Райдо Витич  З н а к Б е с к о н е ч н о с т и

‘Я не вернусь’ –– так говорил когда-то и туман, глотал мои слова и превращал их в воду. Я все отдам за продолжение пути, оставлю позади свою беспечную свободу.

Не потерять бы в серебре ее одну, заветную.

Не по себе от этой тихой и чужой зимы, с которой мы на ты. Нам не стерпеть друг друга, и до войны нам не добраться никогда - моя беспечная звезда ведет меня по кругу.

Не потерять бы в серебре ее одну, заветную.

А в облаках застыл луны неверный свет и в нем перемешались города, и я зову ее несмело.

Не потерять бы в серебре ее одну, заветную.

БИ-2

Глава 1

Белое и черное.

Ночь и день.

Добро и зло.

Незыблемые понятия человеческой морали, стоящие монументами законов бытия на разных полюсах, и словно пограничные столбы, делящие поступки, да и саму жизнь на две половины: ту самую светлую и ту самую темную. На одной живет зло, на другой –– добро…

Меня всегда занимал вопрос: чем же тогда в человеческих умах занята середина? Или ее нет вовсе? Тогда к какой грани они относят утро и вечер?

Интересно, как бы в таком случае квалифицировал заурядный обыватель то, что я собираюсь совершить? Ведь добра всегда поровну со злом, и оба весьма относительны и граница меж ними строго субъективна. Наверняка он бы потерялся в определении.

Впрочем, не все ли равно кто и что думает?

Главное –– я знаю, что делаю. И отчитываться ни перед кем из смертных не собираюсь, и их глупые понятия о мироустройстве интересуют меня не больше, чем зрячего книги для слепых.

Я не представляю день без утра и никому другому не советую, а зло и добро в моем понимании две дороги к одной цели –– одна короткая, другая длинная, и лишь в этом разница. Так стоит ли идти длинной, если на ней столько же колдобин и теплого, мягкого мха для отдыха и раздумий, как и на другой? Естественно –– нет. Для меня. Потому что я не человек или не совсем человек.

Я –– ведьма.

Конечно, я могла бы называть себя колдуньей, но, увы, знаю много больше, чем они и сил имею –– не чета, и фокусы показывать не люблю. Скучно и унизительно. И вообще, живу я по законам и черту дозволенного без особой надобности не приступаю.

Волшебница? В совершенстве владеющая законами тьмы? Слишком громко и абсолютно не точно. Как можно чистить конюшню и не запачкаться? Естественно, никак.

Значит я ведьма. Нет, не та старая беззубая карга с клюкой и отвратительной бородавкой на носу, какой рисуют образ посвященной потомки. И хоть стара я неимоверно и клюку имею, но больше пятидесяти лет мне никто не даст, и зубы у меня целы, и бородавки отсутствуют, а взгляд по-прежнему остер и с легкостью зрит грядущие события, как и в давние дни беззаботной юности человечества.

И ведьма –– производное от ‘ведать’, а не ‘вередить’. Вот вам и монументальность человеческих законов. Четкое определение размыть и заменить, а зыбкое облечь в жесткие рамки. Суть меняется и смысл, но многие ли задумываются? Конечно, зачем? Они ведь так заняты более важными делами…Например ловить нас, чтоб сжечь на костре. И неважно, что 99% из обвиненных такие же ведьмы, как я Фея трех ручьев, главное –– служение Богу!

Жаль, мне не дожить до тех времен, когда аутодафе станет нормой –– вот бы я им объяснила суть Бога и Дьявола. Зла бы натворила –– от души и без препятствий. Зато сколько людей бы выжило! Чума бы не скосила бы две трети Европы. СПИД властвовал бы на полвека меньше…

Впрочем, что это я? И сегодня костры вспыхивают, и ряды знатких несут потери, но ни мне, ни любой другой в голову не приходит вмешиваться –– закон для всех един. Случайностей не бывает, а равновесие так зыбко, что чуть качни эмоциями эфир, и пойдет цепная реакция, как волна, увеличиваясь и ширясь к конечной точке. Поэтому и не даем эмоциям волю. Каждая из нас не ведает страха, жалости и временных рамок. Мы слишком много знаем, чтоб бояться, слишком много несем на своих плечах, чтоб жалеть, и слишком далеко видим, чтоб обращать внимание на быстротечное время, придуманное человеком для собственного успокоения.

Ох, уж эти человеческие изобретения! Вон Склодовскую взять –– положит свою жизнь на безликий изотоп и сгорит, ничего не увидев вокруг. Добро творила, великое открытие на благо человечества…Чтоб потом это человечество содрогнулось, узнав о гибели двух японских городов с невинными жертвами. Вот бы они ей спасибо-то сказали! Сама-то хоть ведала, что творила? Нет, благо ей блазнилось –– дутый идол человеческой гордыни. Добро ей виделось в едких вонючих ингредиентах, разъедающих сначала ее органы, а потом и тысячи мало знакомых и с ней, и с ее ‘великим открытием’.

О, эти человеческие желания… и страх, сопровождающий каждую двуногую особь от рожденья до погребенья. Сколько глупостей рождают они? Больше, чем что-либо другое. А сколько бредовых гипотез появляется в попытке заглушить фобии и оправдать собственную слепоту? Все в четкие рамки системы, на полочки ‘объективных’ определений. Спорю на пучок вереска, что останови я с товарками солнце, появилась бы стройная теория о смещении полюсов или что-то в этом роде, но даже и близко ни один из ученых не подошел бы в своих измышлениях к истинной причине случившегося.

И правильно! Зачем давать свитки Мертвого моря ребенку, не умеющему не только читать, но и ходить.

Всему свое время.

Всему.

Сначала встретятся двое, потом у них родится ребенок, который в свое время прикоснется к тайному. Тогда найдется пергамент, чернила и сухой сосуд, а воды надежно укроют его труд от чужих глаз, ровно на тот срок, что надлежит.

Пока не родится человек, наделенный возможностью взять.

Пока не родится человек, способный понять.

Пока не придет время способное оценить.

Пока не придет пора тайному стать явным.

Бусинка к бусинке нанизывает моя внучка на нить, вышивая узор на свадебной тунике.

Год к году, век к веку вьется изгиб земной жизни.

И когда-нибудь бусинки закончатся…

Я ясно вижу грядущий день, как тот узор, что слагает Марина. Он, как тень вчерашнего, еще зыбкий, только оформляющийся силуэт завтра. Рисунок придуман и бусин ровно столько, сколько понадобится на его исполнение. Но если подменить мелкий жемчуг крупным, то он неуловимо изменится, и нить, совсем немного, но станет длинней.

Именно это я и задумала. И пока меня не остановили…

–– Бабушка, тебе не холодно?

Милая девочка, моя кровь. Чистая, еще безгрешная душа. Она не наделена тем, что я. Если и можно назвать ее ведуньей, то с большой натяжкой, но кто сказал, что это плохо? Наоборот –– счастье, которое она не осознает. Она способна удивляться, любить, жалеть. Мир, такой скучный и предсказуемый для меня, для нее арена зрелищ, дарующая острые, незабываемые чувства и ощущения. Она наивна и любознательна, и увлечена им, как любой ребенок новой игрушкой. Она еще не знает, что многие игрушки способны не только ломаться, но и ломать.

