"Отдел странных явлений: Проклятье в подарок" - читать интересную книгу автора (Котенко А. А.)

Часть 7. Соблазнение принцесс от Санджи Киномото

1300 лет до нашей эры,

проходной двор у Тутанхамона =)

Когда Санджи Киномото открыл глаза, он обнаружил себя в кромешной тьме, сквозь которую только спустя несколько минут начали прорисовываться грубые силуэты домов и изящные формы пальм. Наместник Ниххонии, отправившийся, сам не ведая куда, рано утром, и не подозревал, что прибудет к месту назначения глубокой ночью. Ни шороха, ни звука. Даже ветра не было. Легкий прохладный воздух, не загаженный выхлопными газами, словно неподвижно стоял, позволяя дышать им бесконечно. Только желающих, кроме Кисы, не нашлось. Вдохнув ночной прохлады, наместник вытащил из рукава пачку сигарет. Курить хотелось больше, чем обычно. Но стоило ему поднести к сигарете зажигалку, за спиной его раздался гулкий взрыв. Хлопнуло не так уж и сильно, но во всеобщей тишине звук казался оглушительным. Давние воспоминания о войне моментально ожили в памяти, и Санджи машинально отметил странность - он по прежнему оставался в темноте. Значит взрыв произошел где-то внутри, внутри чего-то достаточно прочного чтобы не развалиться… Бывший боец инстинктивно развернулся на звук и достал катану из ножен.

Это, должно быть, произошло в громадном здании, понял наместник. Судя по архитектуре и количеству идолов у входа - это был храм. Бежать туда… так подсказывало Санджи шестое чувство.

Принцесса Кия, ради которой он и оказался в этом странном месте глухой ночью, как-то вылетела из головы. На ее место пришли любопытство и желание разобраться в случившемся. Санджи, прокравшись вдоль коридора, замер при входе в жертвенный зал, освещенный десятком факелов.

Неподалеку от жертвенника на коленях сидела красивая черноволосая девушка среднего роста, одетая в черный кожаный костюм. За плечи ее держал коренастый мужчина в белом одеянии до колен и светлом платке. Судя по висевшему на бедре оружию - военный. Перед ними прыгал рыжий осел с завязанными в узел ушами, а рядом с ослом стоял некто, державший на руках… Санджи рот открыл от удивления… окровавленное тело полураздетого… Киномото ошибиться не мог - то был напарник Ивана Дуракова, мадзоку по имени Неб. Уж что, а память на лица Санджи никогда не подводила. Тот, что держал на руках умирающего что-то втолковывал страдающей парочке, а вскоре взмахнул рукой и… все исчезли. Что это было, не понимал Киномото, видение из будущего или какая-то сцена из прошлого? Если последнее, то ясно, с чего у Неба столько странностей. Сильно получил по голове и умом тронулся.

Никто, к счастью, не замечал пришельца из Ниххонии, дел им и без гостя из параллельного мира хватало. Зато и Киномото получил немало информации для размышления.

Когда все маги, люди и животное исчезли из жертвенного зала, Санджи несмело вошел внутрь и осмотрелся. Вокруг все измазано кровью: алые пятна и на жертвеннике, украшенном статуэтками четырех существ со звериными головами, и на камнях рядом, кровью облили и двух восковых кукол. Вокруг шеи одной намотан золотой кулон, а на голову другой надето очень знакомое Киномото резиновое изделие. Ниххонский подданный взял жертвенную куклу в колпаке и внимательно разглядел создание, на груди которого некто булавкой выцарапал фамилию Дураков.

- Что здесь происходит, о, ками[30]? - выругался Киномото, в очередной раз осмотрев все вокруг и бросив жертвенную куклу, которой кто-то либо проклянет, либо уже проклял Бака-сана.

Боги словно услышали его вопрос, и в зал робко вошла невысокая женщина в синем платье. Дрожащей рукой она держала факел и как-то не по-доброму смотрела на незваного гостя.

- Послушайте, прекрасная принцесса, - положив руку на сердце, подошел к ней наместник, но женщина ничего не желала слушать, она смотрела ему под ноги, где были разбросаны жертвенные принадлежности: окровавленные куклы, иглы и чаши, а заодно и осколки от взорвавшейся бомбы.

В голове у Санджи крутились весьма интересные мысли: если Иван с Небом утверждали, что ушли из этого мира в этот момент, а последний был тут через два года после их ухода, это может означать только одно…

- Это не то, о чем вы подумали! - крикнул наместник, опустив руки.

Жрица, а кто ж еще мог зайти в жертвенный зал храма, наклонилась и взяла с полу куклу, обмотанную золотым кулоном.

- Ты проклял нашего господина, да будет он силен и здоров?! - словно змея, прошипела женщина.

За спиной у нее словно из ниоткуда нарисовались еще две женщины в красных одеяниях. Настроены все трое были к Ниххонскому гостю вовсе не доброжелательно.

- С господином Небом все в порядке, спокойствие, только спокойствие! - продолжал гнуть свое Санджи, хотя и понимал, что попался на горячем: он держал ритуальных кукол в руках, и если эти дамочки задумают провести дактилоскопическую экспертизу, то виновником назовут именно его, чужестранца, оказавшегося не в то время, не в том месте.

Последней фразой он только вогнал в гнев подоспевших теток, которые, хватаясь за головы, принялись петь странные куплеты, рвать на себе волосы и метаться по жертвенному залу. Не успел Киномото опомниться, как этих странных плацальщиц тут набралось с десяток. Но интересовало их одно - дальнейшая судьба Неба.

Пользуясь отсутствием внимания к своей персоне, Санджи наклонился и стянул с ритуальной куклы кулон Неба. Не дело разбрасываться личными вещами. Надо будет при случае вернуть ее владельцу. Вещица-то непростая - овальный мадальон с тремя символами, наверняка, чей-то оберег. На оперативной работе парню защита ками очень пригодится.

- Я повторяю! - рявкнул что есть мочи наместник Ниххонии, пытаясь остановить разошедшихся жриц. - Кто-нибудь меня послушает? Это! Не я…

- Убийца! - одна из девушек-плакальщиц ткнула в сторону гостя пальцем. - Это он убил господина Тутанхамона!

Будь Киномото в манге, сейчас бы над его виском образовалась литровая капля, челюсть упала бы на пол с ускорением свободного падения, а глаза стали бы диаметром с тарелки. С трудом верилось наместнику из параллельного мира, что агент Неб и древний правитель могли быть одним лицом, несмотря на информацию из анкеты, которую Санджи воспринял исключительно как шутки российских спецслужб. Но не время сейчас раскисать и позволять вешать на себя чужие грехи. Киса собрался с мыслями и, натянув на лицо серьезную гримасу, заявил:

- Первое правило самурая, - постарался как можно более невозмутимо заявить он. - Не убивать безоружного!

Он спрятал катану за пояс и поднял руки. Хотя на душе у наместника кошки скребли, он понимал, что попался. И сколько бы он ни пытался теперь объяснить, что кукол из воска лепил не он, никто ему так просто не поверит, даже если он приведет за руку автора сего творчества. Скорее свяжут его и придадут смерти. Бедная принцесса Кия, - подумалось в этот момент Санджи, - и сына лишилась, и мужа (то есть, меня) не дождется. И эта мысль дала ему новых сил. Он свободен, его пока никто не арестовал… и толпа разъяренных жриц - это еще не приговор.

- Вы его убили? Признавайтесь! - рявкнул он на заплаканную девушку, у которой не то, что руки тряслись, но и ноги подкашивались.

Интуиция подсказывала, что настоящий преступник уже далеко отсюда. Что тут что-то не чисто.

- Нет.

- И я не убивал. Тогда нам всем надо сматываться! - крикнул самурай. - Потому что я видел ками, который забрал тело Неба, девушку в черном и воина.

- Ка…ми, - всхлипнула женщина в синем, закрывая лицо руками. - Кто…это?

- Высшие! Как вы не можете знать о ками, госпожа жрица? Вы ж служите одному из них!

- Я служу Таурет, - поклонилась женщина, - а вы, презренный, мало того, что устраиваете на нашей территории ритуалы против господина, да будет он жив и здоров, но и находитель на священной территории женского храма, да проклянут вас богини.

С жрицами спорить бесполезно. Что они вбили себе в головы, на том и зациклились. И не захотят понимать ничего иного. Надо уходить. Но стоило Санджи повернуться к выходу, как в жертвенный зал ворвалось с два десятка мужиков в зеленых то ли кольчугах, то ли корсетах и белых набедренных повязках. Вооруженная кинжалами толпа словно получила по рации сообщение - схватить самурая. Или то донес на него ками, что держал на руках Неба? Заметил-таки незваного гостя, когда растворялся в пространстве.

- KSO[31]! - грязно выругался самурай, хватаясь за катану.

Он понимал, что не совладать ему с двумя дюжинами вооруженных до зубов военных и с десятком взбешенных жриц. Далеко ему до мастерства зеленоволосого мечника-пирата из 'Куска бабла', который с легкостью мог уложить на лопатки целую дивизию борцов за спокойствие и порядок, орудуя тремя катанами одновременно.

Киномото, наученный войной, не желал в очередной раз попадать в плен. Он, дико крикнув, кинулся прямо в толпу воинов, ошарашив их своими неожиданными действиями, и выскочил в коридор. Оставалось выбраться на улицу, а дальше затеряться в городе куда проще, нежели быть заточенным в храме.

Бежать в деревянных сандалиях неудобно, но и бросать их по пути Киномото не желал. Он понимал, что рано или поздно ему придется явиться к принцессе Кие при полном параде, а без сандалий - самурай не самурай! Нет, конечно же, бравый ниххонский воин не оставлял мечту, несмотря на скользкую ситуацию, в которой он оказался из-за собственного любопытства.

Топот ног раздавался совсем близко.

