"Майкл Кандель. Космическая опера " - читать интересную книгу автора

чей именно род продолжится, если мы останемся зверьми?
Лукас Фандера писал в "Чарльстон геральд": "Такова гениальность
Гарольда Дэвидсона, что в дуэте "Ген агрессии" невозможно отделить музыку от
текста либретто, идею от людического[6] переплетения и взаимодействия слова
и звука. Дуэт поражает нас удивительной целостностью, подобно прекрасной
женщине, подобно боксерской перчатке, подобно неожиданному копью прозрения
из высших сфер".
Чак уходит, чтобы предаться своим бесплодным ребяческим забавам, а
старик со вздохом возвращается к работе - но тут мы замечаем, что в
лабораторию украдкой проникла женщина в плаще с капюшоном. Укрывшись в
глубокой тени, она просит флакон цисметилированных лигандов. Доктор Кабрини
в ужасе отшатывается. "Это же смертельный яд", - говорит он. "Разумеется, -
отвечает женщина. - Но ты дашь мне его, старый дурак, потому что я знаю,
откуда ты раздобыл деньги, чтобы отправить свою больную жену в
государственную больницу тринадцать лет назад на планете Турризо, хотя это и
не помогло ее щитовидке, правда же? И я растрезвоню об этом на весь свет,
если ты не сделаешь, как я велю. Тебе придет конец, конец". - "Ах, вы
жалкая, ничтожная личность! - говорит доктор Кабрини. - Будь вы иного пола,
я сказал бы, что вы сам Дарг Бхар. Это его стиль". - "Я и есть... я буду...
парой Даргу Бхару на веки вечные". С этими словами женщина откидывает
капюшон, и мы видим, что это не кто иной, как Лейла Зифф-Каддер. На ее
побледневшем лице гримаса решимости, в серых глазах пылает ненависть. "Я ни
перед чем не остановлюсь, чтобы вернуть его, - поет она. - Лучше не стойте у
меня на пути".
Молекулярный биолог распрямляет спину. "Извините, но нет, - отважно
говорит старик Лейле. - Я не могу пойти против совести". Она достает
лазерный пистолет и без малейшего колебания стреляет ему в сердце. "Я тебя
предупреждала". Они исполняют энергичный дуэт на тему морали. "Компромисс
недопустим", - поет он, а она отвечает: "Случаи бывают разные". Он
спотыкается, падает, хватается за грудь и поет: "Теперь я не смогу спасти
человеческую расу от нее самой. О как безвременно уносит меня сие жестокое
насилие". В лихорадочной грезе он видит самого Господа на престоле -
хохочущего, поскольку меркнущему сознанию доктора Кабрини Властелин Света
явлен Князем Тьмы. Скрипки и виолончели заходятся в хроматическом нисходящем
tremolo crescendo sforzando,[7] в котором различимы отголоски Шенберга и
реверанс в сторону Пистона, а божество-дьявол поет: "Судьба лишь розыгрыш, а
ваше благородство - не более чем топливо для моих демиургических проказ".
Падая, умирая, доктор Кабрини поет под аккомпанемент скрипок con
legno:[8] "Каждый атом души моей отказывается верить в это черное зло. Наш
удел более чем онтологический анекдот. Должен быть. Так мне подсказывает мое
сердце, увы, пробитое без надежды на ремонт".
В этот момент аудиторию ждет самый неожиданный и нервирующий сюрприз:
невидимый хор неестественно высоких голосов, будто мультяшных или после
доброй дозы гелия, издевательски подхватывает: "Более чем анекдот, более чем
анекдот". И на этом занавес опускается, но хор продолжает петь под вполне
уместный аккомпанемент оловянной свистульки, вуд-блоков и язвительного
глокеншпиля.
На одном из ранних представлений оперы, в маленьком театре под Берном,
разъяренная публика ворвалась по окончании этого акта на сцену, разломала
декорации и побила подвернувшихся под руку исполнителей, причем один угодил