–– Что с тобой, бабушка? Почему ты так пристально смотришь в небо?

–– Видишь, звезда. Она еще держится, но уже готова сорваться и кануть в темноту. Если это случится, она увлечет за собой остальных. Именно она, никакая другая …

–– Звезда –– чья-то душа. Если умрет один человек –– не значит, что умрут все. Смерть, как и жизнь, естественна и закономерна. Ты сама говорила…

–– Да. А теперь представь колодезную цепь. Нет одного звена –– она стала короче –– ничего страшного, хоть и неприятно. А если это звено исчезло по середине? Ты больше не достанешь воды, а вода –– это жизнь.

–– Ты говоришь загадками, бабушка.

–– Просто устала. Пойдем?

Я стала сентиментальна –– старею. Значит, мое время заканчивается. Но я еще успею заслонить свою кровь от бед. Она достойна жизни, как и многие другие чистые души.

Пусть глупцы и профаны говорят –– это зло –– мне все равно.

Во только бы не остановили…

Г Л А В А 2

Октябрь радовал теплом. Артур Львович Вайсберг устроился на уютной лавочке в сквере. Место тихое и немноголюдное в эти утренние часы и стратегически приятное –– шикарный обзор, чуть не на все 360 градусов. Что и ценно. Клиент был ему еще неизвестен в деле и потому внушал естественное опасение. КГБ хоть и почило в бозе, но его ‘сынок’ работал не хуже.

Вообще, Артур Львович предпочитал старых проверенных клиентов и новых не брал принципиально, что и спасало его от многих неприятностей и опасностей, но просьбы Васина не обсуждаются. Крут авторитет, но живет по закону и оттого полезен в профессии Вайсберг не меньше холодного сердца, сухих рук и острого глаза.

А обещал ему ‘Вася’, как та золотая рыбка –– три желанья, а это, считай, весь мир. Такое не пропускают и не игнорируют, если с умом дружат. А Вайсберг дружил. Давно и трепетно. И оттого немного тосковал и томился в ожидании –– клиент, как и его заказ, интересовал и настораживал. Что за птица, за которую сам Вася просит? Пингвин, павлин или пичуга? Скорей –– первое. Павлин не тянет, если и нужен авторитету, то все прошло бы в рамках стандартного договора со стандартной оплатой по факту. За пичугу же мог только такой же просить, причем униженно и настырно, суля повышенную ставку и премиальные, которые ни тот, ни другой на деле потянуть бы не смогли, не оставшись без оперенья. Значит, пингвин.

Артур Львович открыл журнал и, закинув ногу на ногу, стал изображать вдумчиво читающего человека, не забывая при этом зорко поглядывать по сторонам.

А вот и птичка.

Высокий, стройный мужчина, лет 30, размеренной походкой шел к скамейке. Длинные светлые волосы, острый взгляд серых глаз, орлиный нос и наряд, тянувший на новенький ‘субару’.

–– Здравствуйте, –– с достоинством сказал мужчина. Сел, аккуратно подтянув брюки на коленях. ‘10.00. Педант’, –– отстраненно отметил Вайсберг и кивнул, не отрываясь от красочной иллюстрации журнала.

–– Доброе утро.

–– Познакомимся?

–– Зачем? –– выказал удивление Вайсберг, посмотрел в серые глаза. Не уютный молодой человек: взгляд далеко не тридцатилетнего повесы-франта. Акцент народов северо-западного региона заграницы. Все это отложилось в памяти мужчины, как нечто неопределенное, но возможно нужное и важное.

–– Из вежливости. Яахве Лойкэ.

–– Норвежец?

–– Скандинав, –– прозвучало это насмешливо и надменно. Вайсберг пожал плечами: хоть негроид. –– Я от Васи.

Наконец-то. Артур Львович вопросительно покосился на мужчину. Тот вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и аккуратно вложил в открытые страницы журнала. Тот захлопнулся, поглотив его, свернулся трубочкой в тонких пальцах Вайсберга. Взгляд мужчины потерял туман безразличия, стал пристальным и внимательным:

–– Слушаю.

–– Меня интересует все: чем дышит, с кем спит,…если спит. Мысли, чувства, характер, возможности. Докладывайте о каждой мелочи. И будьте готовы. Связь…Вам будут звонить каждые три дня. Место и время назначите сами.

–– К чему готовить?

–– К закономерному финалу.

–– Срок?

–– Пока информация.

–– Возможно снятие заказа?

–– Не думаю. Отсрочка, не более. Следите, смотрите, докладывайте. Продумайте варианты. Обсудим и тогда наметим срок. В любом случае на выполнение у вас не больше десяти дней. И еще, –– взгляд мужчины стал холодным и колючим, как пурга в Заполярье. –– Хочу вас предупредить: не вздумайте утаивать информацию, не пытайтесь играть со мной и не надейтесь выйти из дела. Вы лучший в своей профессии, так оправдайте мои ожидания. Не занимайтесь самодеятельностью. Иначе…смерть покажется вам наградой.

–– Как мрачно и страшно, –– натянуто улыбнулся Вайсберг, окинув его не менее холодным взглядом.

–– Хорошо, надеюсь, мы поняли друг друга и эксцессов не будет, –– кивнул Лойкэ, расслабившись. –– Значит, в случае удовлетворительного финала дела, получите десятикратную ставку, лично от меня и …что-нибудь еще? Не стесняйтесь.

–– Да что вы! Это я с виду робкий, –– взгляд мужчины стал жестким. –– Вы читали мои рекомендации, раз обратились ко мне через весьма значимую фигуру. К чему, в таком случае, угрозы и посулы?

–– Вы имеете принципы, потому бываете непредсказуемы. Мне это импонирует, но не может не насторожить.

–– Ребенок? –– скулы Артура Львовича слегка побелели.

–– Нет. Вы правильно отметили –– я знаком с вашими рекомендациями.

–– Тогда недоразумений не возникнет, –– заверил Вайсберг, вставая. –– До свидания.

Минут сорок он плутал по улочкам скорее не из-за опасения, а из-за отработанной годами привычки и, наконец, смело направился по месту работы. Прием начинался в 11.00. В 15.00 он свободен, а еще через две недели –– законный отпуск. Как по заказу. Может быть, именно это его и настораживало?

Вайсберг, лавируя меж людьми, наполняющими больничный коридор, прошел в свой кабинет и, закрывшись на ключ, в первую очередь открыл журнал, достал конверт. В нем лежала фотография молодой особы с усталыми глазами и каштановой копной волос. Снимок был сделан с цветного рисунка весьма талантливого, но, как и все портреты приблизительного в чертах.

–– Не ребенок, говоришь? –– задумчиво протянул он, щуря глаза на курносое, по-детски беззащитное личико, и перевернул фото: предположительно –– Мирович. Меровиг. Мейринг. Возможны варианты. Имя неизвестно. Другие данные: примерно 25-27. Все примерно, а город наш –– точно. Ладно.

Вайсберг сжег конверт с фото, и, открыв окно, чтоб проветрилось, начал переодеваться.