Добрая дюжина охранников наступала ему на пятки, но сил у беглеца пока хватало. Он держался от них на расстоянии и вилял по узким улочкам ночного города. Кошки шипели вслед самураю, ослы истошно орали, а где-то далеко раздавался вой то ли шакалов, то ли гиен. Иногда из домов выглядывали и заспанные люди. И только пробегая мимо заведения с названием 'Веселая Кошь', Санджи споткнулся об кого-то и кубарем покатился по дороге. Когда наместник поднял голову, то увидел что то был напившийся до зеленых чертей мужчина. Не успел самурай подняться, как один коренастый мужик приставил к его горлу кинжал, а еще один заломил руки за спину.

- Убийца! - прошипели стражники. - Это ты проклял нашего фараона! Да покарают тебя боги!

Влип. Это Санджи понял уже давно. Но даже очутившись в темнице, он не терял надежды на спасение и сжимал в кулаке талисман, некогда принадлежавший Небу. Хозяин сейчас далеко, его сейчас лечат, наверное… слишком плохо он выглядел… Но наместник чувствовал, что чужой талисман придавал уверенности и ему.

Зала с высокими потолками, подпертыми лотосовидными колоннами… Санджи уже видел подобное в том самом храме, где он так нелепо попался. Наместник, гордо задрав голову, шествовал по синему ковру прямо к двум тронам. На одном из них восседала невысокая красавица с длинными черными волосами, одетая в роскошное прозрачное платье. Такая эротичная, такая желанная, - отметил Санджи. Лицом она походила на Неба. А по правую руку девушки сидела высокая стройная женщина с кудрявыми волосами, повязанными желтой лентой. То и была Кия, Санджи не мог ошибиться. Тот самый образ, который он ночами рисовал у себя в лаборатории. Она так походила на его портреты, сходство - идеальное. Только на лице настоящей королевны скорбь и траур, и нет той очаровательной улыбки, которую нанес на лист бумаги наместник Ниххонии. Как бы объяснить этим убитым горем женщинам, что их господин жив, и что они собираются хоронить кого-то другого. Слишком много посторонних вокруг: стража в три ряда, потому что ведут его, убийцу, слуги в синих одеяниях, судя по всему, в этой стране это цвет траура, мужик с дощечкой сидит у подножия трона, вестимо местный писарь. Как тяжело людям без компьютеров, а… Какое-то допотопное королевство! Глядя на Неба и не подумаешь, что он когда-то мог жить в столь дремучем мирке. И еще три угрымых мужчины стоят за спинками тронов: невысокий подтянутый человек, главарь стражи в красном плаще, тот самый человек в белом одеянии, что видел Санджи ночью в храме, и какой-то мужик в леопардовой накидке, то ли верховный маг, то ли кто-то вроде того.

Стражник, который Киномото по тронному залу, пнул убийцу по икрам, грубо приказав - на колени! Руки, связанные в запястьях и заломленные за голову, ныли от боли. Санджи, стиснув зубы, посмотрел на ту самую девицу в черном одеянии, что сидела рядом с мужчиной в белом. Заговорщица чертова! Это ж она со своим стражником все намудрила! Наверняка, и кукол слепила.

- Вот он, убийца, Ваше величество, госпожа Анхесенпаамон! - сказал мужчина, стоявший за спиной плененника. - Он вчерашней ночью колдовал в храме богини Таурет. В женском храме. При нем были найдены жертвенные куклы, на груди одной из которых он и нацарапал имя вашего венценосного супруга.

Санджи поднял виноватый взгляд на девушку в прозрачном платье… Только не прелести женщины интересовали его. Взгляд, несчастный, полный трагизма, по щекам текут слезы. И столько ненависти, желания мести.

- Анхес-сан, - прошептал Киномото, - я странник из далекой Ниххонии, я прибыл в этот город, чтобы просить руки и сердца Кии-сан… И сперва решил поклониться вашим почтенным ками. Откуда мне было знать, что в ту ночь, когда нога моя ступит в этот славный город, кто-то убьет вашего мужа и сына Кии-сан.

За остатки ночи, что Санджи в провел в темнице, он успел прочитать немало продумать и немного сориентировался в сложившейся ситуации.

- Кто тогда, если не вы, убили моего Ваню? - этот вопрос вогнал Киномото в ступор, что у самурая чуть волосы дыбом не встали.

Ваню? Бака-сана?! Что же натворил этот безбашенный программист в этом дремучем мире, раз королева любит его больше собственного мужа.

- Можно объяснить? - девушка в черном костюме, явно она не из этого мира, вышла и села на колени у трона. - Я была свидетелем ритуала. Я расскажу. Мы все: я, ваш муж, Ваня и его сестра, - боролись против страшного духа. Потом я кинула апельсинку, и…

- Ну-ну, придумали за ночь сказки из Дуата! - злорадно усмехнулся стражник, стоявший за спиной Киномото, но девушка одарила его тяжелым взглядом. - Думаешь, раз тебя защищает Менпехтира, то тебе удастся выйти сухой из воды?

- Моя катана, - Киномото достал свое единственное оружие из ножен и протянул его Анхесенпаамон, - не запятнано кровью ни вашего мужа, ни возлюбленного. А ритуальных кукол я лепить не умею. Нет во мне таланта скульптора.

Сверкающее под лучами солнца лезвия чисто настолько, что на нем не только крови, а отпечатков чьих-либо пальцев нет. Глупо думать, что от этого меча погибли фараон и его советник по безопасности. Да и на розовом кимоно чужестранца красовались только росписи, ни капли крови. Только руки испачканы ритуальными куклами, которых он по глупости поднял с пола.

- Допустим, вы не виновны, но кто тогда слепил кукол? Она? - ткнула пальчиком царица в сторону рыдающей девушки в кожаном одеянии.

Она сидела на коленях и закрыла лицо руками. У нее - очередной приступ истерики. Да, ее кожаные одежды несут на себе следы вчерашнего вечера в храме, но девушка честно утверждает, что и когда она явилась в жертвенный зал, куклы уже были проткнуты и облиты кровью.

- Но если не они убили нашего господина, - развел руками старичок-толстячок, стоявший за троном у Кии, - тогда кто? Не жрицы ж?

- Ее звали Меритатон! - выпалила девушка, поднимаясь с колен. - Я слышала это имя из уст Ивана прежде, чем он исчез из этого мира.

И тут мужчина в леопардовой шкуре подошел к ней и, взяв за подбородок, уставился в заплаканные черные глаза чужестранки. Санджи показалось, что верховный маг не верит тому, что говорила девушка. Жаль, наместник теперь не мог ее защитить, он несколько опоздал, и не видел, кто на самом деле активировал проклятья. А что, если это и есть та самая убийца, практикующая на территории Ниххонии? Если он, наместник, стал свидетелем… нет, вряд ли.

- Пожалуй, с этой девушкой разберусь я! - резко заявил мужчина в белом и потащил свидетельницу за собой. - А с этим делайте, что считаете нужным!

- Да, господин Менпехтира! - поклонились стражники.

Казалось, теперь, после смерти правителя, подчиненные готовы были склонять головы перед любыми приближенными к трону людьми. Лишь бы этот Менпехтира не сделал ничего плохого - подумалось Киномото. Но тут он вспомнил, что Иван как-то вскользь упоминал о россиянке в Кемете, что девушка де вышла за начальника стражи и родила ему сына. И этому человеку суждено было стать одним из правителей этого государства. Значит, все к лучшему - успокоил сам себя наместник. Свидетельницу больше никто не подозревает. А тот, кто активировал проклятья, не имеет ничего общего с Ниххонским делом. Однако не мешает теперь выбрать момент и рассказать госпоже Кие и Ее величеству о том, что Иван и Неб живее всех живых и передают всем пламенный привет.

Молодой стройный блондин в синем костюме стоял на пороге желтого двухэтажного дома и что есть мочи колотил в дверь. Дома, скорее всего, пусто, потому что сколь бы громким и отчаянным не был стук, никто не удосужился спуститься и открыть дверь. Только пожилая японка в красном кимоно, вышедшая отдохнуть в соседний сад, грустно смотрела на гостя и на меня, заскучавшего у привязанной к столбу тросом Хонды.

- Что стучите, - спросила она, подойдя к забору.

Иван, тяжело вздохнув, окинул ее полным грусти взглядом.

- Тиномори Кенске тут проживает? - единственное, чо интересовало учителя в этот прохладный воскресный день.

- Тут, и что с того?

- А он дома?

Глупый вопрос - если никто не спешит отворить дверь, значит, уехали отдыхать. А уж прогульщикам подобное поведение просто-таки свойственно. Еще учась в школе, Иван заприметил, как ведут себя те, кто относится к ученью как к каторге. Девочка, что сидела с Дураковым за одной партой с первого и чуть ли не по девятый класс, дочка одного известного белорусского бизнесмена, в принципе не признавала субботу как учебный день и уезжала с родителями летом на пикники, и зимой на лыжах кататься. Каникулы для той особы длинись на неделю дольше, а по ее возвращению в школу еще добрых полмесяца обсуждались ее эксклюзивные фотографии со всех концов света. Так чем же хуже японский школьник Тиномори Кенске? Этот закономерный вопрос я задал, когда услышал историю одноклассницы Ивана. Мать наверняка увезла Кенске нежиться под южным солнышком Окинавы. Но только интуиция подсказывала, что такие выводы не имеют под собой никаких предпосылок.

Учитель еще раз постучал в дверь.

- Зря вы сюда явились, ребята, - покачала головой соседка, не отходя от забора.

- А в чем дело? - пожал плечами Иван Дураков.

