"Джек Йовил. Женевьева неумершая ("Warhammer: Вампир Женевьева" #2) " - читать интересную книгу автора Он подумал, потом выплюнул в ладонь фальшивые зубы Хайды.
- Нет. Я думаю, что она неистово молится только одному божеству - себе, Жени. Она проводит все свободное время, добиваясь совершенства. - И она его добилась? - Для себя - да. Не уверен, что труппа будет рада и дальше работать с ней. - Я думаю, у нее есть и другие предложения. Сегодня вечером доставили цветы от Лютце из Императорского Театра Таррадаша. Детлеф пожал плечами: - Разумеется. Театр - это гнездо стервятников. А Ева - лакомый кусочек. - Весьма, - отозвалась она, чувствуя, как язык защипало от красной жажды. - Жени, - проворчал Детлеф. - Не волнуйся, - ответила она. - Я думаю, у нее жидкая кровь. - Лютце ее не получит. Там ей годами пришлось бы ходить в начинающих, прежде чем получить нечто похожее на главную роль. Я подыщу для нее что-нибудь после того, как "Доктор Зикхилл и мистер Хайда" сойдет со сцены. - Она останется? - Если она настолько умна, как я думаю. Бриллиант нуждается в оправе, а у нас лучшая труппа в Альтдорфе. Она не захочет быть Лилли Ниссен, окружающей себя пятиразрядными актрисками, чтобы ярче сиять на их фоне. Чтобы расти дальше, ей нужно соперничать с сильными. - Детлеф, она тебе нравится? - Она лучшая молодая актриса этого сезона. - Но она нравится тебе? - Она актриса, Жени. Хорошая, возможно, великая актриса. Вот и все. И чтобы понять это, не обязательно ее любить. Внимание Женевьевы привлекли подавленные всхлипы. У служебного входа Рейнхард тряхнул за плечи Иллону. Они ссорились, и Иллона явно была очень расстроена. Нетрудно было догадаться о причине их ссоры. Мимо пары протопал Поппа Фриц, сгибаясь под тяжестью огромной корзины с цветами. Рейнхард притянул Иллону к себе и попытался успокоить ее в своих объятиях. - Это все пьеса, - сказал Детлеф. - Она заставляет нас узнавать о себе то, чего мы, возможно, предпочли бы не знать. Тьма была в его глазах. 7 После трех дней пешего пути Шейдт подходил к Альтдорфу. Анимус теперь вел себя тихо, и он вспоминал подробности своего путешествия, как будто пытался сложить из кусочков яркий, но быстро исчезающий из памяти ночной кошмар. Гибли животные, и люди тоже. Боль стала теперь его постоянной спутницей. Но это было не важно. Эта боль принадлежала словно не ему, а кому-то другому, не имеющему отношения к его душе, его сердцу. Башмаки с ног придется срезать, в них запеклась кровь. Его левая рука сломана и нелепо болтается. Одежда изодрана и вся в дорожной грязи. Лицо стало застывшим, неподвижным, точная копия приросшей к нему маски. Не ощущая своих ран, Шейдт нога за ногу устало тащился по глубокой колее проселочной дороги. |
|
|