"Кунио Каминаси. Допрос безутешной вдовы " - читать интересную книгу автора

рта. Он терпеть этого не может, но, с другой стороны, искусственно загрузить
нас работой для него - при всей его изобретательности - тоже проблематично.
Не пойдет же он, в самом деле, самостоятельно бомбить дежурные магазинчики
или угонять престижные, как почему-то любит называть наши родимые японские
машины мой друг Ганин, "иномарки"! Так что когда в отделе затишье, Нисио
начинает скрипеть не совсем еще ржавыми мозгами, чтобы придумать, чем этаким
нас можно было бы занять. И в этом отношении моя позиция в отделе самая
уязвимая: русских у нас, на Хоккайдо, убивают гораздо реже, чем японцев, и
сами русские лишают жизни своих заезжих соотечественников или гостеприимных
хозяев тоже не слишком часто. Поэтому я, в отличие от других наших ребят,
которые раскручивают магазинные кражи и спонтанные драки, регулярно по
нескольку недель кряду сижу без дела - как абстрактного профессионального,
так и конкретного уголовного, и садисту-идеалисту Нисио в такие дни
приходится туго. Тут-то на помощь нашему беспокойному полковнику и приходит
мой неуемный друг Ганин со своими изуверскими способами обучения нашей
молодой полицейской поросли его родному наречию. Кроме постоянных ежедневных
занятий с курсантами Ганин три раза в неделю ведет в полицейской школе курсы
повышения квалификации для сержантов, старательно готовящихся к рывку на
лейтенантские позиции и тянущих по этому случаю неблагодарную лямку в
отдаленных от Саппоро портах, которые и зимой и летом заполнены российскими
рыбацкими посудинами, гарантирующими сержантам интересную и разнообразную
жизнь в любое время дня и года. Из вельможной милости и по административной
разнарядке сержантов присылают в Саппоро на двухнедельный цикл интенсивных
занятий, давая им возможность отдохнуть от сырых морских ветров и подышать
немного настоящими запахами большого города - автомобильными выхлопами и
ресторанными фимиамами, так что для них попадание в цепкие лапы настырного в
своем сэнсэйском перфекционизме Ганина оборачивается довольно приятным
времяпровождением, тем паче что в русском они, как правило, разбираются
получше моих коллег из отдела. Недаром Ганин любит хохмить, что каждый из
них в своем Вакканае или Немуро барахтается не то что в языковой ванне, а в
целом языковом море, ежедневно набираясь от российских морячков-рыбачков
такой лексики-грамматики-стилистики, что им, по большому счету, никакой
сэнсэй-академик и не нужен.
Я же в такой ситуации оказываюсь жертвой педагогических амбиций
коварного и изобретательного Нисио. Коль скоро никаких дел на мне нет уже
третью неделю, с сегодняшнего утра я по приказу свыше вынужден был вспомнить
далекую молодость и превратиться в лопоухого курсанта, постигающего азы
лишенного системности, упорядоченности и какой бы то ни было
организованности языка нашего беспокойного северо-западного соседа.
Единственное, что я мог себе сегодня позволить, чтобы уж не совсем
расставаться с гордостью и предубеждением, так это усесться не в одном ряду
с сержантами-стажерами, а расположиться позади них. То есть я здесь сейчас
вроде как не рядовой участник практического занятия, а строгий контролер -
так сказать, "товарищ из центра" или, как предпочитает в таких случаях
представлять меня словоблуд Ганин, "инспектор из РОНО", не считая при этом
необходимым пояснить мне, что это за РОНО такое и можно ли его кушать с
соевым соусом.
Главная пытка на этих занятиях - русская фонетика: с одной стороны, не
такая уж она и сложная, с другой - все эти "л", "р", "си", "зи" для нас,
японцев, вещи в себе, не постижимые ни умом, ни сердцем и поддающиеся