Он и не подозревал, что женщина поведает страшную историю, достойную стать сюжетом ужасающей истории. Оказывается, днем дом Кенске - самый что ни на есть обычное заурядное строение в Токио Ниххонском. Ничего подозрительного тут не происходит: доставляют молоко, привозят роллы к обеду, иногда заходили школьные учителя (как эти люди представлялись соседке). Но стоит тьме спуститься на город, фонарь, у которого я припарковал свой мотоцикл, погасал, и с чердака желтого дома летела целая стая летучих мышей. В доме раздавались душераздирающие вопли и какая-то женщина истошно орала. Но когда приезжала полиция, все становилось на свои места. Крики прекращались, а куда девались мыши - соседка не знала.

- А что, если там страшные кино смотрят? - улыбнувшись, отмахнулся Иван.

- Если бы, - шепнула соседка, в ужасе глядя на окна, занавешенные черными шторами. - Вы все еще хотите стать гостями этого дома?

- Нужно, - сглотнув, заметил программист.

Недобрые предчувствия поселились у меня в глубине души. Вспоминалась любимая, которая ждала меня в Москве. Нет, нельзя бесславно погибнуть в страшном доме на окраине Токио. И это придавало сил.

- Три человека являлось про душу хозяина, - чуть слышно говорила тем временем соседка.

Как выяснилось, Тиномори Кенске - сирота, и живет один в родительском доме, только скрывает это от полиции, чтобы его не забрали под опеку. Откуда подросток берет деньги, соседям не известно, но он оплачивает все кредиты умерших родителей и даже разговаривает по телефону их голосами. Вот артист, заметил Иван. Одного он понять не мог, откуда соседке все это известно. Но женщина, заметив в глазах гостя серьезные подозрения, тут же начала оправдываться: следит она за мальчонкой, потому что боится. Она даже пробралась в чужой дом и поставила камеры внутреннего наблюдения, пока Кенске отправился на учебу в школу. К сожалению, грызть гранит науки - не для такого лоботряса как он, поэтому и камер соседка успела установить только две штуки. Но и по ним стало ясно, чем занимается несовершеннолетний сиротинушка.

Родители Тиномори, вообще, были здоровыми людьми, никогда ни на что не жаловались. Мать - добрейшей души человек, то ли врач, то ли медсестра, а отец - из полиции. Но месяц назад оба скоропостижно скончались от сердечного приступа. А их отпрыск даже не плакал на похоронах. Нацепил какой-то пурпурный парик с челкой до подбородка и ходил, изображая траур. А три слоя туши на глазах так и не потекли.

- Боже, еще один гей! - взвыл программист, а я мужественно вздохнул.

- Нет, Тиномори - нормальный мальчик, - махала руками соседка, - просто он теперь одевается модно… Как эти… эмо, что ли.

- А, ну это совершенно меняет дело, - счастливая улыбка украсила лицо Ивана. - Так я все равно не понял, почему вы не хотите, чтобы я переступал порог этого дома.

И тут соседка и поведала самое страшное - три учителя из школы Нишимаши, что приходили к мальчонке в течение месяца, бесследно пропали после визита. Уж откуда этой женщине было знать, кто являлся про душу Кенске, и что с ними стало. Подозрительная особа - понял Иван.

- Хотя, нет, вру… Я прекрасно знала и учительницу математики Мегуми-сенсей, и физрука Вико-сэнсей, и преподавателя японского Фунэ-сэнсей, мои дети еще учились у этих замечательных людей. Но через несколько часов после визита сюда, всех троих нашли мертвыми!

Иван вздрогнул. Вот, оказывается, на что отправила его злосчастная физичка Макото-сэнсей. Смерти его она пожелала, в логово маньяка послала. Получается, убийца-то работает не в одиночку! Ничего, я ухмыльнулся, раньше сюда захаживали обычные педагоги, а не агенты из российского отдела странных явлений. И пусть только этот Тиномори попробует заточить свои вампирские зубки на Ивана Дуракова и меня, его напарника! Решимости у нас хоть отбавляй!

- Они погибли так же внезапно, как и родители Кенске, - развела руками соседка. - Поэтому хочу предупредить вас, в доме какое-то проклятье, лучше бы вы сюда не приходили.

А что поделать, Иван был обречен. Если он не попытается вернуть Тиномори в школу, то Макото-сэнсей устроит ему несладкую жизнь и вскоре добьется увольнения, как мы тогда будем искать преступника? Пока наши души блуждают по Ниххонии, Ивану ни в коем случае нельзя увольняться из школы.

- Такое чувство, - я подошел к крыльцу, оставив мотоцикл без присмотра, - что кто-то карает гостей этого дома.

Иван не мог не согласиться. Он еще раз постучал, но так как никто ему не открыл, он развернулся к соседке:

- Можно кое-о чем попросить, не могли бы вы передать парнишке, что к нему приходил Ба…

Парень не договорил, потому что женщина вдруг встрепенулась и в ужасе закричала:

- Только не говорите рядом с этим домом и внутри его своего имени!

- Почему это? - искоса глянул на нее я.

Соседка, бледнее смерти, еле держалась за свой забор и, раскачиваясь из стороны в сторону, причитала:

- У меня подозрение есть… что Тиномори Кенске имеет власть над теми, чьи истинные имена ему известны.

- Тогда и передайте ему, что заходил Бака-сэнсей, - улыбнулся Иван Дураков.

Обмануть смерть - вот, что предстояло нам на этот раз. Мегуми, Фунэ, Вико - это паспортные имена жертв. Бака - только перевод. И программист надеялся, что эту партию он выиграет наверняка.

- Ты играешь с огнем! - схватил я друга за локоть.

- Не с огнем, - оскалился программист, - а, возможно, с Судией!

Судия, Каратель, - кто он. Ни одной подсказки, скрытые IP-адреса, постоянно меняющееся место жительства. Кто-то говорил, что этот человек обитает в Хабаровске, кто-то видел его в Нижнем Новгороде. Один его друг уверял, что родина Карателя - Санкт-Петербург и даже называл имя этого человека. Но при проверке всех присланных данных Катя Дельская натыкалась на одно и то же - противоречия. Ни один из перечисленных не мог оказаться тем, кто называл себя громким словом Каратель. Некоторые люди просто пользовались схожими подписями, ставили цифры в конце ника или ухищряись перевести его на другие языки. Но все эти люди реально существовали, отвечали на отправленные им письма и довольно обходительно и вежливо общались с постучавшейся им Катей.

Некто, кого наркоманка с подмосковной дачи назвала Ночным, следовало б начать поиск с него. Девушка с легкостью вышла на сайт художников, о котором ей рассказала одна из пленниц мечты. И, действительно, под работами девочки висело несколько угрожающих комментариев от некоторого Ночного. Только его данные подключения совсем не совпадали с адресами найденных Дельской карателей.

Оставалась одна кандидатура на роль гневного критика Ночного. С которой была знакома и сама Катя. Напористый молодой человек лет двадцати от роду, который никогда не лез за словом в карман, и с которым следовало общаться предельно осторожно, чтобы он не разгневался и не унизил собеседника. И подпись у него была именно Каратель. Но чтобы такой человек мог поддаться глупости и очутиться в другом мире, откуда б он вершил судьбы других… Нет, такое вряд ли возможно. Кроме того, Катя не понимала, как этот человек мог быть знаком с Натальей Антоненко, если он постоянно критиковал кармамонов. И откуда мурманский псих знал Павла Залесского, нелюдимого извращенца из Москвы? Насчет Лёхи Петрова и его подружки-наркоманки, как раз все ясно. У одного купил диски втридорога, вторую раскритиковал на конкурсе комиксов. Помешанная на сэйлор-воинах студентка биофака, как оказывалось, тоже родом из Мурманска, так что, с ней-то Каратель мог запросто пересечься в реальности. Да и к ней, Дельской, у этого человека была одна претензия. Оставалось дело за малым: доказать, что мурманский Каратель сейчас лежит в коме - это проще простого, главное, отправить запрос в больницы Мурманска, и второе - найти связь парня с Залесским и Антоненко. И всё.

Если читать все, что писал Каратель в Интернете - весьма адекватный, образованный человек, добрый и отзывчивый… пока ему не наступали на хвост, и пока не появлялся рядом кто-то, превосходящий его в мастерстве клипмейкерства. Да, мурманский фанатик считался одним из лучших клипмейкеров среди фанатов, но не признанным аниме-журналами. Сколько б работ он ни отправлял в редакции, ни одна не находила одобрения.

Какие ласковые отзывы писал Каратель начинающим авторам, давал советы, на ссылки не скупился и даже организовал портал, на котором выкладывал пиратские дистрибутивы. Все на пользу творческим личностям. Но стоило новичку оказаться по уровнь выше своего наставника, как уничижительные комментарии не заставляли себя долго ждать. Кто-то плевал на них с Останкинской или Токийской телебашни и продолжал творить, а кто-то ломался и со слезами на глазах бросал творчество, оставляя его неотразимому Карателю.

Несколько критиков, как нашла Катя более подробную информацию о своем сопернике на ниве клипмейкерства, пытались научить Карателя некоторым приемам и предложить ссылки с полезными программами, но в ответ услышали лишь хамство и трехэтажный мат.

- Как это на него похоже, - потягивая зеленый чай, говорила себе Дельская, - Пылкий юноша, считающий себя пупом вселенной! Сколько их в сети…

Только не все носят столь пафосное имя. Катя нашла и последние работы давнишнего знакомого. Она не поссорилась с ним, нет, просто отошла на расстояние, чтобы Каратель случайно не задел ее своими коготками и не плюнул ядом в лицо. Он - творческая личность, ему надо самореализовываться. Только пусть практикуется не на мне - мудро рассудила Дельская, и с того дня публиковала свои работы на тех ресурах, где не присутствовал одинокий Каратель. Да, как выяснилось, друзей у мальчишки совсем не было. Кому охота находиться рядом с разрывной бомбой? Оттого и информации о язвительном критике, уничтожающем всех и вся, нигде не нашлось. Некому было направить поиск Кати в нужное русло. А провайдеры и хозяева сайтов вряд ли могли проследить за сообщениями, оставленными пару недель назад. Если даже Кирилл Илларионов уже не первый день ломал голову над головоломкой: 'Откуда этот Каратель'!