Через пару минут в кабинет стали ломиться –– Наташа, его медсестра, умильная мадам внушительной комплекции и щедрого характера.

–– Артур Львович, миленький, –– заканючила она с порога, вытягивая губы трубочкой. –– Вы не могли бы одну девушку без очереди принять? Очень надо. Ну, пожалуйста. Ой, а что у вас окно-то открыто?

–– Тепло, Наташа, пусть. А что, очередь там большая?

–– Нет, бабулька одна.

––Хорошо, веди свою знакомую, –– снисходительно улыбнулся доктор.

–– Ой, какой вы замечательный, отзывчивый!

–– Ладно, ладно, –– махнул рукой Вайсберг и включил монитор, а женщина пошла звать подругу.

Г Л А В А 3

 –– Что это такое, Саша?! Я требую объяснений! Нет, я требую объяснительную! Хватит! Ты на себя-то смотрела? Нет, ты глянь, глянь на себя в зеркало! Ты ж, как призрак по отделению! Не ходишь –– паришь! Все! Если тебе себя не жалко, то я это терпеть не намерена –– больше ни одной смены с Кузнецовой! А ее я выгоню! Шалава! Ишь, нашла, когда свою личную жизнь устраивать, вертихвостка! Я еще ее мужа в известность поставлю! Пусть знает, чем его благоверная душу тешит, пока другие за нее работают!

–– Сара Исмаиловна!...–– Саша просительно посмотрела на разгневанную старшую сестру, волевую тетеньку крепкого телосложения с проступающими на лице генами монголоидной расы.

–– Все! И не заступайся! У тебя еще две смены с ней, да? Нет! Ни одной! С Волович дежурить будешь, и вон отсюда! Все!

–– Сара Исмаиловна, только не надо Вале домой звонить, пожалуйста!

–– Без тебя разберусь! –– отрезала Имбрекова и указала на дверь пухлым пальчиком с массивным кольцом.

Саша, вздохнув вышла, тщательно прикрыв за собой дверь. Пошла звонить Кузнецовой, чтоб упредить о грядущих событиях. Та выслушала ее и, недовольно фыркнув в трубку, зло процедила:

–– Могла бы и отмазать! Спасибо, понадеялась я на тебя, дура!

–– Валя! Я же не виновата, что она и вчера в 11.00 приходила, и сегодня в семь пришла.

–– Значит пасла! Настучал кто-то! Кому говорила? Аньке?

–– Да никому я не говорила! –– возмутилась Саша и чуть не кинула трубку. –– Знаешь, что? Свинья ты! Второй месяц за тебя работаю, а ты вместо простого спасибо, черт знает, что говоришь! Все, действительно, хватит! Разбирайся сама! –– и, положив трубку, тяжело вздохнула.

Разборки были совершенно некстати. На душе после них было настолько отвратительно, что хотелось завыть или разбить что-нибудь особо емкое, причем о свою дурную голову, на которой уже явно отражался дикий темп дежурств. Сутки через сутки, сутки через ночь. Травматология –– ни поспать, ни поесть. И больные –– преимущественно мужчины с одной мыслью на весь спектр лиц: не развлечешь ли ты меня, сестричка, древним, незатейливым способом?

–– Сволочи! –– бросила Саша, стягивая шапочку с волос.

–– Плохо, да? –– поинтересовалась Марина, дневная сестра.

–– Хуже некуда. Валю, Исмаиловна засекла, а я крайняя.

–– Да не бери в голову, ЗОЯ она и есть ЗОЯ! –– махнула та ладошкой.

Не любили Кузнецову в отделении почти все. Накрученная, самолюбивая, надменная и ухоженная Валентина общалась свысока и давала понять окружающим, что тля, бабочке не подруга. Подобные манеры друзей ей не прибавляли, а элегантность и утонченность образа, который она без труда создавала на деньги мужа–бизнесмена, вызывали особую зависть –– большинство себе позволить и треть того, что она, не могло, зарплата подводила и хроническая усталость на почве патологического недосыпания.

Саша посмотрела на себя в зеркало и поняла, что сейчас же пойдет в парикмахерскую. Изыщет средства, мобилизует силы и приведет себя в порядок. Густые волосы до плеч давно уже потеряли форму и напоминали свалявшиеся перья экзотической птицы. К лицу только клюва для полноты картины не хватало.

–– Н-да-а, –– протянула она и пошла в сестринскую переодеваться.

Домой она прибрела в полнейшем отупении и, скинув кроссовки, прошла в маленькую, сотворенную скорей для лилипута, чем для обычного человека, кухню. Хлопнулась на табуретку, обняв пакет с продуктами, и уставилась на чайник. Кофе бы. Две столовые ложки на полстакана воды. Но нужно дотянуться, а для этого нужно очнуться. И где сил взять? Последние в магазине оставила вместе с деньгами. Правда, скоро аванс…

Александра потрогала почти голый затылок. Знатно ее подстригли, как запорожского казака. Сверху копна, дальше уши и бледное лицо с полусонным взглядом. Оно. В смысле теперь она с этой прической –– оно. О принадлежности к слабому полу говорит лишь намек на грудь, если сильно и пристально разглядывать то место, где она должна быть.

Впрочем, неудивительно, что она стала похожа на вешалку с такой-то жизнью.

Девушка хотела расплакаться, но и на это сил не хватило. Лицо сморщилось в жалкой потуге, но ни одна слезинка так и не увидела свет. Сашу это отчего-то разозлило. Она, швырнув пакет на стол, встала, нажала кнопку чайника, достала пузатую чашку и пачку сигарет. Пока вода закипала, рассортировала продукты, закинув большинство в холодильник, насыпала сахар в сахарницу, открыла окно. Через минуту уже пила кофе, курила, сидя на подоконнике, поглядывая во двор, и думала о своей неудавшейся и вообщем-то паршивой жизни.

26 лет. И ни мужчины, ни ребенка, ни собаки, ни котенка. Вялая, полуживая фиалка, да засыхающая Spathiphylium Chopan –– вот и вся живность в полупустой однокомнатной квартире, старой, обшарпанной пятиэтажки. И самое противное, что это ее не угнетает. И ничего ей не надо, и никого. Так бы и сидела в этих стенах, не замечая внешнего мира. Лишь бы он к ней не лез.

И почему так? Что с ней случилось и в какой момент? Ведь было все иначе: задор, интерес, обширный круг знакомых, мужчины…

Мужчины. Были и не были. Предложения, ухаживания и пустота. Даже свадьба –– была.

Саша выкинула сигарету и покачала головой –– Костик. Милый, немного робкий, нескладный, трогательно ранимый в конфетно-букетный период и чудовищный монстр в дни фиктивного супружества.

Неужели она не видела, какой он на самом деле?

Видела, но боялась остаться в старых девах. 24 года –– это срок. Другие уже не только радости плотских утех познали, но и горести бытовых проблем совместного жительства и воспитания подрастающего поколения. Ей же все это было известно лишь по книгам, фильмам и рассказам подруг. Вот и рванула в ЗАГС с подспудным чувством беды, не слушая ни себя, ни родителей. А потом терпела. Понимала: сама виновата, а Костик…

Он хотел скромную свадьбу в кругу очень близких, отдельную квартиру для совместной жизни и полную свободу действий. С первым пришлось смириться, пройдя через цепь упреков и неприятных впечатлений, со вторым проблем не возникло.

