"Владимир Качан. Роковая Маруся (Театральная повесть)" - читать интересную книгу автора

не выгнали из театра и наказали тем, что перевели на исправительный срок в
мебельщики-реквизиторы. То есть он должен был и играть свои спектакли, и
таскать декорации. Поскольку он кутил и заливал горе литрами водки, а
кутежи в его представлении всегда связывались с цыганами, то он и
познакомился с несколькими оседлыми цыганами из театра "Ромэн", и
некоторое время жил у них в общежитии, воображая себя пропащим Федей
Протасовым. Эти пьянки до беспамятства и обрушившаяся карьера с
удовлетворением наблюдались нашей Марусей, хотя и не без некоторых уколов
совести.
Однако жертва, попив и погуляв до русского ужаса, до "синдрома
разграбленной церкви", в один прекрасный день вдруг почувствовала, что не
может в себя больше влить ни рюмки водки. Цыганский наркоз тоже стал
проходить. Последним толчком к ревизии ценностей был поход со своими
цыганами в ресторан-поплавок к цыганам приезжим, которые в этом поплавке
выступали. Из уважения к дорогим гостям и родственникам (они все в
третьем-четвертом колене оказывались родственниками) и к русскому артисту,
которого видели в кино, они начали свою программу следующим образом: вышел
на площадку их ведущий, весь в серебряной чешуе нашитых блесток, сверкнул
золотым зубом в сторону почетных гостей, хитро и многообещающе улыбнулся и
начал: "Цыгане шумною толпой,- тут он повесил тонкую паузу и победно
продолжил: - отныне больше не кочуют! Они сегодня над рекой в домах
построенных ночуют!" Гром оваций! И уже непосредственно русскому
киноартисту добавил: "Да простит нас Пушкин!" За Пушкина тот извинения
принял, но притопленная до этого в водке самоирония в нем проснулась. Он
стал выздоравливать. К тому же, что называется, у самого дна пропасти его
подхватила и спасла милая, простая девушка, переводчица с английского (а
никакая не артистка!), его давняя поклонница, в которой не было решительно
ничего рокового и которая была поэтому полной противоположностью Маше.
Именно она и не позволила мальчику стать "живым трупом" Федей Протасовым,
обеспечив ему тихую и вполне земную терапию, в которой он так нуждался.
Мальчик выжил.
Но не сразу и с большими потерями.



Но вернемся к Маше. Мы оставили ее в период "безлюбья", стоящую, так
сказать, посреди эмоционального пустыря, вроде бы не обещающего никакого
любовного творчества. И тут кто-то ей то ли подсказал, то ли она сама
вспомнила, что есть, есть в театре интересный молодой человек, который еще
три года тому назад поступил в труппу, и не то чтобы она не заметила его,
заметила, но тогда сердце было занято кем-то другим, роман с кем-то
выходил на финишную прямую, и она отложила его на потом, сказав себе: "Ну,
это подождет, никуда не уйдет". И это "потом" все никак не наступало, все
как-то руки не доходили, но в глубине сознания тот молодой человек жил и
ждал своего часа. И этот час пришел.
Разящая энергия Машиных чар обрушилась на Коку внезапно и страшно, как
вылетевший из-за угла автомобиль. Кока - так звали его друзья и знакомые,
а вообще-то он был Костя, Костя Корнеев. После театрального института он
жил беспечно и беспечально. Работа и жизнь были легкими и веселыми, как
карнавал.