Запрос из Мурманска все не приходил. Словно больницы северного города сговорились против ОСЯ и решили не давать свою информацию. Катя листала страницы, Ира с Машей ей помогали, потому что юных любителей назваться столь громким именем и покарать половину земного шара нашлось больше тысячи. Хоть на курсовую работу по базам данных и распределенному поиску студентам выдавай - смеялся Илларионов.

- Катя, смотри, - Маша нервно тыкала в монитор их с Ирой компьютера.

Что же так разволновало ее, Дельская тут же уселась рядом и увидела весьма интересное и полезное письмо.

'Уважаемые администраторы сайта, я понимаю, что у вас и без моей писанины дел полно, но может быть, вы откликнетесь на мою скромную просьбу и запретите доступ к вашему ресурсу молодому человеку по имени Каратель. Дело в том, что я - его бывшая девушка. Я очень любила его… и на день рождения решила порадовать его клипом. Первым в моей жизни клипом. Я делала его долгих три месяца. Не спала ночами. Сама изучала программы, чтобы сделать человеку приятное. Мое творение понравилось всем. Только не ему. Скривившись, он посмотрел первые тридцать секунд и назвал это все попсой для малолеток. Он опустошил мою душу, фактически убил меня. Я была очарована им, восхищалась. А он смотрел на мой подарок, словно на очередную работу для препарации: покадрово, выискивая не аккуратно вырезанные фигурки и неровные стыки, ошибки в монтаже и прочие технические мелочи, которые не так важны, когда один человек признается другому в любви. Я не смогла больше быть рядом с этим циником. Но это еще не все. Я больше не в состоянии ни рисовать, ни писать, ни заниматься каким-либо творчеством. Каратель уничтожил во мне это начало своим доскональным разбором. И я не хочу, чтобы жертв этого человека становилось все больше. Поэтому прошу вас, закройте ему вход на ваш сайт. С уважением, Кристина'.

- А с девушками он не вежлив, - ехидно заметила Ира. - Тут вот еще одно похожее послание.

Там некая особа жаловалась на того же Карателя. Жалоба очень походила на письмо Кристины, за тем малым исключением, что злобный критик разнес в пух и прах работу лучшего друга той девочки, и парнишка тоже забросил творчество, оставив его таким людям, как Каратель: уверенным и целеустремленным.

- Зачем, вообще, листать всю эту переписку? - пожала плечами Дельская, еще раз перечитывая письмо Кристины. - Нам надо найти бывшую девушку Карателя, она-то нам все и расскажет.

Та самая Кристина жила в Апатитах и найти ее не оказалось проблемой. Илларионов с радостбю вызвался помочь девушкам, и уже через пять минут преподнес Дельской номер телефона. Так что, в скором времени в квартире анимешницы раздался звонок от агентов отдела странных явлений.

Тема разговора, надо сказать, совершенно не порадовала Кристину, и она попыталась побыстрее закончить разговор. Но Катя Дельская не могла так просто отпустить единственную зацепку. Маленькая хитрость, она представилась очередной жертвой Карателя, и бывшая его подруга принялась охотно изливать душу. Но только прогулки, цветы и прочие отношения между молодыми людьми не особо интересовали Катю.

- Ты мне имя скажи, - твердила она, - иначе мы не сможем его найти.

- Костя, - уверенно сказала Кристина, - Константин Зыков. А почему вы, уважаемая жертва, имели с ним отношения и не поинтересовались?

Закономерный вопрос, Дельская как-то и не подумала, что девушка, бывшая в близких отношениях с парнем, просто должна была знать его имя.

- До этого не дошло. Он представлялся как Каратель.

- Значит, он стал еще страшнее, - вздохнули по ту сторону трубки, - вся Мурманская область перестала заниматься творчеством и проводить фестивали, потому что мы были вынуждены признать величие Карателя.

- Теперь он взялся за Москву, - подливала масло в огонь Дельская.

Мегаполис - что может быть более лакомым кусочком для пожирателя талантов. Интересно, от чего Зыков дошел до жизни такой. Знает ли Кристина? Аккуратно, чтобы не травмировать и без того расшатанную психику девушки, Катя все же поинтересовалась.

Досье оказалось самым что ни на есть банальным. Отличник в школе, троечник в вузе, мальчишка, чья самооценка очень сильно пошатнулась. Школьная прима, которая с трудом сдавала сессии, несмотря на тяжелый труд и усердную подготовку к экзаменам, оказалась причиной столь резкой перемены в характере. Не мог неудачник-студент воздействовать на своих преподавателей, учебу не осиливал, а хотел стать лучшим, таким, каким его считали в школе благодаря щедрым подаркам учителям от родителей. Но сил не находилось.

- Насколько я помню, однажды Костя раскритиковал в пух и прах работу одного отличника из группы, и этот человек чуть не покончил собой. Его еле успели из петли друзья вынуть, - в голосе скорбь, - только Зыков сделал из этого случая совсем другие выводы. Нет, он не хотел становиться мягче к людям, не желал понимать их. Он осознал другое - если он уничтожит тех, кто стоит выше его, он станет лучшим!

Как ни странно, но успеваемость по гуманитарным предметам у Зыков улучшилась, и он перевелся с технического на филологический: там его жестокую болтовню и безапелляционные заявления слушали куда с большим удовольствием.

- Одним словом, - закончила Кристина, - в этом году Костя получит диплом с отличием. Если вылечится…

- Постой, - тут же перебила ее Дельская. - Ты рассказала совсем немного! А как же аниме! И от чего вылечится?

На том конце провода рассмеялись. Грустно и обреченно. Словно то не Каратель посылал всех на смерть, а его бывшая подруга решила отомстить и подставить мальчишку. Казалось, девушка не рада была своему увлечению японской анимацией только потому, что встретила среди фанатов Костю. Ничего, это поправимо, Катя во что бы то ни стало решила вернуть девушке и волю к творчеству и любовь к тому, к чему душа ее тянулась. Если, конечно, тянулась. А пока Кристина рассказывала о том, что после перевода на филологию Косте стало скучно в жизни. Его критику и заявления стали принимать как должное, борьбы почти не ощущалось. А охотнику требовались жертвы, он, 'убив' однажды, уже не мог остановиться.

Наивные девочки, мечтательные мальчики, увлекательное творчество - вот где нашел Каратель тех, кого он мог уничтожать. Сначала он был слаб, а когда набрался силы, то стал применять те же принципы конкурентной борьбы, что применил однажды к отличнику с технического факультета. Доброй улыбкой и ласковыми словами он заманивал жертв в свои сети. Счастливы те, кто слаб, они никогда не были конкурентами Карателю. Но не все, кто бросал этому страшному человеку вызов, оставались в живых после финальной схватки.

Сколько самоубийств на совести Карателя Кристина не ведала и знать не желала. Но уходов с творческих ресурсов - не счесть. Кто-то бросил переводы, кто-то - рисование… Слабые духом уступали дорогу сильному.

- Нет, милая, - тихо сказала Катя в трубку, - это твой Костя - слаб.

- Отчего же? - удивление… за сотни километров Дельская чувствовала это. - Он растоптал столько человек.

- Вот именно, растоптал! Будь он силен, он не уничтожал бы, а сражался честно, побеждал бы своими руками! А так… он трус, который просто лишает окружающих самого дорогого, что у них есть. Жаль, что ты, Кристина, бросила творчество. Ты показала ему, что слаба.

- Откуда… - она захлебнулась слезами. - Откуда вам, известно о том клипе, что я дарила Косте? Вы его родственница?

Холодный, почти бесчувственный ответ:

- Нет, Кристина. Я из спецслужб.

Гробовое молчание.

- Каратель, то есть Зыков, - словно делая рапорт Шаулину, отчитывалась новобранка, - оказался жертвой преступления. Или преступником. Надо доказать. Скажите, от чего лечится Зыков?

- Гопники его в подъезде ножом это… - мямлила Кристина, - по крайней мере, я такие сплетни слышала… Вроде бы в тяжелом состоянии, уже почти месяц в сознание не приходит.

- Спасибо за помощь! - отрезала Дельская, это она и хотела узнать. - И мой тебе совет, дорогая Кристина, постарайся перешагнуть обиду, что причинил тебе этот человек. Как он перешагнул твою любовь, пытаясь достичь ложного совершенства.

- Я подумаю, - прошептали в трубку.

Огромный неподъемный камень лежал теперь на сердце у Дельской. Все эти Антоненко да Залеские - это мелкие вредители по сравнению с пытающимся самоутвердиться Карателем. Самое главное не то, скольких человек он убил в виртуальном мире. Ужасней всего - он оставался безнаказанным. И если такому человеку в руки достанется оружие, с помощью которого он смог бы убивать на расстоянии, Катя не сомневалась, такой человек поспешил бы им воспользоваться.

'Тетрадь Судеб', страшное аниме, известное своим английским названием 'Destiny Note', пришло на ум Дельской.

- Не упаси Господи, - шепнула она, - если Карателю в руки попадет эта тетрадка. Мне кажется, что вашим мужьям, девочки, нужна подмога этих… как их там… четырехмерных.

- Богов, что ли? - догадалась Ира.

- Да, - безапелляционно заявила Катя и принялась готовить подробное письмо для Ивана Дуракова.

Женщина - самое загадочное создание во всем мире. За сто лет жизни Санджи Киномото познакомился не с одной дюжиной красавиц и мог поклясться, что прекрасно изучил женскую психологию. Никогда не подходи напрямую - правило первое. Только попробуй сказать: 'Дорогуша, давай познакомимся!' - как ты очутишься в черном списке прекрасной незнакомки.

