"Кунио Каминаси. Допрос безутешной вдовы " - читать интересную книгу автора

протягивает левую руку к стоящему на громоздком белом комоде-холодильнике с
никелированной эмблемой "ЗИЛ" желтому радиоприемнику, щелкает круглой
эбонитовой ручкой, и из приемника выливается бархатный голос невидимого нам
с мамой диктора: "Антон Павлович Чехов, "Спать хочется". Рассказ читает
заслуженный артист..." И мне никакого дела до того, как зовут заслуженного
артиста, а также почему диктор вдруг назвал Чехова "Павловичем", хотя от
отца и его московских приятелей я слышал постоянно только "Палыч", - мне
есть дело только до одного: глубокого спасительного сна, решающего все
глобальные проблемы абсолютно безболезненно. Достаточно только доползти до
не остывшей еще постели, из которой я выбрался всего сорок минут назад,
опять свернуться собачьим калачиком под толстенным пуховым одеялом,
уткнуться носом в гигантскую душистую подушку, какой у нас в Японии отродясь
не было, и впасть до вечера в беспечное забытье. По большому счету, мы,
японцы, конечно, страшно инфантильны - особенно в этом своем детском
стремлении ко сну в любой ситуации, даже тогда, когда спать категорически
нельзя, когда бодрствовать надо во что бы то ни стало. Просто для нас сон -
это самое надежное средство самозащиты, спасительный оберег от грубого и
несовершенного мира, окружающего нас и с фронта, и с тыла, и с обоих
флангов, этакая временная смерть, гарантирующая одновременно и стопроцентную
изоляцию от невзгод и проблем, и легкое пробуждение тогда, когда яростный
натиск всего внешнего и чуждого несколько ослабнет. Но когда он еще
ослабнет?... Ведь суровый Ганин неумолим и неотступен:


Лишних денег много нужно,
Их с небес не нужно ждать!

Ага! Стало быть, теперь от "ли - ри" переходим к "де - же"... Тоже
неслабое испытание для наших еле ворочающихся языков... Родная японская
фонетика требует от нас добавлять после "д" едва уловимый звук "з" - мы
по-другому не можем, нас так мама с папой и детсад со школой учит. От этого
презренные российские "деньги" в нашем исполнении звучат как "дзениги", не
говоря уже об их гневном русском "ж" - низком, тяжелом и абсолютно
невоспроизводимом, поскольку у нас, в японском, ничего похожего на этот
грозный звук нет.


Ты всю жизнь трудись натужно,
Чтобы деньги получать!

"Чи фущю дзизюни торудзиси начюдзюно..." - пыжится передо мной
широкоплечий сержант - Исимура, кажется... - из Немуро (тоже кажется...), и
я вижу, как у него под черным ежиком от неимоверного интеллектуального
напряжения багровеет кожа на затылке. А мои набухшие апрельскими вербными
почками веки продолжают неумолимо смежаться, и вот еще секунду назад более
или менее отчетливый силуэт крепкого в мышцах и воле и широкого в кости и
душе Ганина вдруг начинает терять свои конкретные черты, и я перестаю
различать на лучезарном лице доморощенного пиита его самоупоенные серые
очи... Главное в этом деле - не умение произносить "де" вместо "дзе",
главное - не уронить чугунную голову на хрупкий столик. "Уменье спать и