"Вера Камша. Башня Ярости (Чёрные маки #1) (Хроники Арции-5)" - читать интересную книгу автора

понял, как стал любимцем и нобилей, и армии, и простолюдинов. Впрочем,
после стаи Вилльо окружение Александра казалось сборищем аскетов, занятых
чем угодно, но не объеданием собственной страны. Их любили, Даро вновь
убедилась в этом, глядя, как горожане радостно напутствуют уходящих, но
мирийке почему-то было страшно.
Дрожа, дочь герцога Энрике смотрела в спину двум самым дорогим для нее
людям, которые и не думали взглянуть на ее окна. Или все-таки думали? Она
видела, как Александр повернулся к Рито и что-то сказал, брат ответил, и
Дариоло показалось, что он пытается успокоить короля. Хотя что может с ними
случиться? Поход как поход, младший из Тагэре видел и не такое, - так
почему же сейчас у нее сжимается сердце? Пьер Тартю не соперник Александру,
один раз он уже получил по носу, и сейчас его, без сомнения, ждет то же
самое. Трус и ничтожество, он бы и не полез, если б не нужно было
отрабатывать ифранские деньги. Арция любит своего Александра, ей не нужен
никто другой...
Сандер и Рито давно скрылись из глаз, дарнийцы тоже прошли, и теперь
внизу горланили разухабистую песню фронтерские то ли наемники, то ли
данники, но Даро их не замечала. Она все еще видела тех двоих, которые для
нее были дороже жизни и которые даже не глянули в ее сторону.

2895 год от В.И.
11-й день месяца Дракона
ЭР-АТЭВ. ЭР-ГИДАЛ

Яфе смотрел на небо, но даже небо нельзя рассматривать бесконечно.
Жизнь была пустой и страшной в своей пустоте. Воины Наджеда караулили под
стенами, но второй сын покойного калифа, не колеблясь, решился бы на побег,
если бы не боязнь навлечь гнев брата на спасших его хансирских калксов
[Калкс - дервиш.]. Нельзя платить за добро злом! Эту нехитрую истину Яфе
усвоил еще в детстве и терпел вынужденное заточение, находя слабое
утешение, упражняясь с саблей и конем и совершенствуясь в языке хансиров.
Принц понимал, что зрелище бешено мчавшегося по кругу атэва вызывает в
сердцах его спасителей смятение, но что еще оставалось в этой жизни? Третий
год он был заперт в гидалской обители. Выхода не было, даже смерть и та его
оттолкнула.
Если б истинная вера не почитала самоубийство трусостью, Яфе давно бы
покончил с такой жизнью, но тот, кто позволил судьбе покорить себя, не
достоин поцелуев райских серебрянокосых дев и обречен до конца времен
питаться падалью и удовлетворять свои желания с самками шакала. И потому
принц из рода Майхубитов вставал с рассветом и до одури наматывал круги
вокруг внутренней стены, или посылал Дженнаха через натянутые веревки, или
срубал на полном скаку специально расставленные вешки. Но конь, в отличие
от хозяина, нуждался в отдыхе, и, когда солнце начинало палить особенно
нещадно, Яфе возвращался в обитель и набрасывался на хансирские книги -
лишь бы хоть чем-нибудь себя занять. Вот и сегодня он одолевал
жизнеописание странной и неприятной женщины. Хансиры же, да прояснит Баадук
их разум, сочли уместным считать безумную святой и позволили ей править их
церковью.
Яфе никогда не вникал в догматы собственной веры, но, занявшись по
воле судьбы верой хансиров, пришел к выводу, что она путана, неумна и