И хватило же ума у Киномото как юному несмышленышу выложить в тронном зале, что он приехал свататься к прекрасной царевне. На счастье ниххонского наместника в общем переполохе никто не придал его словам должного значения, что очень облегчало задачу. Узнай мать погибшего фараона, что чужестранец явился про ее душу, несладко бы пришлось гостю: и катану вмиг бы измазали кровью, и отсутствием алиби воспользовались, - лишь бы спровадить навсегда из дворца назойливого жениха на корм крокодилам или гиенам.

А пока женщина в печали, можно и разузнать чего. И знакомство начинать следует вовсе не с красавицы вдовы (или сестры) господина правителя, а с его приближенных.

На правах гостя Киномото прекрасно устроился во дворце. Ему вдова и комнату выделила, и одеждой попросила обеспечить. Только Санджи очень не хотелось заматываться в предложенную ему белую простыню, да и шелковое кимоно ему нравилось куда больше. В таком наряде куда легче соблазнять красавиц, правда, в дни всеобщего траура глазки наместнику строили только служанки. Симпатичные, надо сказать, девушки, только не за ними прибыл в Уасет чужестранец.

Кия - непреступная крепость, понял наместник из рассказов советника и военачальника. Эта женщина за всю свою жизнь любила и любит только одного человека, своего покойного мужа. Да, она не отказывала в ласках и почтенным приближенным ее сына, когда они прятали принцессу Митанни от гонений старшей дочери почившего короля. Но это лишь плата за спасение. Хоремхеб в те дни чувствовал, что Кия отвечает ему нежным взглядом только в благодарность за спасенную жизнь.

- Значит, у меня совсем нет шансов, - расстроился Санджи, когда он непринужденно беседовал с Манпехтира и чужестранкой по имени Юрия.

Девушка за несколько дней очень сильно привязалась к начальнику стражи, называла его своим спасителем и боялась и шаг ступить в сторону. Покорная жена - так окрестил бы ее Санджи. Она оказалась в этом мире по воле случая из-за какого-то старого пророчества или предсказания. Девушка была родом, о счастье господина Киномото, из Москвы и даже знавала Ивана Дуракова и работала с ним на один и тот же отдел. Всё связано настолько прочто, понял ниххонский наместник, что этот узел не разрубить ни одним топором. Юрия, положив руку на сердце, клялась, будто фараон, оплакиваемый всем народом, скорее всего, не погиб, его перенесло в далекое будущее вместе с Иваном и его сестрой. Девушка страдала и плакала, но понимала, что ей суждено остаться в не родном ей мире навеки. Путь домой искать просто-напросто бесполезно.

- Не против, если я закурю? - чтобы снять напряжение спросил наместник, доставая из рукава пачку.

- Поделись со мной, - вдруг протянула руку Юрия.

Менпехтира было удивился, но девушка, обняв стражника за плечо, что-то ласково нашептала ему на ухо, и тот смирился и отошел в противоположный угол балкона. Санджи затягивался с превеликим удовольствием. Табак помогал его мыслительной деятельности, а заодно и воодушевлял.

- Откуда вы знаете Ивана? - сухо поинтересовалась Юля.

- Зачем вам это?

- Мне надо знать, что он жив! Какого числа 2007 года вы его видели?

- Конец ноября, если вам это о чем-то тут скажет. И с ним был Неб. Тот самый, которого вы тут хороните. Он помог мне добраться сюда, чтобы я смог сосватать себе принцессу Кию! - Киномото понимал, что только один человек во всем городе, Юрия, способен понять его и выслушать.

- Они живы? - тут же выпалила она, а потом в ужасе посмотрела на обернувшегося в их сторону стражника.

Угрюмый Менпехтира, насупившись, подошел к мирно разговаривающим чужестранцам и начал выпытывать у Киномото все, что тот знает. Но такого собеседника Санджи иметь очень не хотелось, поэтому хитрый ниххонец, имевший за плечами не один год работы в спецслужбах, лукаво улыбнулся и наплел воину из древности о богах, которые сегодня не в духе и не желают, начальник царской стражи занимался подслушиванием чужих разговоров.

- А лихо ты его, - улыбнулась Юрия. - Так, давай в двух словах, Ваня что, жив?

- Конечно, - шепнул Санджи, - и Неб тоже. А то…

Он не договорил. Счастью девушки не нашлось и предела, и она не желала больше ничего слушать. Она чуть ли не хлопала в ладоши и не танцевала на балконе в дни траура.

- Мне не ведомо, кто тот парень, которого похоронят в этом городе, но это двойник, клон, или я не знаю, как это еще можно назвать… Ты хоть понимаешь, о чем я?

Юрия охотно кивала: во всем этом древнем мире, где каждый встречный готов был в любой момент свалиться на колени и молить о милости богов, она наконец-то встретила родственную душу, розововолосого японца, который мыслил категориями двадцать первого века и вполне адекватно воспринимал ситуацию. Только почему-то этот Санджи на полном серьезе отнесся к пророчеству высших насчет замужества девушки, а потом попросил достать листок бумаги или любую другую пригодную для рисования вещь.

- Карманный комп сойдет? - этот вопрос поставил Санджи в тупик.

У него самого было при себе подобное устройство, но он предусмотрительно выключил его, чтобы не расходовать заряд батареек в эре, где отсутствует такое понятие как электричество. Но экран мобильного компьютера и палочка оказались японцу куда более удобными, нежели лист бумаги и ручка.

Следующей приятной неожиданностью для Санджи оказалось то, что его коллега по несчастью, очутившаяся тут волею судьбы, не только прекрасно разбирается в математике, но и работает на отдел странных явлений, кой ему самому пришлось покинуть в середине тридцатых годов. Такой удачи Киномото мог ожидать только в оптимистичном аниме. Сообразительная толковая девушка, которая понимала все с полуслова. А когда речь зашла о Создателе и Лесе Судеб, так и вообще, вступила в такой дискут, что наместник начал чувствовать себя неполноценной личностью.

- В общем, все понятно! - заключила Юрия, когда тот закончил свой рассказ. - Мы имеем дело с клоном, которого надо похоронить и объяснить всем в городе, что это настоящее тело их любимого правителя, так?

- Именно, - улыбнулся Санджи. - Только, Юрия-сан…

Наместник потупился и густо покраснел. Не затем он явился в Уасет, чтобы убеждать кеметский народ в гибели их правителя. Собеседница вся во внимании готова была внимать каждому слову японца.

- Прикурить не хочешь? - он снова достал пачку, и Юрия охотно присоединилась.

И только надышавшись табачного дыма, Киномото повторил о цели своего визита.

- Кие и царице придется рассказать все, как считаешь, они не проболтаются?

- Не думаю, - уверила его гостья из будущего. - Только вряд ли они тебе поверят.

- А если я приду к ним в обличье бога?

Девушка пожала плечами:

- А попробуй.

Такого фиаско Санджи Киномото ни разу в жизни не испытывал. Он считал, что учел все до мелочей - изучил все загруженные на компьютер Юрии статьи о древнем Египте, который почему-то называли Кеметом, сварганил себе голову самого симпатичного по его мнению бога и явился в таком обличье к госпоже Анхесенпаамон.

Сокол - птица гордая и вольная. И имя у бога простое и запоминающееся - Ра. Но от лица этого создания рассказать правду наместник не успел. Царица дико заорала, тут же обозвала его посланцем Сета, благо, что запущенный в голову наместника ларец с косметикой не достиг своей цели. Но пинки от стражников - тоже не сахар, особенно, когда при себе нет тюбика с мазью от синяков.

- Наверное, Ваня их чем-то спугнул, - развела руками Юрия, когда вечером Санджи, придя в дом верховного жреца, у которого жила девушка, рассказал о своих похождениях.

Хорошо еще, что на голове у влюбленного неудачника в момент изгнания из дворца оказалась маска, не то синяков под глазами и сломанного носа было не избежать. В этом мире даже волшебной манги нет, чтобы за считанные минуты вывести следы побоев.

- Но как мне рассказать царице и Кие, что я знаю? - не унимался Киномото. - Если они поймут, да они станут меня на руках носить! И почему ты, Юрия, заставила царицу написать хеттам? Зачем ей этот царевич?

- Так надо, - поджав губу, заявила гостья из будущего.

Она не знала, что ее покровитель, начальник стражи, слышал весь их разговор.

- Значит, Анхесенпаамон желает выйти за хетта? - грозно спросил он, встав между болтающими.

Юрии не оставалось ничего, только кивнуть. Она понимала, что сама только что собственными руками подписала смертный приговор хеттскому принцу и Анхесенпаамон. Но так было надо, об этом говорилось в энциклопедических статьях. Значит, вот как оно произошло. Девушка сама написала эту главу в истории древнего мира. Гостья из будущего не имела права менять прошлого. И раз она предложила идею о замужестве, ей же, пусть и неосознанно, пришлось разрушить эту надежду.

- Боги, - ухмыльнулся Санджи, ехидно глядя на Менпехтира, - опять на досуге нашептали мне, что сегодня снова выдался неудачный день для подслушивания чужих разговоров.

Уловка работала безотказно, и набожный кеметский воин тут же ретировался. Киномото прекрасно понимал, что тот отправился во дворец готовить заговор против хеттского принца, но историю не обмануть дважды. Если кто-то сумел изъять из этого мира молодого фараона и заставить его работать на российский отдел, то Заннанза - это будет уже слишком. А коли поверить россказням Ивана Дуракова, то, спустя некоторое время агенты изъяли из этой эпохи и царицу Анхесенпаамон, кстати, не без скандала. Да и Санджи явился сюда не покурить с российской подданной, а утащить прекрасную принцессу. Проходной двор, да и только!

- Заннанзу спасем несколько позже, жалко парня, - протянул наместник Ниххонии, - я намекну Ивану, он посодействует. А пока нам надо соблазнить Кию. Какие предложения?