Родители Саши развелись, когда ей исполнилось 18, и мирно разъехались по новым домам, к новым половинам, оставив дочь в пустой квартире, на самообеспечении. С тех пор заглядывали к ней раз в год, звонили –– четыре и клялись обеспечить братиком или сестричкой. Но ни того, ни другого даже не наметилось и уже не наметится… Отец умер год назад, а мама оказалась мачехой, в чем призналась дочери на похоронах бывшего супруга в приступе ностальгии по былым дням. Эта неожиданная исповедь совпала с бурными и плачевными событиями в жизни Саши и значительно ее придавила. За 8 лет она, конечно, привыкла к самостоятельности, но все ж в ценном совете и в заботе нуждалась, как и любой человек. Однако выходило, что ждать и надеяться ей больше не на что и не на кого. Родителей нет, подругам своих проблем хватает, а муж…

Костик к тому времени стал абсолютно невменяем и по-прежнему оставался лишь жильцом. И если в первые месяцы супружества ее настораживало и беспокоило его равнодушие к ней, как к женщине, то позже даже не удивляло. Через три дня после свадьбы он исчез на сутки. Она встревожилась, пыталась найти его и обнаружила, что из всех друзей мужа знает лишь одного –– странного субтильного мальчика с томным голосом и жеманными манерами. Это наводило на определенные размышления, но еще не оформилось в реальный факт.

Костик явился днем: дрожащие руки, лихорадочно блестящие глаза и приступ дикой ярости на резонный вопрос –– где ты был? В тот раз она отделалась разбитой губой и легким потрясением психики. А через месяц получила уже сотрясение мозга по поводу его разбившейся любимой чашки. Страсти бушевали сутки и закончились перемирием после слезных, нижайших извинений, при которых Костик жег себе ладонь сигаретой и искал место для веревки. Саша не на шутку испугалась и простила все разом.

В таком темпе они прожили год, чем несказанно удивили всех, кто их знал. Но особенно удивлялась Саша. Себе.

За год в ее медицинской карточке значительно прибавилось записей, а в квартире столь же значительно убавилось вещей. В дом Костик приносил в три раза меньше, чем выносил. Деньги ему нужны были каждый день и в большом количестве. Попытка выяснить –– куда уходит ее зарплата, привела к физическому повреждению верхних конечностей и окончательному разрыву отношений со свекровью, которая до этого слезно умоляла ее надеяться, верить и терпеть, а заодно обеспечивала хлебом, геркулесом и молоком.

Годовщину свадьбы Саша отметила в родном отделении в заботливых руках хирурга. Он зашил ей резаную рану на спине и предрек белые тапочки и сиротливый венок от коллег по работе на могилку, если она не возьмется за ум и не погонит подонка-муженька всеми подручными средствами в любом направлении, лишь бы, как можно дальше от себя.

Саша вняла, прокрутила в голове возможные варианты возвращения свободы и отпросившись с работы пораньше, решительно направилась домой с целью застать супруга еще тепленьким и негодным к сопротивлению. И застала. Но не одного.

На плече мужа, пуская слюну, спал черноволосый мальчишка с серьгой в ухе и пирсингом на соске. Саша минут десять рассматривала сплетенные тела и поняла, что глупее и тупее ее на свет еще никто не рождался. Она ушла в ванную в связи с нахлынувшей по совокупности впечатлений тошнотой и увидела инсулиновый шприц, валяющийся в раковине. Ее все-таки стошнило.

Вместе с утренним, наскоро выпитым кофе вышло и все то, что еще держало ее рядом с Костиком: терпение, жалость, страх суицида и надежда на лучшее.

Она не стала будить любовников, тихо взяла документы и пошла подавать на развод.

На это ушло больше года, все деньги и нервы.

И хоть официально их развели через три месяца, Костик не принял отставки и, проигнорировав печать в паспорте, буянил с завидным постоянством. Многострадальная дверь квартиры, в которую его больше не пускали, была раз пять –– подожжена, раз десять подвержена грубому выламыванию, раз двадцать облита всевозможными субстанциями.

Саша умоляла, уговаривала, взывала к совести, душе, гробу, грозилась, вызывала милицию, но Костик стойко преодолевал все преграды и, казалось, только крепчал в своем желании восстановить семью, которой, по сути, и не было.

Убедил его лишь Макс, молчаливый верзила –– сосед с выразительными глазами. Его пудовый кулак выказал несогласие с мнением Костика, лишив того подвижности и бурных фантазий одновременно.

Месяц прошел в непривычной для Саши тишине, потом второй. Она еще ждала возвращения Костика, который, по ее мнению и стойкому убеждению, был тупее и настырнее блудного попугая.

Но время шло и надежда на лучшее, почти погребенная под натиском благоверного, вдруг ожила и стала крепнуть. Буханье в дверь отвергнутого супруга и его дружков сменилось робким постукиванием соседа, и уже не вводило в ступор, не заставляло метаться по квартире в поисках подручных средств и схронов для бренного тела. Макс молча протискивался в дверной проем, снимал тапки и проходил в кухню. Так же молча пил чай с принесенным им же тортом или печеньем, чинил кран или менял лампочку, мыл посуду и удалялся.

Эти посещения, больше похожие на дежурство, чем на ухаживание, сначала озадачивали Сашу и рождали смущение из-за непривычной ей заботы, но вскоре стали обыденны и даже несколько обременительны. Молчание вдвоем было тягостным, а постоянные презенты вызывали ощущение то ли подачки, то ли взятки неизвестно за что. Но больше всего нервировали взгляды матери Макса, которые она бросала в Сашину сторону при встречах. Оно понятно –– сближение ее сынка со столь скандально известной особой радости в материнском сердце не вызывало. Перспективный герой–спецназовец, потерявший селезенку в горячей точке, и оттого комиссованный, был достоин лучшего, по единодушному мнению всех жителей подъезда, включая Сашу. Против был лишь Макс.

В дверь постучали, и Саша, вздохнув, поплелась открывать. Пора бы объяснить соседу, что его посещения бесперспективны и нежелательны.

Максим окинул ее оценивающим взглядом и, сняв тапочки, прошел на кухню.

–– Тебе идет, –– буркнул он, усаживаясь за стол и разливая в чашки кипяток. Саша непонимающе моргнула, нахмурилась и вспомнила – стрижка.

–– А мне не нравится.

–– Зря, –– парень бухнул в воду пакетик чая, а в ее чашку ложку кофе и две сахара.

Саша, смирившись с предстоящим часом молчания, устроилась напротив и сонно посмотрела в темную жидкость. Пить не хотелось, есть –– может быть, а спать –– глобально. Но Максим не даст. Да и неудобно –– славный он, хоть и странный. И что ходит? Нет, понятно: за четыре месяца три букета –– это уже диагноз, но если на что-то надеться, то зря. Одного замужества Саше до пенсии хватит, а впечатлений от него до самой могилы. Пусто, что в душе, что в сердце, как в амбаре родителей колобка.

Парень шумно отхлебнул чай, и девушка встрепенулась, потерла глаза и достала из холодильника профитроли:

–– Угощайся.

