"Юрий Калмыков. Повеситься в раю " - читать интересную книгу автора

из них, долговязый, с большой шишкой на лбу, всё время хмыкал, корчил сам
себе какие-то рожи и время от времени хаотично помахивал левой рукой. При
всём этом он издавал дурацкие нечленораздельные звуки, понятные только ему.
Выглядел он шкодливо и омерзительно.
"Боже мой! Мой милый Боже! На что я потратила свою жизнь?! Какой! Какой
я была в двадцать лет, когда встретила Владимира! Ни в одном страшном сне я
не могла бы вообразить такого! Это апофеоз моей глупости! - Мария прилагала
нечеловеческие усилия, чтобы не расплакаться. - Ещё не хватало, чтобы этот
дебил видел мои слёзы и всё это перемалывал на свой лад в своём дебильном
мозгу. Я актриса, но актрисы играют на сцене для нормальных людей - для
дебилов играть невозможно! Лучше умереть!"
Мерзкая назойливая чёрная муха огромных размеров летала то вокруг
Марии, то вокруг долговязого дебила. Муха села на руку долговязого и
поползла по ней, но он её не прогонял, а, наоборот, был этому весьма рад. Он
поднял руку вверх, ладонью к своей физиономии, и что-то чавкал и чмокал, как
будто с ней беседовал. Муха заползла на кончик его указательного пальца и,
как загипнотизированная, смотрела на физиономию дебила, а тот корчил ей
рожи, показывал язык, причмокивал губами.
"Ну, где же он? Почему не идёт? - думала Мария. - Тогда, в двадцать
лет, я готова была пойти за ним на край света. Вот он - самый край, куда он
меня привёл! И игнорирует меня даже здесь. Полностью растоптана! Размазана!
Раздавлена! Если я прямо сейчас умру, здесь в психушке, на этом грязном
стуле, на глазах у этого дебила, в этом не будет ничего удивительного. Это
будет самое логичное завершение моей жизни. И по моему лицу будет ползать
эта мерзкая муха!"
Скомарохов вошел в столовую. Он увидел жену, сидящую на старом
ободранном стуле, максимально отодвинутом от грязного стола. Она боялась
запачкаться, боялась вдыхать эту атмосферу, плечи её были скованы
неподвижностью, лицо казалось осунувшимся, оно ничего не выражало, только,
как зеркало, отражало ужасное окружение.
- Машенька, здравствуй! - Владимир поцеловал жену в щёку и сел рядом. -
Ты извини, что я не сразу к тебе вышел.
- У меня ужасно болит голова! Я смертельно устала! Я жду тебя целый
час! - Она говорила вполголоса. Владимир оглянулся: долговязый дебил водил
указательным пальцем по недоеденной каше в миске, делая круги, - ясно было,
что слушает. - У тебя нет никаких процедур, ты ничем не занят... Если ты
хотел меня унизить, то у тебя это получилось наилучшим образом!
- Машенька! Пойми, были чрезвычайные обстоятельства! Я тебе сейчас всё
объясню... В общем, мы, то есть Иисус Христос исцелял одного студента в
сортире, давал ему выпить водки...
- Нет!!! Замолчи! Ради бога, замолчи! Ты же знаешь, как я разрываюсь
между съемками, репетициями и домашним хозяйством! А дети? Они не могут быть
сами по себе! Ты занят только собой, своими друзьями, своими хохмами и
розыгрышами. Я так жить больше не могу! И потом, зачем ты здесь? Здесь лежат
больные люди. Я вчера беседовала с Владимиром Карловичем - ничего серьёзного
у тебя нет. Он просто не знает, что ты дурачишься всю жизнь! Почему ты
пришёл именно сюда искать своё "я"? Его, что, нет в другом месте? Амплуа
дурака - это амплуа всей твоей жизни! А я что при этом должна делать?
- Машенька! Я тебе спокойно сейчас всё объясню.
- Что ты мне сейчас объяснишь? Всю свою жизнь?