Юрия молча смотрела в потолок и изредка затягивалась презентованной ей наместником сигареткой. Курево на исходе пятого дня пребывания Киномото уже заканчивалось, поэтому к табаку сотрудники ОСЯ прибегали только по мере крайней необходимости в условиях мозгового штурма.

- Вот представь, ты принцесса Митанни, у тебя только что погиб сын, и тут к тебе является прекрасный наместник из далекой страны и предлагает руку и сердце, что ты сделаешь?

- Пошлю его на… - четвертое слово Юрия сказала тихо, что Санджи его еле расслышал.

- А кого ты не отправишь с столь дальнее путешествие? - не унимался наместник.

Того, кто воскресит сыновей и мужа. Хороший ответ. Сыновей - пожалуйста, а вот благоверного - увольте, на ком тогда Киномото жениться будет? Оставался один план, который наместник держал на самый последний случай и, похоже, именно его и приходилось осуществить.

Проснувшись утром, госпожа Кия не увидела у подножия своей кровати верных слуг. Зато там, на коленях сидел гость из далекой страны и протягивал ей поделку неизвестного происхождения. Всю свою сознательную жизнь митаннийская принцесса считала, что лотосы растут в водоемах, пальмовые листья - на соответствующих деревьях, а палки используются для того, чтобы их рабы подбрасывали в костер.

Но Киномото нарушал все представления принцессы. Потому что в руках он держал глиняный горшок, из центра которого торчала уродливая общипанная палка, рядом с которой красовался и полузасохший пальмовый лист, а вокруг еще одного такого уродца, взятого невесть с какого дерева, вились лотосы, чьи лепестки, словно тряпочки свисали вниз.

- Вы что себе позволяете, чужестранец? - надменно поинтересовалась Кия, не очень приветливым взглядом окинув незваного гостя.

Она - дочь короля, жена (не важно, что вторая) фараона, мать теперешнего правителя… а кто он. Говорит - наместник. Таких в Кемете зовут номархами. Не самая высокая должность у этого мужчины в своей Ниххонии. И чего ему надо от нее, недосягаемой и прекрасной.

- Я хотел сделать подарок прекрасной королевне, - закрыв глаза и наклонив голову, тихо сказал Санджи и протянул принцессе свою композицию.

- Дарили мне слуг и рабынь, коней и кошек, золотые украшения и роскошные сундуки с драгоценными камнями из дальних стран. Но ни один, слышите, господин Киномото, ни один чужестранец не приподносил мне такую…

Фигню. Закончил за принцессу Санджи, но Кия сама решила дать точное определение подарку наместника:

- Такую безобразную безвкусную вещицу, которой нет никакого применения!

- Как же? - узкие глаза Санджи расширились по максимуму.

Он теперь неотрывно смотрел на возлюбленную, не понимая, что ей могло не понравиться в икебане, которую он сделал из растений, произрастающих в царском саду. Наместник поставил композицию на пол и принялся объяснять обиженной женщине, что у него на родине икебана - это подношение богам, и что такой подарок возводит госпожу Кию на один уровень с ними.

- О, если боги вашей страны столь примитивны, что в качестве жертв принимают засохшие цветы, то я не хочу становиться рядом с ними.

Укоризненный взгляд выразительных серых глаз, полный ненависти и пренебрежения: Санджи начинал понимать, что сооруженная им за несколько дней икебана совершенно не впечатлила митаннийскую принцессу. Хотя наместник прекрасно осознавал - на то Кия и принцесса, чтобы показывать свой вздорный характер и заставлять ухажера выложиться по полной в демонстрации своих серьезных намерений.

- Это не жертва, - обиженно произнес наместник, поднимаясь и вновь протягивая принцессе подарок, - это знак почтения. Поэтому, о прекраснейшая из прекрасных, я хочу возвести вас в ранг богинь, и хочу каждый день радовать вас своими икебанами. Икебана - это моя душа! Цветок - это символ вечной жизни…

- Ничто не вечно, да будет Анубис свидетелем моих слов… Неужели вы не видели, что погиб мой сын?

Какой хороший повод, чтобы выложить все, что известно наместнику! Довольная ухмылка украсила лицо Санджи, и он выпалил:

- Я видел лишь тело, которое не принадлежало Небу.

- Ну да, - согласилась принцесса, - душа его спустилась тропами Дуата. Но для нас тут, в Уасете, он умер.

- С этим я соглашусь, а вот насчет Дуата - вы поспешили. Он не там, клянусь всеми фрактальными дырами!

Непонимание, гнев и ярость смешались в душе принцессы, когда она, соскочив с кровати, подбежала к двери и принялась кричать стражу. Если верить написанному в статьях у Юрии-сан, подумалось Санджи, то мать подумала, будто сердце ее сына сожрало страшилище по имени Амт. Шинигами на смех это страшилище! Киномото прекрасно понимал, что оказаться в аду не желал никто, а уж мать сыну такой участи явно не хотела. Но все попытки объяснить, что душа могла не попасть ни в рай, ни в ад, а отправиться в Москву на три тысячи лет в будущее, оказались неудачными.

- Забирай свое нелепое подношение низчайшим богам и проваливай! - приказала принцесса. - Пока не пришла стража! И чтобы ты мне больше на глаза не попадался, гость из проклятой Ниххонии, да сожрет и тебя Амт на страшном суде!

Припоминая, что устроила несколькими днями раньше Анхесенпаамон, Санджи решил не рисковать своим здоровьем и исчезнуть из комнаты принцессы до того, как к Кие ворвется с десяток вооруженных охранников.

Таким неудачником Киса себя еще не чувствовал. Впервые женщина назвала икебану нелепицей, отправила его в длительную прогулку по аду и не захотела видеть его персону рядом с собой. И даже Юрия не смогла утешить его страдающую душу.

- Проваливай, - фыркнул тот на Менпехтира, словно тень появившегося за спиной девушки, - не видишь разве, что боги не желают помогать людям.

- Хватит прикрываться чужими богами, человек из далекой страны, - хлопнул его по плечу стражник, и в его грустных карих глазах Санджи прочитал давно искомое сострадание. - И не притворяйся, что прибыл в Кемет для установления дружественных отношений между государствами. Все я вижу прекрасно! Госпожа Кия покорила ваше сердце!

Что скрывать, и сам Менпехтира когда-то неравнодушно относился к митаннийской подданной, которую ему приходилось спасать от нападок старшей дочери фараона много лет назад. Непростые отношения складывались в семье и ее окружении. По уши влюбленный в красавицу Меритатон мужчина помогал скрываться ее мачехе. И неизвестно, чем бы закончилась жизнь приближенного царского двора, если бы в Кемете не появилась жгучая брюнетка по имени Юрия. Он понял, что перед ним предстал не только идеал женской красоты, который смог затмить в его глазах жену и дочь покойного Эхнатона, но и сильная личность, способная справиться с любыми неприятностями. Красивая, умная, страстная, волевая женщина - все это объединилось в одном теле, принадлежавшем девушке из неизвестного Менпехтира государства. Перед Юрией меркла и скромная Кия, и властолюбивая Меритатон. Такой женщины просто-напросто не было в Кемете. Но она пришла. И начальник стражи понял - хватай, пока она не стала чьей-то чужой женой. Так что, митаннийская подданная уже потеряла к себе всякий интерес со снороны Менпехтира, и он с радостью согласился помочь невесть откуда взявшемуся влюбленному чужестранцу обрести свое счастье.

Эта женщина, дочь митаннийского короля, как следовало из рассказа стражника, любила только Эхнатона. Остальные приближенные, возжелавшие стать ей мужьями и опорой в жизни, становились лишь любовниками, и больше чем на одну или две ночи принцесса их к себе не пускала. Сколько всего испробовали главнокомандующий кеметской армией Хоремхеб и регент молодого фараона, чтобы хотя бы привлечь внимание этой женщины - ничто не растопило ее сердца, заледеневшего после кончины мужа.

Заморские диковинки могли стать хорошим орудием в достижении этой цели. Но если Кия не изошла от радости, когда чужестранец преподнес ей икебану, то вряд ли ей придутся по душе другие странности японца.

- А ты попробуй, Санджи! Попытка - не пытка! - крепко сжала его ладонь Юрия.

- Пытка, - вздохнул наместник, - скоро стража найдет себе увлекательное занятие, точнее игру - догони Санджи Киномото и поддай ему под зад!

- Третий раз волшебный, действуй! - не переставала пострекать его москвичка.

Да и сам наместник не против, потому что в его голове зрел очередной гениальный план.

Когда на следующее утро Кия выглянула из окна, она не узнала сада. На финиковых пальмах, растущих неподалеку, появилось что-то белое и корявое. Ох уж этот чужестранец, любитель уродливых подарков. Припоминая вчерашнюю икебану, Кия недовольно отвернулась и ушла вглубь комнаты. Но тут же в дверях нарисовался ненавистный ей наместник из далекой страны.

- Как вам оригами, прекраснейшая из прекрасных? - схватив принцессу за руки, он упал на колени, а потом расцеловал ее ладони.

- Этим гнусным словом, порождение Сета, ты называешь развешенные на пальме кусочки папируса? - сощурившись, она смотрела на назойливого чужестранца.

Санджи принял ее игру. Она всеми силами пыталась унизить его, а он - познакомить с культурой и традициями своей родины.

- Может, для вас, госпожа, это только кусочки папируса, но для меня складывание журавликов обернулось мазолями на пальцах. Какую твердую бумагу вы используете при дворе!!!

И он, закрыв лицо руками, сделал вид, что расплакался. Все сказанное им - чистая правда, но он решил усилить эмоции, демонстрируя принцессе свои страдания.

Да как она могла назвать кусочками папируса то, что долгое время считалось в Японии искусством для высшего сословия. Только императоры и их приближенные владели секретами складывания различных фигурок из бумаги. Чем они и радовали не только детей, но и своих возлюбленных. И как эта митаннийская невежда только могла наделить это не самыми лестными эпитетами. Да это оскорбление всему народу, выходцем из которого является Санджи.

