"Итало Кальвино. Тропа паучьих гнезд" - читать интересную книгу автора

к стенке.
- Меня они избили, - говорит Пин и показывает кровоподтеки.
- Значит, ты политический, - заключает Пьетромагро.
- Да, да, - говорит Пин, - политический.
Пьетромагро задумывается.
- Ясно, что политический. Я, как увидал тебя здесь, сразу подумал, что
теперь ты пошел болтаться по тюрьмам. Стоит кому-нибудь угодить в тюрьму - и
крышка, потом ему уже не выбраться: сколько бы его ни выпускали на волю, он
все равно угодит обратно. Конечно, если ты политический, дело другое.
Знаешь, кабы я понял это раньше, я бы тоже смолоду пошел в политические. От
обычных преступлений нет никакого прока. Кто тащит помаленьку, идет на
каторгу, а кто гребет миллионы, у того дворцы и виллы. За политические
преступления тоже попадаешь на каторгу. От каторги все равно не отвертишься.
Но у политических есть хотя бы надежда, что когда-нибудь мир станет лучше,
что в нем не будет тюрем. Это мне растолковал один политический, с которым я
сидел в тюрьме много лет назад. У него была черная борода, и потом он умер.
Я знал уголовников, я знал спекулянтов, я знал валютчиков, я знал разных
людей, но таких замечательных парней, как политические, не встречал никогда.
Пин не понимает как следует смысла всей этой речи, но ему жаль
Пьетромагро, и он притих, глядя, как на шее хозяина дергается жила.
- Понимаешь, я болен и не могу мочиться. Мне бы в больницу, а я вот
сижу на голой земле. У меня в жилах течет уже не кровь, а желтая моча. И я
не могу больше пить вино, а мне ужасно хочется напиться, да так, чтобы
неделю лыка не вязать. Знаешь, Пин, уголовный кодекс составлен неправильно.
В нем написано, чего в жизни делать нельзя: воровать, убивать, скупать
краденое, присваивать чужое, - но не написано, что тебе делать вместо этого,
когда ты оказываешься в трудных обстоятельствах. Ты меня слушаешь, Пин?
Пин смотрит на его пожелтевшее лицо, заросшее густой щетиной, и ощущает
на своем лице его тяжелое дыхание.
- Пин, я скоро помру. Ты должен дать мне одну клятву. Поклянись, что
исполнишь, что я тебе скажу. Говори: клянусь, всю свою жизнь буду бороться
за то, чтобы не было тюрем и чтобы переделали уголовный кодекс. Ну, говори
же: клянусь.
- Клянусь, - говорит Пин.
- Ты не забудешь этого, Пин?
- Не забуду, Пьетромагро, - обещает Пин.
- А теперь помоги мне искать вшей, - говорит Пьетромагро. - Я совсем
завшивел. Ты умеешь давить вшей?
- Умею, - говорит Пин.
Пьетромагро заглядывает внутрь рубахи и протягивает Пину подол.
- Смотри получше в швах, - советует он.
Выбирать вшей вместе с Пьетромагро не больно весело, но Пину жалко
хозяина. Ведь жилы его наполнены желтой мочой и жить ему, вероятно, осталось
самую малость.
- А мастерская? Как дела в мастерской? - спрашивает Пьетромагро.
Ни хозяин, ни подмастерье никогда не отличались трудолюбием, но сейчас
они заводят разговор о работе, оставшейся недоделанной, о ценах на кожу и
дратву, о том, кто же починит обувь соседям, если их обоих упрятали за
решетку. Сидя на соломе в углу камеры и давя вшей, они говорят о подметках,
о швах на ботинках, о сапожных гвоздиках и впервые в жизни не клянут свое