"Кунио Каминаси. Допрос безутешной вдовы " - читать интересную книгу автора

и стараться выбираться своей колеей - наживешь и врагов, и язву, и все что
угодно, кроме добра. Я бы, пожалуй, и сходил бы разок-другой "налево" -
японец как-никак, и не только по паспорту, но, во-первых, моей Дзюнко еще от
меня теплыми поздними вечерами иногда чего-нибудь, да требуется, и, когда ей
приспичит, она этого от меня обязательно добьется, даже если детишки еще
колбасятся в своих постельках; а во-вторых, что будет, если вдруг
безымянная, но старательная девка сделает со мной это лучше, чем собственная
жена? Ведь есть такая опасность, да? И что потом прикажете делать?
Имитировать на матрасике пятиэтажное цунами неземных страстей, а самому
исправно вызывать в памяти иные образы? Но что до имитации, то это по
женской части. У нас же, как говаривает во дни разных там сомнений,
тягостных раздумий и идейных исканий мой друг Ганин, "члену не прикажешь". В
общем, необходимость сохранения высокоморальных, но в то же время откровенно
физических супружеских отношений оказывается легко объяснимой с точки зрения
элементарной боязни, простите за высокопарность, перестать быть самим собой
в глазах жены. А страх, он всегда побеждает в нас все другие чувства - это
факт непререкаемый. Так что, по мне, лучше спать там, где не страшно...
А спать, кстати, хочется ужасно! Мыслить более или менее четкими
понятиями и не слишком расплывчатыми образами на восемнадцатый час активного
бодрствования проблематично, тем более что надо настраивать себя еще минут
на сорок оперативки. Потом, может, удастся преклонить голову на
четырнадцатом этаже, где у нас с недавних времен оборудовано несколько
комнаток-спаленок именно для таких вот ночных смен.
- Значит, время позднее, - Нисио начал оперативное совещание по смерти
Селиванова неожиданно бодрым тоном, - поэтому попрошу быть кратким и
говорить только по существу.
Все выступавшие выполнили его приказ, и уже через двадцать минут
картина преступления сложилась полная. Проведенное вскрытие подтвердило
предварительный диагноз Кодамы: Селиванов умер от остановки сердца,
спровоцированной болевым и электрическим шоком. Кипятильник был сначала с
большой силой вставлен ему в горло, а затем через привезенный, видимо, самим
Селивановым переходной трансформатор включен в сеть. В результате Селиванов
получил обширный ожог и удар током. Здесь ничего неожиданного не было.
Несколько сенсационно, хотя, если вдуматься хорошенько, и не очень-то,
прозвучала информация экспертов о том, что на основных предметах мебели в
номере Селиванова не обнаружено никаких отпечатков пальцев: ни его, ни наших
с Мураками, ни, разумеется, убийцы. По числу убийц единого мнения не было: с
одной стороны, Селиванов не мог оказать никакого более или менее достойного
сопротивления в силу своей филологической тщедушности, с другой - для того
чтобы "распять" его на постели, могла потребоваться не одна пара рук и ног,
но никаких внятных следов не осталось. Версия самоубийства прозвучала, но
мимоходом, чисто формально, поскольку все усомнились, что вряд ли скромный
русский филолог расстался с жизнью по собственной инициативе таким
экзотическим способом. Если бы он действительно решился на самоубийство,
логичнее было бы для него разбить тяжелым предметом неоткрывающееся
гостиничное окно и выброситься с двенадцатого этажа. Или же пойти в ванну и
вскрыть себе вены достаточно острым столовым ножом, который он привез с
собой, видимо, для того, чтобы резать им салями Микояновского завода,
твердая палка которой была обнаружена в гостиничном холодильнике.
Так или иначе, все это были чисто технические вопросы, которые рано или