- Каждый уважающий себя человек должен владеть искусством оригами, неужели вам этого не понятно?

- Я готова чтить ваши традиции, господин Киномото, - отошла подальше от неместника Кия и посмотрела на висящие на пальмах фигурки, - но при условии, что вы перестанете навязывать мне свою культуру и не будете столь навязчивы во время траура!

Опять та же песня… Что же, Санджи готов продолжать давление на принцессу и пытаться довести до нее то, что ему было известно.

- Но для меня нет траура!

- Значит, у вас нет сердца! - парировала принцесса.

- Оно есть, и оно разрывается от того, что две очаровательнейшие женщины этой страны льют слезы без повода!

- Стража! - завопила Кия, бросив в сторону Киномото полный ненависти взгляд.

Она слишком сильно любила и мужа, и покойных детей, и не могла себе позволить выслушивать циничные заявления от какого-то хамоватого чужестранца.

Третий раз, говорите, волшебный? Санджи понял, что никакой магии число три не имеет. Дальше следовало четыре. В японском этот иероглиф схож со знаком смерти. И если поддаться суеверию, то не составит трудности догадаться, чем может закончиться очередной поход наместника в покои митаннийской принцессы. Оригами и икебана ее не воодушевили. Остался еще один не менее прекрасный вид искусства, против которого не могла устоять ни одна женщина. Если у нее есть сердце, то она не уйдет равнодушной, прослушав японскую поэму.

Ладно, использую папирус по назначению, решил Санджи, беря у Юрии очередной свиток и палочки для письма. Хоть что-то в этом допотопном мире напоминало Киномото инструменты с его родины. Палочка, конечно, не кисточка, но иероглифы ей писать достаточно удобно.

На этот вечер он не стал ныть по поводу неудавшейся любви и непреступной женщины-крепости по имени Кия. Он прошел на крышу дома уважаемого начальника стражи и, расстелив там папирус, принялся вспоминать хокку известных поэтов. Вдохновения у наместника хоть отбавляй - ночь, полная луна, факел на крыше, он, сгорбившийся сидит и чешет палочкой в затылке… и пишет тристишие за тристишием о таинственной незнакомке в черты которой он влюбился, взглянув в глаза ее сына, о женщине, чье сердце и душа переполнены трагедией и горестью утраты, о той, которую он готов забрать с собой и сделать самой счастливой во всех подпространствах вместе взятых.

Слова лились рекой… Уж что, а найти объяснение в своих чувствах Киса умел всегда. Но ни одна прекрасная незнакомка до сих пор не ответила ему взаимностью. Кто-то говорил, что ворует он стихи у Басё, некоторые узнавали в словах Киномото стиль Бусона. Однако на этот раз наместник завоевывал сердце не японской женщины, которая не то, что о хокку ничегошеньки не знала, но и оригами да икебану в душе не принимала.

Песня - последнее и самое сильное оружие. И в стихе надобно поведать принцессе всю правду о ее сыне! Только так, думалось наместнику Ниххонии, эта женщина сможет его выслушать и понять. Одно смущало поэта, сочиняющего гениальное произведение в ночной тишине, - читать свиток будут слуги, а им не стоит знать, что Неб жив. Если в стране это станет известно, начнется переполох. Хотя, эта проблема решалась очень просто - прочитать стихи надо самому, несмотря на страх быть изгнанным и убитым.

Четвертый поход в покои к любимой женщине. Смерть? Нет, разговор о смерти… Это и вынес Киномото в заголовок своей поэмы.

Яркий лунный свет!

На циновку тень свою

Бросила пальма.

Бабочек легкий рой

Вверх летит, - воздушный мост

Для моей мечты.

Санджи на пути!

А в сердце его -

Кия и любовь.

Строки, которые в несколько видоизмененной форме в семнадцатом веке напишет Кикаку, очень хорошо подходили под настроение наместника. Он наизусть знал многих поэтов Японии, вспоминать оказалось очень легко, особенно, под влиянием вдохновения и влюбленности. Поэтому, не задумываясь о том, кому на самом деле принадлежало авторство, Санджи выводил на папирусе красивые японские иероглифы.

Камнем бросьте в меня!

Цветок лотоса

Я обломал…

Ради любви!

От нее, недоступной,

Глаз не отвести…

Все чувства в слова - иначе она не поймет, опять позовет охранников, и те прогонят чужестранца прочь. И только его происхождение позволяло ему не оказаться на каменоломнях и продолжить борьбу за сердце любимой женщины.

Так, хватит хвалебных речей, пора переходить к делу и открыть все, что известно Киномото. Как там писал Кикаку на смерть жены друга… Стихотворение тут же всплыло в памяти, и Санджи продолжил рисование иероглифов и сопутствующих картинок в стиле манги.

Где Неб? О, что сталось с ним?

Расстался с жизнью, и теперь

Он - как море в тихий день.

Но это ложь!

Как сакура,

что зацвела зимой.

Тридцатый после смерти день,

А будто бы вчера его не стало.

Плакучей ивы тень.

Нет, что-то не то, не так явно выражены мысли! Куда проще написать об этом в прозе: 'Кия, твой сын живет в Москве, но ему не дозволено возвращаться на родину! То, что вы похороните в Уасете - это фальшивка, подброшенная богами!' Портить стихи столь длинной фразой не хотелось, поэтому наместнику предстояло уложить эту мысль в тристишия, по семнадцать японских слогов в каждом. Жаль, что классикам подобной ситуации не ведомо, придется разбавить чудесную поэму корявым слогом господина Киномото.

Боги мудры.

Спася любимчика от смерти,

Придется людям врать.

Погребение царя.

Плач рабынь разносится

В долине Хапри.

Так надо.

Никто не должен знать,

Что мумия - подмена.

Не плачь, любимая.

Ты просто человек,

Которому солгали боги.

И на плечо твое

Опустившись, заснет доверчиво

Бабочка.

Она знает,

что наместник Ниххонии -

правду сказал.

Вроде бы, все. Осталось только одно, самое главное трехстишие. Но стих Бусона так красноречиво выражал схожие мысли…

Иду и иду,

А сколько еще идти да идти

По летним полям.

'Кия, я без тебя жить не смогу! Неужели ты переживешь смерть еще одного близого человека?' - это уже само легло в оставшемся уголке свитка.

Ох уж этот господин Киномото, говоришь ему - не навязывать свою культуру. А он то уродливый букет тащит в покои, то пальмы украшает скомканным папирусом и называет это журавликами! А на следующее утро он развесил над выходом из комнаты свиток, изрисованный странными значками, в которых не угадывалась ни кеметская, ни хеттская письменность. Интересно, конечно, разглядывать, как черточки, словно гибкие ветки, переплетаются между собой. Только от этого смысл начертанного не становится понятнее.

- Посмотри, Анхесенпаамон, - пожаловалась Кия, показывая невестке очередной подарок заморского гостя. - Мне уже становится интересно, что он приподнесет мне завтра утром.

- Остается только сделать сеппуку и порадовать прекрасную принцессу моими непревзойденными внутренностями! - улыбаясь, вышел из-за ширмы Киномото.

- Хорошо, сделаете, - не долго раздумывая, заявила митаннийская принцесса, - не придется тратиться на услуги парасхита, но прежде, будьте так любезны объяснить, что за сетова грамота висит над дверью?

Две женщины, которым и нужно знать правду, в одной комнате. Рядом с ними слуги - это не проблема. Санджи натренировался на начальнике стражи и умел красноречиво изгонять лишние уши. Боги накажут того раба, который услышит то, что они просили передать царям. Отличная отговорка, и пятеро девушек, сопровождавших Кию и Анхесенпаамон тут же удалились. Да, они не собирались бесславно погибать, и это радовало Киномото - настал момент истины. Приосанившись, он начал напевно читать поэму.

- Это… правда, - закрывая рот рукой, прошептала Кия, когда наместник закончил. - Все, что вы написали - правда?

Трудно поверить, если не видел собственными глазами.

- Да, почтенные, - поклонился женщинам наместник, - я разговаривал с Небом, я держал Ивана за руку, и могу вам поклясться, что они живее всех живых. Но им не позволено возвращаться сюда. Никто не должен знать о подмене Богов. Люди должны верить, что они хоронят настоящего правителя. И только вам, о прекрасные, я раскрыл свою тайну… Как жаль, что вы не хотели меня выслушать сразу!

- Правильно! - фыркнула Кия, поправляя сбившуюся набок прическу. - Господин Киномото, вы прятали свои слова за ненужными красотами.

- Красота, - положив руку на сердце, говорил Санджи, - кратчайший путь к сердцу женщины, которую я люблю всей душой!

Только взаимности нет. Но про это наместник решил пока умолчать.

С этого дня жизнь во дворце переменилась. Стражникам отдали приказ уступать дорогу господину Киномото, кланяться ему, словно мимо них проходит сам фараон, и ни в коем случае не оскорблять гостя и не пытаться прогнать его прочь. Не важно, что Санджи еще не услышал от любимой принцессы заветного 'Я тебя люблю!' это стало лишь вопросом времени. Журавлики из папируса, икебаны из веток пальм и прочие японские украшения теперь появлялись не только в покоях Кии и Анхесенпаамон, но и на кухне и даже в хранилищах зерна. Останься Санджи во дворце чуть дольше, не миновать Кемету очередного культа восходящего солнца. Тогда бы каждой семье приказали бы поставить у входа в жилище по икебане, а в парадных углах развесить папирусных журавликов.

