"Альбер Камю. Шведские речи" - читать интересную книгу автора

В течение ста пятидесяти лет писатели буржуазного общества, за весьма
редкими исключениями, полагали, что имеют право жить в блаженной
безответственности. Они и в самом деле прожили в ней и умерли - как и жили
- одинокими. Мы же, писатели XX века, никогда больше не сможем оказаться в
одиночестве. Напротив, мы должны ясно сознавать, что нам невозможно теперь
бежать от всеобщего горя и нужды и что наше единственное оправдание - если
таковое вообще имеется - состоит в том, чтобы говорить по мере сил и
возможностей за тех, кто не в состоянии это сделать. Мы, именно мы,
обязаны выступить от имени всех тех, кто страдает сегодня, каковы бы ни
были мощь и сила, в прошлом или в будущем, государств и партий, их
угнетающих: для художника не существует привилегированных палачей. Вот
почему красота даже сегодня, особенно сегодня, не должна служить ни одной
партии, она обязана помогать, на долгий или на короткий срок, лишь
облегчению боли и достижению свободы человека. Один только ангажированный
художник, не отказываясь от борьбы, отказывается по крайней мере от
вступления в регулярную армию, то есть остается добровольцем. И тогда
урок, извлекаемый им из красоты - если он извлечен честными средствами,-
будет уроком не эгоизма, но сурового братства. Красота в таком понимании
не поработила еще ни одного человека. Напротив, вот уже долгие тысячелетия
каждый день и каждый миг она утешает миллионы угнетенных, а иногда,
бывает, и освобождает навсегда некоторых ш них. Вот мы наконец и подошли к
определению величия искусства в его непрерывной, напряженной связи между
горем и красотой, между любовью людей и безумием созидания, между
непереносимым одиночеством и назойливой толпой, между отказом и согласием.
Оно - искусство - идет узкой тропой, по обе стороны которой пропасти,
именуемые фривольностью и пропагандой. И каждый шаг художника по острому
гребню опасен, чреват гибелью. А ведь именно в этом смертельном риске - в
нем лишь одном - и таится свобода творчества. Трудная свобода, скорее
подобная монашеской схиме. Какой художник станет отрицать это? И какой
художник осмелится утверждать, что он оказался на высоте положения в этой
нескончаемой попытке? Подобная свобода подразумевает здоровый дух,
здоровое тело и свой, особый стиль, который был бы и опорой души, и
терпеливым, но упорным натиском.
Как всякая другая свобода, она - непрерывный риск, изматывающая
авантюра, вот отчего нынешние художники избегают ее - эту требовательную,
опасную свободу, соглашаясь на любые виды рабства, лишь бы достичь
душевного комфорта. Но если искусство не авантюра, что же оно такое и в
чем его оправдание? Нет, свободному художнику, так же как и свободному
человеку, не суждено познать душевный комфорт и успокоенность. Свободный
художник - это тот, кто с величайшим трудом сам создает свой собственный
жизненный порядок. И чем неистовее то, что он должен подчинить этому
порядку, тем суровее будут ограничения и тем скорее он утвердит свою
свободу. У Андре Жида есть высказывание, которое мне всегда нравилось,
хотя его можно понимать двояко: "Искусство живет принуждением и умирает от
свободы". Это верная мысль. Но из нее не следует выводить, что искусством
возможно управлять. Искусство живет только тем принуждением, на которое
само обрекает себя: от всех других оно гибнет. Без этого принуждения оно
теряет точку опоры и погружается в мир иллюзий. Самое свободное и самое
бунтарское искусство и будет самым классическим; оно увенчает титанический
труд художника. Пока общество и его художники не соглашаются на этот