"Роберт Юнг. Лучи из пепла" - читать интересную книгу автора

Он первый обнаружил также ясные признаки того, что жизнь в городе
продолжается: ученый увидел густую щетку проросшей так называемой
"железнодорожной травы" (привезенной в конце прошлого столетия из США для
озеленения железнодорожных насыпей), проросшие семена и цветочную пыльцу,
трубчатые красные горные цветы, каких никто еще не видывал в низине
Хиросимы. Они пробивались из горной глины в обломках стен. Долгие годы
семена лежали как бы запеченные в красноватой земле, привезенной с гор.
Взрыв освободил их. Тепло и излучения заставили цветы расцвести. Даже на
пруду около разрушенного замка над обгоревшими, увядшими листьями лотосов
поднялись новые, молодые побеги.
Когда профессор, случалось, брал с собой в такие экспедиции своих
домашних, они располагались на месте, где раньше находилась оживленная
городская площадь, и раскладывали небольшой костер рядом с бывшей остановкой
трамвая Камия-те. Там они пекли сладкие, величиной с большой палец
картофелины, которые Нагаока собирал у подножия памятника русско-японской
войны. Это место он находил даже в темноте, так как поблизости в течение
многих дней, словно гигантский факел, горел огромный кедр.

3

В тот момент, когда Сего Нагаока стоял одинокий, всеми покинутый
посреди обширной, доходящей до самого горизонта "обители страданий", он
испытывал в сущности лишь чувство глубокой потерянности ("сабисиса"): ему
казалось, что он единственный и последний оставшийся в живых представитель
рода человеческого в этом опустошенном мире. Но потом - так профессор
описывает теперь свое тогдашнее состояние - он, к своему удивлению,
почувствовал, что в глубине его души рождается воодушевление ("кангэки").
Все более страшные подробности этой вызванной людьми катастрофы,
обнаруживавшиеся каждый день, глубоко тревожили его и нередко доводили до
отчаяния, но тем сильнее он ощущал пусть незначительные проявления
порядочности и высоких моральных качеств у людей, за которыми ученый
наблюдал во время своих скитаний. На первый взгляд, пожалуй, могло
показаться бессмысленным и даже трагикомичным, когда люди, пережившие
атомную катастрофу, или родственники жертв ее с достоинством отвешивали
поклоны перед развалинами, чтя погибших там близких, или когда мать,
поверженная в глубокий траур, после тщетных поисков останков дочери в конце
концов удовлетворялась горсточкой пепла и торжественно хоронила ее, -
Нагаока был однажды свидетелем и такой сцены. Эти обряды говорили о
стремлении противопоставить разнузданности традиционные правила морали,
хаосу - возвышенный порядок.
Из своей новой, столь необычной деятельности Нагаока также черпал
"кангэки" - воодушевление. Ему казалось, что здесь, в атомной пустыне, он
представляет человеческий интеллект, умеющий запоминать, способный к чувству
раскаяния, интеллект, который, быть может, когда-нибудь образумится и начнет
трезво мыслить. Пусть смеются над тем, что он возится с "ничего не стоящим
старым хламом", вместо того чтобы добывать вещи, которые можно продать и
превратить в еду. Кто-то ведь должен попытаться воссоздать для грядущих
поколений наглядную картину гибели Хиросимы, кто-то должен поведать об этом
глубочайшем провале в человеческой истории, чтобы предостеречь тех, у кого
нет совести и воображения.