"Александр Кабаков. Сочинитель" - читать интересную книгу автора

самим собой вид, что не замечает, как теряет дыхание...
Он перешел по короткому мостику над бурно, по-театральному несущейся
водой и вышел к станции, пошел вдоль забора. На противоположной стороне
улицы жались одна к другой машины сотрудников. Как повезло все же, подумал
он, что среди этих приличных, хорошо образованных, серьезных людей нашлось
место. Кто он такой, в сущности, какой из него оператор? Два года возился
с убогими пультами непрофессиональной советской рок-группы, да три года
службы... Беглый корабельный радист, вот и вся профессия. Диплом нужен,
диплом, а то выпрут со станции - и конец...
За воротами, миновав будку охранника, который ему кивнул и даже
подмигнул - мол, опять без мотоцикла, значит, вечером по пиву, как-то они
потрепались немного с этим немцем, - он поднялся на низкое крыльцо, прошел
мимо еще одного охранника, не останавливаясь, поскольку тот проверял
только сумки, - и тут из-за стеклянной двери ему замахал Глебка из
украинской службы, выскочил навстречу:
- Слухай, тоби до дому потрибно зараз, понял? Ютта зазвонила, шось с
хлопчиком, не зна шо...
- Шо таке? - от неожиданности и с перепугу Юра тоже перешел на мову,
хотя они с Глебом обычно говорили по-русски, на чем и сдружились: и хохлы
нечистопородные, и в москали не вышли, харьковчане. - Шо зробылось?
- Я знаю? - Глеб пожал плечами. - Давай зараз твоим у сэрвиси пиду
скажу, а ты в такси да ехай...
Юра выскочил за ворота, на счастье, тут же тормознул такси. Пока
ехал, в уме мелькало, повторяясь, Юра унд Ютта... Юра унд Ютта... Едва ли
не первые слова по-немецки, которые он услышал. Они ехали в ночном
грязноватом поезде, в соседнем купе турки громко спорили за картами.
"Юрик?" - не поняла она его харьковского имени. "О, Юра, я, я... - И
несколько раз повторила: - Юра унд Ютта, Юра унд Ютта". И вдруг погладила
его по голове - сразу, в мгновенье, став и матерью, и женой, и сестренкой,
и любовницей - хотя еще месяц гуляли вечерами по Кауфингерштрассе, держась
за ручки и даже не целуясь... А теперь не было дня, чтобы хоть раз он не
подумал: лучшей семьи, чем эта немка на десять лет старше и ее
тринадцатилетний пацан, для него, харьковского хулигана - "ракла", да еще
и еврея, только здесь, не в России, ставшего "русским", - лучшей семьи не
могло быть, хоть бы всю жизнь искал...
Он со второго раза попал ключом, и широко распахнул дверь, и крикнул:
"Ютхен... Ютта...", и тут же заткнулся, почувствовав словно давно
ожидаемое: ствол, прижатый к спине, к пояснице, к почкам...
- Не гаркай, - сказали ему сзади, - охолони, хлопец.



3

День брал резко с утра, небо прояснялось часам к одиннадцати, солнце
шпарило над Пушкинской, над средоточием новой жизни - между рекламой
"кока-колы" на доме, где еще помнилась стоявшая на ротонде имперская
каменная девушка, и мавзолейной очередью в "Макдональдс", котлетный остров
свободы на месте еще вчерашней хулиганско-фарцовочной "Лиры". Над
шизоидной тусовкой у полусгоревшей газеты, над подземным переходом,