Тот наградил ее благодарным взглядом и неспеша начал уплетать произведение местной кулинарии. Десять, двадцать минут. Третья чашка чая, последняя профитролина. Пора бы и честь знать?

–– Ложись. Я посижу.

Девушка непонимающе посмотрела на него сонными глазами:

–– Зачем?

–– Сантехника вызвал. У тебя бачок течет.

–– А-а-а, –– кивнула с пониманием, ничего не понимая, и пошла в комнату, засыпая на ходу. Голова еще не коснулась подушки, как она уже спала.

Максим, заглянув к ней через пару минут, покачал головой, снял с нее носки, не решившись на большее, достал одеяло, заботливо укрыл и вышел, плотно прикрыв дверь в комнату, чтоб намечающийся шум от посещения работника ЖЭРУ не потревожил девушку.

Г Л А В А 4

–– Твоя смена в воскресенье с Воронцовой, –– сообщила Наталья по телефону и Александра злорадно улыбнулась –– Сара Исмаиловна все-таки выполнила свои угрозы и поставила Кузнецовой дежурства…с собой. Девушка представила, как вытянется лицо Валентины и тонкие бровки взметнутся к филированной в элитном салоне челке, и одернула себя –– нехорошо чужому горю радоваться.

Правильно, лучше она за себя порадуется: дополнительные сутки отдыха –– это же праздник! Сколько она успеет сделать? Полы вон с месяц не мыты и цветы засыхают, и вообще, давно пора провести генеральную уборку по всему периметру.

К чему она и приступила незамедлительно.

К вечеру в коридоре выросли два мешка мусора. Антресоли хранили массу неизвестных, старых и ненужных вещей. Она оставила лишь тубус со снаряжением да старенькую палатку.

Пригодится, скоро отпуск, и если не получится в горы сходить, то ‘дикарем’ в лес поедет. Позвонит Кате, Юле…

Размышления на эту тему были прерваны Максимом. Он молча вошел, сунул в руки девушки еще теплый пирог с яблоками, сграбастал мешки с мусором и вышел. Саша вздохнула –– пирог навевал грусть по поводу его производителя –– Галины Анатольевны. Наверняка та жалела, что его стрихнинчиком сдобрить нельзя, из-за сына сластены, вот если бы соседка одна испробовала…

Девушка горько улыбнулась и пошла на кухню чайник ставить.

Пока Максим устраивал свое тело за столом, резал пирог и разливал чай, девушка мыла пол в прихожей и вздрогнула, выронив тряпку от неожиданности. Сработал дверной звонок, громко, настойчиво. А ведь она лично его года два назад лишила проводов, чтоб Костик слуха ее не лишил.

–– Ты починил? –– спросила тихо у парня. Тот лениво кивнул, загадочно поглядывая на нее то ли с любопытством, то ли с сожалением. Саша укоризненно качнула головой: кто просил? Прикинула, кто бы это мог к ней явиться? И не найдя веских доводов ни за одну кандидатуру, кроме бывшего супруга, огляделась в поисках увесистых предметов. В дверь снова позвонили, причем более настойчиво.

–– Открой, –– бросил Макс, всем видом показывая, что бояться нечего, и та послушалась, хоть и не поверила.

–– Ну, здрасте!! Наконец-то!!

На пороге стояла большеглазая, крашенная блондинка с пакетом наперевес.

–– Юлька!! –– обрадовалась Саша.

–– ‘Юлька’! –– передразнила та, вплывая в квартиру и захлопывая ногой дверь. –– Ты, блин, меня достала, подруга! Два месяца, как на дежурство хожу! Думала: прибил тебя благоверный. К телефону не подходишь, дверь не открываешь!

–– Да я работала…

–– Трудоголик, блин! Завязывай так пахать, для организма опасно, ты ж не лошадь…О, Максим! Привет! Ох, ты! Пирог, чай –– идиллия.

–– Присоединяйся, –– пригласила Саша, доставая подруге чашку.

–– С удовольствием…если не помешаю, –– покосилась лукаво на девушку.

–– Юля! –– одернула та.

–– Ладно, молчу. Я все равно ненадолго. И по делу.

Саша, встретившись с ней взглядом, покосилась на Максима –– не помешает? Подруга глянула на парня, рассматривающего свой кусок пирога, прикидывая, с какого бока его удобнее откусить, и мотнула головой –– нет.

–– Давай свое дело, –– согласилась Саша.

–– Сейчас? –– удивилась Юля. –– Может, чаю для начала предложишь, гостеприимная моя? Совсем ты, Моргана, в своей ‘травме’ одичала.

Макс, опередив хозяйку, взял чайник и налил воды в чашку.

–– Вот! Джентльмен, –– отметила Юля, со значением глянув на подругу и получив в ответ упреждающий взгляд, скорчила рожицу. –– Погода нынче хорошая…и пирог аппетитный с виду. Сам да, Максик?

Тот фыркнул и принялся ожесточенно жевать.

–– Золотой ты мужчина. Молодой, холостой, хозяйственный. Эх, где мои шестнадцать лет и чистый паспорт?

Саша не выдержала и пнула подругу под столом.

–– Да я шучу, –– покосилась та на нее и притихла ровно на минуту, чтоб сделать глоток чая. –– Как у тебя дела?

–– Нормально, –– пожала плечами Саша.

–– Когда в отпуск?

–– С первого. Если получится. Работать некому.

–– Вот на тебе и пашут.

–– Да ладно.

–– Ага. Прическу-то кто тебе такую сделал?

–– Не нравится?

–– Ничего. Привыкнуть только надо, –– вздохнула, помешала сахар в чае и решилась. –– Сань, погадай мне, а? Очень надо.

–– Да ты что? Какая из меня гадалка?

–– Хорошая. Ты ж всегда правду говоришь. Ну, пожалуйста, Санечка. У меня такая ерунда вокруг, что и не знаю…Сань? Когда я к тебе с такой просьбой обращалась?

Максим, не отрываясь от пирога, заинтересованно глянул на обоих и вновь уткнулся в тарелку.

‘Спасибо, подруга!’ –– говорил взгляд Саши. Теперь соседи ее еще и ведьмой считать начнут. Только этого и не хватало. Правда, Максим не болтун, но все равно неприятно. Другим не скажет, так сам подумает. Народ в этом отношении мнителен.

–– Извини, –– смутилась Юля, сообразив.

Саша почувствовала себя неуютно, подумала и достала карты Таро –– пускай Макс думает, что хочет, просьбу подруги она выполнит. Действительно что-то не ладно, если Юля за этим пришла.

–– На что гадать? –– спросила деловито, тасуя колоду.

–– На жизнь, –– мгновенно посерьезнела подруга. Взгляд ее стал и благодарным и виноватым одновременно.

–– На жизнь? А конкретнее? На работу, здоровье, любовь?

–– Вот, вот –– два последних аспекта. Сейчас, позже и будущее.

Саша кинула три карты. Ерунда получается. Смерть. С чего вдруг?

Девушка убрала последнюю карту в колоду, не торопясь с выводами и объяснениями, перетасовала и начала выкладывать на первую. Юля, наморщив лоб, внимательно следила за ней. Макс смотрел выжидающе и заинтересованно –– на карты. Даже голову набок склонил, чтоб лучше картинки рассмотреть.

