"Анатолий Калинин. Возврата нет" - читать интересную книгу автора

край нарядной голубой юбки. С растерянностью Демин повернулся к Михайлову:
- За что она меня, непутевая, глупая ба...
Как у интеллигентного, умного человека он наделся найти у Михайлова
сочувствие и поддержку и почему-то, встретившись с его взглядом,
остановился. Второй раз за это утро испуганно попятился назад, бледнея. Не
запомнил Демин, что сзади него стоит порожняя корзина из-под винограда, и,
заваливаясь в нее навзничь, задирая вверх ноги в валенках с калошами,
закричал:
- Караул!.. Ратуйте, люди добрые, караул...

* * *

После устойчивой тишины хутора Михайлову особенно нравилось подходить к
двухэтажному, спрятавшемуся в тень акаций и кленов зданию райкома, в
котором - он это знал - его немедленно обступит совсем иная, но только не
тихая, жизнь.
От центральной станичной улицы двухэтажный дом чуть отступил выше, в
складку нависавшей над станицей красной глинистой горы, из ветвей деревьев
синевато поблескивали стекла больших окон. Всю задонскую луговую пойму и
растекающийся на рукава Дон с двумя островами можно было увидеть из этих
окон.
Еще только поднимая ногу на первую ступеньку высокой каменной лестницы,
уходящей с улицы в гору, к райкому, Михайлов всегда ловил себя на одном и
том же удивительном чувстве. Во время войны он больше всего находился в
кавалерии и в танковых войсках, а этот большой дом в центре станицы чем-то
неуловимо напоминал ему походный штаб кавалерийской или танковой части перед
очередным стремительным рейдом. Внизу обязательно стояли несколько грузовых
и легковых автомашин и подвод, а иногда и верховая лошадь под седлом,
привязанная к столбику забора. Сверху по лестнице сбегали и, обгоняя
Михайлова, бежали по ступенькам наверх озабоченные люди, по длинному, буквой
"Г", и темноватому коридору затяжной очередью рассыпался звонок телефона, а
в комнатах на стенах висели таблицы и карты. Самая большая карта висела в
кабинете у Еремина, занимая полстены.
И в лице у самого Еремина, загорелом в любое время года и чуть
красноватом в скулах, обдутом степным ветром, Михайлов искал и находил
что-то от командира кавалерийской или танковой части. Но почему же именно
танковой или кавалерийской? А это, вероятно, потому, что Михайлов так
настраивался и уже не мог справиться со своим чувством.
Если для командира дивизии Еремин в свои тридцать три года был бы
молод, то командиры полков этого возраста на фронте встречались - и нередко.
В эти-то годы они и начинали расцветать и расправлять возмужалые крылья. И в
Еремине за время, прошедшее со дня их первой встречи, Михайлову все труднее
становилось узнавать того, прежнего Еремина, смуглого паренька с тонкой и
как-то по-цыплячьи выглядывающей из воротника рубашки шеей. Возмужал Еремин.
Но дело было и не только в этих внешних переменах.
Когда Михайлов открыл дверь в кабинет к Еремину, тот был не один.
Против него с другой стороны стола, избочив мелкокурчавую крупную голову,
будто собираясь бодаться, сидел Степан Тихонович Морозов, председатель
кировского колхоза. Согнутую шею Морозова до самых ушей под копной мягких и
рыжеватых, как желтая медь, волос заливал густой малиновый багрянец.