Дальше - намного серьезнее - новая графика, трехстишия и совершенно другие музыкальные инструменты. Но до этого, к счастью, не дошло…

И причиной тому стала госпожа Кия. На третий день после того, как она узнала о том, что сын ее жив, только уехал куда-то далеко, митаннийская принцесса решила возвести Санджи на кеметский престол. Киномото, конечно, особо не противился, он лишь надеялся, что любимая все равно не долго продержит его в должности правителя и вскоре убежит с ним в Ниххонию. Оставалось только дождаться дня похорон поддельного Неба, каких-то два месяца. А потом - коронация.

Но не все оказалось так просто. Несмотря на титулы, жизнью Кии в Кемете управляли приближенные, в частности, начальник стражи, кой на полном серьезе вознамерился взять в жены девушку из Москвы. Не может чужестранка, хоть и мать фараона, унаследовать престол! Ладно, тогда Кия заявила, что выдаст за Киномото Анхесенпаамон.

Но тут запротивился наместник Ниххонии, и чуть не проболтался, что через два года в страну явится-таки Неб, чтобы отвезти свою сестру в далекое государство и выдать ее замуж за тамошнего царевича. Да и сама царица не очень радовалась такому исходу событий, так как до сих пор всей душой надеялась выйти за прекрасного принца Заннанзу. Но и этот миф Санджи развеять не мог. Узнай царица, что ее замысел не удастся и что несколько дней назад Эйе отправил на север небольшое войско с приказом убить жениха-хетта, вся история человечества может пойти совсем другой дорогой. И неизвестно еще, куда эта дорога приведет.

Закончилась вся история тем, что Хоремхеб прелюдно назвал Кию умалишенной, которая тронулась рассудком после смерти сына, и призвал всех не обращать внимания на ее речи. Обидно, да. И Киномото, который постоянно следил за своей любимой, не раз снимал ее со стены, когда мать Неба намеревалась спрыгнуть вниз.

- Я случайно проходил мимо, - до ушей улыбался японец и страстно целовал спасенную от смерти самоубийцу.

А потом принимался объяснять, что уход из жизни - это целое искусство. Нельзя так просто сигать со стены или вспарывать живот. Тут должна быть веская причина, по которой человек решается столь серьезный поступок. И не достаточно унизительных слов военачальника, чтобы сводить счеты с жизнью.

- Отправимся в Ниххонию, - однажды, в очередной раз спася от смерти митаннийскую принцессу, вдруг предложил наместник. - Там каждую весну цветет сакура, там тихо и спокойно, нет ни хеттов, ни верховных жрецов, ни интриг!

- Но в этом моя жизнь!

- От которой ты сама хочешь избавиться! - тут же нашелся Киномото. - Умереть или уйти в другой мир. Какая разница. Что ждет человека после смерти - не ясно…

- Он спускается тропами Дуата, проходит через суд и…

Санджи не дал Кие договорить:

- Так видят посмертие здешние люди. Но что там творится на самом деле - никто сказать не может. Иван Дураков говаривал, будто умерший оказывается в Лесу Судеб. Но он не умирал, он просто ушел из одного мира, дабы оказаться в другом. Я предлагаю жизнь… у нас с тобой есть еще несколько сотен лет, чтобы вдвоем управлять Ниххонией, маленькой страной, которая не ведет войны и в которой никто не плетет интриги.

- Звучит заманчиво, - вздохнула она, - но я предам богов Кемета и Митанни, если соглашусь.

- Боги поймут.

Уйти или умереть. Не важно, сейчас уже не важно. Эхнатона не вернуть, Сменхкара - тоже. Неб? Санджи, положа руку на сердце, уверяет, что младший сын Кии жив. Но стоит ли верить этому ослепленному влюбленностью иностранцу! Он легко может обмануть, чтобы добиться своего! Но как отличить, где правда, а где - ложь. Он утверждает, будто он - самурай. И этим, якобы, все сказано. Самурай не может сказать женщине неправду. Но почему тогда Небу запрещено возвращаться домой? Кто придумал ее сыну такой изощренный способ побега? Сколько людей оплакивает не его тело! Как жестоко по отношению ко всему Кемету.

Уйти, но для других умереть. По тебе будут лить слезы, так и не узнав, что ты живешь где-то поблизости. Умереть, и куда-то сгинуть после смерти. Не синонимы ли эти слова?

Санджи крепко обнял принцессу.

- Я знаю, что нам с тобой нужно сделать! Если ты боишься уйти, тогда мы умрем вместе! Это называется синдзю[32]. Нам нет места в этом мире, и мы уйдем…

- Мне будет спокойнее, если со мной рядом будет мужчина, - прошептала Кия.

Киномото все просчитал, осталось только подвести Кию к верной мысли. Говорили, что мумию переправят на другой берег. Река - чем не место для того, чтобы покинуть этот мир? Пусть по японским традициям нужно вспарывать себе живот, но Кия же их не знает, поэтому можно слукавить. Плещущиеся лазурные воды Хапри, кружащаяся голова, зажмурившиеся от яркого солнца глаза: она стоит на краю ладьи, широко расставив руки, и горячий ветер в последний раз в этой жизни ласкает ее щеки, теребит красивые вьющиеся локоны. И сзади ее обнимает чудной заморский гость в розовых одеждах… Самоубийство должно быть красиво - днем раньше объяснял этот человек. Он признавался в любви и готов был пройти вместе с Кией по тропам Дуата, потому что в этом мире без нее у него не осталось смысла жизни. Он искренен - в этом она уже не сомневалась. Так искусно врать не мог даже ее покойный отец, король Митанни Тушратта.

Кричат плакальщицы, их наняли для того, чтоб они стенали над гробом ушедшего фараона. Медленно гребет раб на веслах. А Кия все стоит и, боясь открыть глаза, наслаждается горячим кеметским ветром. Один раз она ушла, когда Эхнатон взял ее в жены. Теперь ей предстояло уйти во второй раз. На этот раз - в неизвестность. Санджи обещал ей смерть, избавление от трагической последовательности событий. И она жила этот день в предвкушении чуда. И теперь боялась сделать последний шаг по кеметской земле.

- Давай! - ласковый шепот его губ над ухом.

Пора. Еще чуть-чуть, и ладья причалит к берегу. Там не утопиться. И Кия решительно шагнула. Последнее, что она помнила, крик раба-гребца, который произнес ее имя и визг Анхесенпаамон, которая в ту секунду обернулась. Невестка, как и следовало, проводила последние минуты рядом с телом любимого якобы мужа.

Одного Кия не могла ожидать. Санджи ловким движением извлек из рукава карманный компьютер и незаметно для других нажал на нем ту кнопку, о которой ему три месяца назад говорил в Ниххонии Иван Дураков.

Три месяца, да-да, ровно столько пришлось провести наместнику в Кемете. Но вернуться на родину ему посчастливилось, спустя то ли три, то ли четыре дня.

Мокрая митаннийская принцесса, открыв глаза, обнаружила себя сидящей в черном кожаном кресле напротив огромного экрана, на котором показывали вид на парк Уэно с высоты.

- Что? Это? - ткнув пальцем в экран, удивленно спросила она.

- Э… - Санджи замялся, изображая на лице активную умственную деятельность. - Монитор.

- А мы не попали в Дуат! - тут же догадалась митаннийская принцесса.

- Похоже на то, - улыбаясь, пожал плечами наместник, рассматривая изображения на всех экранах по очереди. - Кажется, нас банально перенесло ко мне во дворец.

Называть свое жилище домом он несколько побоялся. Да и по площадям строение на вершине горы можно было смело назвать маленьким, но дворцом.

- А как же уход?

- Мы ушли, прекрасная принцесса! Думаю, в Кемете теперь все считают, что вы утопились, правда, будут тело искать, но ничего не найдут. А очутились вы в Ниххонии, скорее всего, потому, что богам не угодно было разлучить ваши тело и душу. Или вы желаете поспорить с ними и повторить самоубийство?

Санджи знал, что набожный человек вроде Кии не станет экспериментировать, он, скорее, смирится с волей богов и бросит свои идеи.

Возможно, Киномото и продолжил бы приводить чужестранку в чувства, но о неотложных делах настойчиво напоминал надрывающийся от звонка телефон. Каково же было удивление гостьи Кисы, когда тот снял черную трубку и, поздоровавшись невесть с кем, принялся говорить… И речь его была похожа на односторонний диалог, будето его собеседник, божественное создание, спряталось внутри маленькой черной штуковины и нашептывает хозяину какие-то секреты.

- Да что ты говоришь? Как у Тиномори Кенске? Ты шутишь? Это ж опасно! Как ты могла допустить, Минасуке-сан? Да ты хоть знаешь, чем это может закончиться!? Ну и что с того? Да, не со мной, но с ними! Минасуке-сан, это тебе следует носить фамилию Бака! Именно, Кенске - мой материал, а не их! Чтоо? Сейчас буду!

Прекрасная принцесса в полупрозрачном белом платье и при роскошных золотых украшениях крутилась в кресле. Такая далекая, но ставшая столь близкой… Но на нее совсем не было времени. И мысль: 'Какого черта я ее приволок сюда?' - все сильнее бередила душу Санджи.

Она ничего не понимала: и почему вдруг влюбленный наместник перестал обращать на нее внимания, и что за предмет он засунул в рот да зажег… После этого по комнате распространился очень неприятный запашок. Да и с какой стати этот человек облачился в костюм, очень напоминавший одежду заморского гостя по имени Иван Дураков: узкие черные юбки для каждой ноги и розовенькую рубаху с длинными рукавами. Принцесса Кия перестала существовать для этого романтичного человека.

- Госпожа, - однако ж, нет, он не забыл о своей возлюбленной, - прошу прощения, но вынужден оставить вас одну. Мой дворец к вашему распоряжению…

А когда он, развернувшись на каблуках, направился к двери, то прошептал что-то настораживающее и тревожное:

- Только не вздумайте умирать без меня!

Сердце принцессы Кии сжалось от недоброго предчувствия.

А Санджи уже бежал к станции, сжимая в кулаке медальон сына своей возлюбленной.