–– Ну, вот, –– облегчено вздохнула Саша: теперь хоть что-то проясняется. –– Проблемы у тебя семейные. Суть их –– ребенок. С деньгами плохо, но не надолго. Примерно через неделю Сергей тебе принесет крупную сумму –– и задумалась: все говорить или часть утаить? Тогда и гадать не стоило. Решила сказать все. –– Но это лишь половина, остальное он другой женщине отдаст. Молодой.

–– Знаю кому, –– глаза Юли зло сверкнули. –– Бывшей своей. Стерва!

–– Нет, она не стерва. Деньги ей очень нужны, на ребенка. Болеет он.

Юля промолчала, но занервничала и, зная где у Саши сигареты, потянулась к ящику стола. А та продолжила.

–– Зря ты переживаешь. Тебя он любит и не бросит.

–– Не факт, –– возразила подруга, прикуривая. Макс поставил перед ней чистое блюдце под пепельницу.

–– Не знаю. Ребенок ему нужен. Он вообще детей любит и к сыну привязан.

–– А на мою –– ноль внимания.

–– Чужая. Роди ему своего…О-о, да ты к какой-то женщине собралась на эту тему.

–– Да, Сань, собралась. Катя адрес дала. Говорит –– помогает крепко. Я ведь второй год с Сережей, а забеременеть не могу, хоть ты что!

–– Не хочешь. Боишься, –– поправила ее Саша.

–– Скажи лучше: поможет мне эта женщина?

–– Поможет, –– кивнула Саша, выкинув три карты, и нахмурилась: не хорошо складывается. –– Денег возьмет много, но за то и отработает –– будет у тебя лялечка, но…лучше б не было.

–– Это как?

–– Не знаю. Так карты говорят, –– смутилась девушка под пристальным взглядом присутствующих. И попыталась разобраться, еще три карты бросила. Господи! –– Слушай, Юль, а нужен тебе ребенок-то?

Та посверлила ее подозрительным взглядом и твердо бросила:

–– Очень. Давай подробности.

–– Получается, забеременеешь ты быстро, но …не родишь.

–– Поясни.

–– В мае с тобой что-то произойдет, –– и кинула еще карту. –– Седьмого.

–– Умру, что ли?

Саша смутилась: сказать ‘да’ –– в шок подругу ввести, а ‘нет’ –– солгать. Но та и так все поняла, нахмурилась и хрипло попросила:

–– Посмотри, что будет, если не пойду к Катиной знакомой.

Саша посмотрела, но картина не изменилась. Смерть какая-то странная: мгновенная и …с кем-то еще.

–– Ну, все! –– разозлилась девушка на карты –– вот ведь какую гадость говорят, –– выкини все из головы и рожай своему Седову ребеночка, а в мае сиди дома безвылазно –– спичками не балуйся, двери никому не открывай.

–– Спасибо. Утешила, –– расстроилась Юля, затушила сигарету и поднялась. –– Пойду.

–– Подожди…–– но та уже двинулась в прихожую, туфли начала одевать.

–– Юль, успокойся! Врут они все…

–– Когда твои карты врали? –– вскинула та тоскливый взгляд. –– Ты помнишь? Я нет. Извини. Забегу еще. Пока.

И понуро шагнула на площадку, не попрощавшись с Максимом. Саша чуть не заплакала с досады –– зачем сказала? А зачем гадала? Тоже Ванга нашлась!

–– Да не правда это все!! –– крикнула в отчаянье в спину подруги. Та махнула рукой, не оборачиваясь, и зашагала быстрей. Через минуту стук каблучков стих и хлопнула подъездная дверь. Саша вернулась на кухню, села и зло посмотрела на карты, искренне жалея, что не выкинула их час назад вместе с древними туфлями и газетами.

–– Где научилась? –– спросил Макс, кивнув на старенькую колоду.

–– Нигде, –– буркнула девушка. Она действительно не знала, где и как научилась гадать. Сколько себя помнила –– всегда умела. Смотрит на картинку и знает, что будет, и только лет пять назад узнала из книг по Таро обозначение карт. И ни разу они ей не врали, и ни разу не показывали таких ужасных вещей. –– Ерунда все это.

 –– Погадай мне.

–– Нет, спасибо, одной уже нагадала.

Максим потянулся за колодой.

–– Не трогай! Карты одни руки признают.

Тот кивнул и подал их девушке. Саша недовольно посмотрела на настырного гостя и принялась тасовать, ругая себя за безответность.

–– Что хочешь? На тебя? Загадывай вопрос. Можно не вслух.

Парень кивнул. Саша вытащила карту и со вздохом положила на стол:

–– Смерть…Вообще-то, она еще обозначает перемены, крушение планов. Не обязательно физическое…

Парень с любопытством посмотрел на карту, не выказав и доли беспокойства –– ну, смерть и смерть –– говорил весь его вид:

 –– Еще вопрос.

–– Максим!... Хорошо, последний, –– и перетасовала колоду. Выпало тоже самое. Парень чуть поддался вперед и побледнел:

–– Подробно.

Саша возмущенно посмотрела на него, но возражать не решилась, страх и смятение холодили душу, мешая сосредоточиться. Она кинула еще три карты и минут пять молча рассматривала их.

–– Ерунда! Получается: тебя кто-то убьет, но ты выживешь. Мужчина… Все! Сеанс закончен!

Девушка сгребла карты и огляделась: куда бы их сунуть? В мусор? Жалко. Положила на место, в стол:

–– Извини, Максим, но мне завтра на сутки и очень хотелось бы выспаться. Иди домой, пожалуйста.

Г Л А В А 5

К первому звонку информации фактически не было, и Артур Львович перенес встречу на более поздний срок. Ему не возражали, но пожелали работать активней. Он внял и к назначенной встрече пребывал в уверенности, что идет по ложному следу.

Они встретились на двенадцатом километре от города в лесном массиве. Лойкэ не приехал на машине, как предполагалось, а вынырнул из кустов, как заяц из шляпы фокусника, и сел в салон, чуть кивнув в знак приветствия.

–– Здравствуйте, господин Лойкэ…или Яахвэ? Кстати, яхве –– это бог.

–– Это относится к делу? –– выгнул тот бровь.

–– Лишь в том плане, что я не знаю, как к вам обращаться.

–– Обращайтесь, как пожелаете.

–– Хорошо, –– ‘интересный экземпляр’ –– отметил Вайсберг и вытащил из кармана куртки конверт. –– Здесь фотографии. Мне нужно подтверждение, что взят нужный след.

–– У вас есть сомнения? –– мужчина внимательно разглядывал снимки. Слишком пристально: поворачивая их к свету, вглядываясь под разным ракурсом и чуть ли не принюхиваясь.

–– А у вас?

Еще минута изучения и фотографии вернулись в руки Вайсберга:

–– Нет. Никаких сомнений.

