. ─ вырвалось у него.
Hо за шумом рабочим этого уже никто не расслышал. Кончился Штапов
спектакль. Занавес.
И дал еще Штапик кулаком себя в ляжку и метнулся к выходу, прочь, вон
отсюда.
Деньги у него были.
Матери, вырастившей его, единственного, без папани, и оттого любившей, как
водится, без меры, он отдавал ровно половину (больше она всё равно не брала)
получки ли, аванса. Остальные были при нем, в кармане. И куда идти он знал, хотя
такое, как сейчас, было с ним впервые.
Впервые в этот же день, под вечер уже, он попал в вытрезвитель.
Взяли его в той же "Дружбе", когда после мрачного бесполезного сидения за
пустым, без душевных людей, хотя и с водкой, столом, он, дождавшись очередного
перерыва в музыке, пытался добраться до микрофона при ансамбле. Крушил при этом
стулья и посуду и кричал, что ему нужно "пять ─ всего ─ минут! слово сказать!",
а потом, мол, пусть опять включают свою циркулярку, он и сам уйдет. Hо его
забрали. Так что этот, до слепу ярко вспыхнувший перерывом рабочий день