"Александр Кабаков. Сочинитель" - читать интересную книгу автора

устроенных будто специально для сквозняков посередине нескончаемо длинных
домов. Теплый Стан полон сквозняков, ветры пробирают Теплый Стан до самых
его панельных костей и упираются в лес, стоящий на задворках детского
комбината. Смешное название, будто именно здесь делают детей. А их сюда
отдают уже сделанных, а делают вокруг, в ячейках этих несчетных
крольчатников, ночами, после телевизионных новостей или видеофильмов.
Видео за последние пару лет наполнило крольчатники, как лет десять назад
стерео. Некоторые успевают и утром, потом, правда, приходится очень
спешить к метро, наверстывая пятнадцать потерянных минут, или психовать у
светофоров, постукивая по тонкой, нищей баранке "жигуля". Сейчас день,
только здесь, за шторами, время неопределенно, как неопределенна,
ненормальна ситуация. Эта клетка крольчатника не в порядке, здесь ночь не
вовремя и страсть не по телепрограмме, а за окнами Теплый Стан пуст,
только сквозняки и солнце...
Понимаешь, там, на этом острове, обязательно должна быть чернокожая,
с золотой цепочкой на щиколотке, ленивая, распущенная, научившаяся
по-русски только мату, абсолютно безудержная в постели, это ты же, только
цвет другой и судьба соответствующая. Но ты была бы такой же, если б в
семнадцать лет сбежала из своей айдахской или канзасской глуши, от
родителей, верующих в телепроповедников еще сильнее, чем в Бога, - и пошла
шляться по Европе, и на Бобуре, полной клоунов и безумцев, бродяг и
международной шпаны площади, косо лежащей у похожего на корабельный дизель
центра Помпиду, встретила бы русского. Отец - офицер-десантник, брат -
офицер-десантник, рязанское училище, кроссы, кроссы, кроссы, каратэ,
стрельбы, стрельбы, стрельбы, Кабул, Кандагар, Герат, гашиш, гашиш, гашиш,
удар прикладом, к счастью, через подшлемник, выше шеи, плен, Пешавар,
деревня под Цюрихом, Квебек, Мюнхен, Париж...
На Майорке, на богатом пляже Форментор, где бродят по сверкающему
белому песку богатые немки, шведки и американки с лицами тридцатилетних,
подтянутыми титьками на хорошие сорок и узловатыми коленями, выдающими
настоящие шестьдесят, он пристроился. Носил за такой красавицей шезлонги и
полотенца, натирал ее сухую и тонкую, сплошь в рыжих веснушках кожу
английским кремом, кидал в воде огромный мяч, приносил пол-литровые серые
банки пива "Хенингер", которое она пила, чередуя с вином, как
франкфуртский вокзальный алкаш. Бродил по пляжу в длинных и широких
шортах, выцветшие добела волосы были собраны сзади в косицу, в левом ухе
болталась серьга - все, как положено здешнему жиголо. А вечером надевал
черный шелковый пиджак, подвертывал рукава - бабам очень нравилась эта
мода, открывающая мощь волосатых рук, на правом запястье брякал браслет,
на левом - два, цепочки блестели на шее, выделяясь на красно-бурой коже
вечно загорелого блондина... И шли танцевать, он плотно прижимал мягкий
живот и туго упакованную грудь, прижавшись, крутили задницами под суперхит
сезона, гремящий круглые сутки по всему миру. Потом он гладил как бы ничем
не наполненную кожу, двигающуюся под руками, словно шелковистый полупустой
пакетик из супермаркета, более или менее профессионально стонал,
воспроизводя страсть и бдительно следя, чтобы она, взревев, не вцепилась
ногтями, - потом же сама будет на пляже смущаться - и, переждав
минуту-другую после того, как она кончала орать и дергаться, бурно
демонстрировал собственные судороги. Через полчаса, приняв душ в ванной,
жарко блистающей медными кранами и черным кафелем, выпив стаканчик