И удивление, и любопытство Артур Львович оставил при себе:

–– В таком случае, господин…скандинав, могу сообщить некоторые данные. Морган Александра Сергеевна. 26 лет. Разведена. Детей нет. Живет одна на проспекте Вернадского 34, квартира 24. Работает медсестрой в травматологическом отделении ГБ № 5. Подробности интересуют? С мужем ей не повезло –– гей, наркоман. Кстати, ему достаточно дать дозу и указать нам бывшую супругу, –– со значением посмотрел на Лойкэ.

–– Нет.

–– Я прослежу, чтоб она не воскресла, –– пояснил, понимая, что неодобрение связанно с не профессионализмом исполнителя.

–– Я сказал: нет! –– голос стал жестким, взгляд колючим и злым. –– Это сделаете вы! Лично! Трех дней, хватит?

Их взгляды встретились, и те пару секунд, что они смотрели друг на друга, дали Вайсбергу огромную пищу к размышлению, а Яахвэ –– повод к беспокойству:

–– Это ваш заказ, а не наркомана, –– сказал он тише. –– Я предупреждал вас –– никакой самодеятельности. Что вам еще известно о ней?

–– Пока это вся информация. Если вас интересует больше, подскажите, что именно?

–– Все! От последнего посещения стоматолога, до размера обуви. И контакты. Мысли.

–– С последним могут возникнуть проблемы. Или мне пойти на близкий контакт?

–– Нет. Не стоит. Она может оказаться умной и проницательной. Придумайте что-нибудь другое… В конце концов, я вам за это плачу. Впрочем, можете сначала убрать, потом информацию собрать Ваше дело. И готовьте финал. В любое удобное вам время в любом варианте. Срок –– три дня. До свидания.

Мужчина вылез из машины и скрылся в кустах. Артур Львович проводил его взглядом, очень похожим на оптический прицел снайперской винтовки, и завел мотор.

Уже дома в тишине, сидя на уютном диване и поглядывая на вообщем-то непримечательное личико молодой особы, он позволил себе делать выводы и строить предположения.

Дело становилось не понятным, странным и даже опасным. Он не знал, откуда исходит предположение, но чуял, что зря взялся за него. Клиент, конечно, весьма неоднозначен, но иностранцы все со странностями, а вот девушка… Убрать ее не трудно, только к чему такая спешка? То –– не стоит торопиться, то –– убирайте.

Вайсберг прищурился, разглядывая фото. Он мог поклясться, что где-то видел ее, но на удивление, не мог припомнить –– где? Профессиональная память на лица и события еще ни разу не подводила его и вот первый сбой. Стареет? 46 лет –– не возраст. Он в прежней форме. Тогда что?

Девушка. Саша. Александра. Морган. Громкая фамилия. А по мужу –– Видеич. Нет, не встречал. А может, в отделении виделись? Или Наташа приводила? Сколько он ее знакомых просмотрел? Нет, этой среди них не было.

Позже вспомнит, а пока… Какая вам смерть по нраву, леди?

На работу она опоздала –– проспала. В который раз ей снился этот дурацкий сон. Раз в пятидесятый, причем раз сороковой за последние полгода. Саша вынырнула из него, словно рыба из аквариума, и минут двадцать таращилась на одеяло, пытаясь прийти в себя. Сердце билось у горла и слезы лились сами против воли, и, как всегда после него, в груди ширилось удивление: почему ей не жалко себя? Почему жалко его?

Но ответа она так и не нашла ни в рисунке пододеяльника, ни в отражении своей физиономии в зеркале ванной комнаты, и в струе воды его не было тоже. Правда, боль отпускала, нехотя, медленно, покалывая ступни и кожу рук, но ощущение цепи на шее и запястьях прошло лишь после двух чашек крепкого кофе и трех выкуренных незаметно, в задумчивости, сигарет. А вот осадок неопределенного и необъяснимого сожаления остался на весь день.

Она прошла в комнату и открыла тетрадь, в которую еще год назад начала записывать свои сны –– так и есть –– этот сон повторялся много раз, причем в точности до ощущений. Саша захлопнула тетрадку, не на шутку встревоженная состоянием своей психики, выдающей, черт знает что, и увидела, что время уже полвосьмого.

Макс, услышав хлопок двери на площадке, вскочил, сунул ноги в брюки и прошел на кухню. Весь двор, как на ладони: чугунный забор с разваливающимися каменными столбами, детская площадка, скамейки и дорожка, ведущая к проспекту. Девушка поежилась, застегнула джинсовую курточку под горло и быстрым шагом направилась со двора, вышла в арку, свернула направо, к остановке.

–– Опять ее провожаешь?! –– женщина за его спиной с грохотом опустила сковороду на плиту,–– Что ж это делается! Господи! Наваждение просто какое-то! Морок! Приворожила она тебя, что ли? Вот и ходишь, и ходишь.. Да такая ли тебе нужна, Максим? Ты глаза-то открой! Ведь смотреть не на что: ни кожи, ни рожи, зарплата –– гроши, в приданное –– муж-наркоман да разбитая квартирка! Оно тебе надо?

–– Хватит, мама.

–– ‘Хватит’! Нет, не хватит! Ты когда мать слушать начнешь? Я что враг? Я ведь добра желаю –– знаю, что говорю. Ты там был, не знаешь, что здесь творилось. Да я трижды себя прокляла, что сюда поменялась. Что день, что ночь: пьянки, драки, музыка, крики. Ведь никому покоя не было…

–– Она-то причем?

–– Так ее квартира-то!! Ее муж!! А мужики? Да я баб сроду не видела, только парни и ходили. К кому, спрашивается?!

Максим насмешливо посмотрел на мать: не объяснишь пожилой женщине, что такое гей. Не поймет и не поверит. У этого поколения воспитание и мораль крепко партией родной зацементированы –– секса нет, а у кого есть –– тот падший человек.

Парень качнул головой и полез в холодильник за колбасой.

–– Куда?! А ну на место! –– скомандовала мать. –– Нечего желудок себе сухомяткой портить, и так покалеченный. Сейчас омлет будет. Чай, вон, пока налей. На сутки сегодня?

Парень кивнул и сел за стол. Через пару минут завтрак стоял перед ним. Женщина села рядом, подперла щеку ладонью и вздохнула:

–– Смотрю на тебя и сердце радуется: красавец ты у меня, ладный да сильный. Одно плохо: что ж тебя вечно на убогих тянет? То за Толю Стрижа вечно заступался, … теперь вот эту привечаешь. Ну, зачем она тебе, сынок? Разве мало хороших девушек вокруг вьется? Катюшу вон возьми с первого этажа: умница, коса с кулак, хозяйственная, вежливая, в институте учится, юристом будет, –– этот факт, видимо, особое уважение у женщины вызывал: она качнулась к сыну, заглядывая в лицо, –– понял, что сказала? Нет, не понял, глянул вскользь и опять в тарелку уткнулся. Галина Анатольевна понизила голос и чуть не до столешницы для убедительности склонилась. –– Знаешь, сколько Мария Михайловна за институт платит? Тридцать тыщь! Эта ж какая уйма денег?! Богатые.

Парень отодвинул тарелку, выпил залпом чай и, буркнув ‘спасибо’, пошел в свою комнату одеваться. Галина Анатольевна так и не поняла: слышал ее сын или нет, потому за ним двинулась, продолжая внушение:

–– Тебе ведь годов-то уж сколько? 32! А до сих пор не женат. Не дело, сынок. Мне б внуков понянчить, стара совсем, боюсь не дождусь. А хочешь, я тебя познакомлю? На работе у нас хорошая женщина есть, душевная…

–– Мама! –– парень застегнул наплечную кобуру и укоризненно покачал головой, глядя на женщину.

–– Ну что, ‘мама’?! Что?! Добра ведь хочу! Что ты в этой шалопутной нашел?! Что привязался-то?! Алкашка, наркоманка…

–– Хватит! –– глаза Максима предостерегающе сверкнули. Женщина смолкла и обиженно поджала губы. Парень накинул пиджак и только тогда сообщил:

–– Ты ее совсем не знаешь. Не суди.

К входной двери пошел.

–– Конечно, не знаю! Как же! Да все на моих глазах! Притон здесь устроили, ‘малину’! Мало тебе досталось?! Хочешь, чтоб еще наркоман ее тебя порезал или дружки ее уголовные?! –– понеслось ему в спину. Максим, не останавливаясь, взял барсетку и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Галина Анатольевна вздохнула, подумала и, заплакав с досады, пошла пить корвалол.

Максим не спеша шел на остановку –– в запасе час, можно пройтись пешком и подумать. Ему не давало покоя вчерашние гадание. Он готов был посмеяться над суеверием, но …лет семь, восемь назад, а сейчас при всем желании –– не получалось. Слишком многое видел, чтоб безоглядно отталкивать предостережение. Особенно после ранения…

В тот день он спешил на вокзал, опаздывая на поезд, и уже видел здание, как чья-то рука, словно наручники, крепко обхватила его запястье, останавливая бег. Он обернулся, недоумевая, какому герою-самоубийце взбрело помешать его передвижению, и первое, что увидел –– фиалковые глаза. Они принадлежали хозяйке руки –– тонкой, аристократической, глянув на которую не заподозришь столь мощную силу, способную вот так просто остановить мужчину весом 120 килограмм и ростом под два метра.

–– Нужна помощь? –– спросил Максим, мысленно прощаясь с поездом и своими ребятами.

–– Тебе, –– женщина протянула вторую руку, сунув ему в лицо какую-то чеканную бляшку с цепью. –– Одень.

Парень смерил ее подозрительным взглядом, прикидывая, относится ли та к цыганскому племени. По одежде: широкая юбка до щиколоток, на плечах шаль –– да, но по лицу со светлой кожей и благородными чертами –– нет. Гордая осанка, властный, пронзительный взгляд и корона из каштановых волос с единственной седой прядкой надо лбом –– производили впечатление, что женщина особа королевских кровей, не меньше.

Парень не стал спорить, взял протянутую безделушку и полез в карман за деньгами. Но женщина не дала: быстро выхватила брелок, одела ему на шею и, хлопнув ладонью ему по подреберью, бросила заговорщицким шепотом прямо в лицо:

–– Позже отблагодаришь.

И исчезла. Нет, он понимал, что она скорей всего метнулась в толпу и затерялась, просто это произошло слишком быстро, почти не заметно для глаза, потому и произвело впечатление исчезновения.

Странная встреча немного озадачила и заняла от силы час раздумий под перестук колес. А вот чеканная пластина круглой формы вызывала суеверный трепет и желание снять ее и выкинуть, но он этого отчего-то не сделал, лишь рассматривал весь путь, теряясь в разгадке над сутью рисунка: борозда-спираль и четыре маленьких травянисто-зеленых камня в разброс по кольцу.

Тогда он злился на себя за то, что слишком много времени уделяет этому предмету и не может его выбросить, а потом, ровно через десять дней, уже ругал за то, что даже не спросил имя своей спасительницы.

Они прибыли в часть под вечер, а утром их бросили на задание. За три дня боев –– 12 убитыми, 12 раненными. Его же смерть словно сторонилась. И лишь когда бойцов погрузили на вертушки, напомнила о себе, ужалив шальной пулей в спину. Он упал на руки своих, еще не понимая и не принимая произошедшего, еще пытаясь подтянуть вмиг отяжелевшее тело в салон, но не смог. Через сорок минут его прооперировали, а еще через сутки полковой хирург протянул ему злосчастную пулю и похлопал по руке:

 –– В рубашке ты родился, минут на тридцать позже и летел бы домой грузом–200.

В том бою от их взвода осталось пять человек…

Смерть. Геройская, жестокая, глупая и жалкая, легкая и тяжелая, но всегда нежданная. И преждевременная. Ни разу он не видел естественной смерти, от старости. И в принципе не хотел видеть никакой, тем более Сашиной. Замученная жизнью, одинокая девчонка вызывала острое чувство жалости, но было ли что-то еще в его сердце, он затруднялся ответить.

–– Кар-р-р!

–– Черная тупица! Пошла вон! –– камень свистнул в воздухе, но цели не достиг. Ворона лишь растопырила крылья и поддалась вперед, каркнув во все горло, словно насмехаясь.

–– Глупая тварь! –– взбесилась женщина и начала шарить глазами вокруг в поисках еще одного камня или хорошей палки.

–– Бритти, перестань, –– засмеялся мужчина, обнимая ее и разворачивая к себе,–– ночь так коротка, а ты так прекрасна…

–– Эта тварь следит за мной! –– зеленые глаза зло сверкнули.

–– Да перестань, какое нам дело до глупой птицы, наверняка приглядывается к твоему ожерелью, вот и все. Ну, пойдем, милая, –– мужчина подхватил женщину на руки и шагнул к зарослям орешника. Та показала вороне язык и рассмеялась, обвив руками крепкую шею любовника.

Ворона проследила за ними взглядом и переместилась на другое дерево, чтоб лучше видеть человечков. Каштановые кудри бледнолицей женщины разметались по мху, губы изгибаются в довольной улыбке, ноги смешно задраны, руки срывают одежду с мужчины, а потом стоны, жадные призывы и крики.

Они расстались под утро. Сейвел проводил госпожу до замковых стен, рискуя быть замеченным и узнанным, но желание продлить свою власть над этим ненасытным, податливым телом дурманило голову. Он еще долго пил ее поцелуй, прижимая горячее тело к холодным камням, и все силился отпустить его, еле сдерживаясь, чтоб не взять женщину вновь, здесь же. А Бритгитте, казалось, именно это и было нужно. Ее всегда привлекал острый запах опасности.

–– Здесь, давай здесь, –– шептала она, прерывисто дыша. Сейвел отпрянул –– дьяволица!

–– Стражники встанут. Завтра…

–– Нет, –– женщина, улыбаясь, потянула его к себе за колет, положила руку на пах, –– сейчас, ну!

––Ненасытная кошка, –– выдохнул он ей в лицо, впечатав прекрасное тело в стену, впился в губы и ... нырнул в предрассветный туман. Лицо женщины исказилось, глаза сверкнули ненавистью.

–– Трус, жалкий трус! –– донеслось ему в спину. Мужчина ускорил шаг.

Она пнула кочку с досады и поправила платье: Ну, хорошо! Ты сегодня же пожалеешь об этом! Торгаш! Тупица! Она топнула ногой, постояла, повела по волосам ладонью, проверяя, не запутались ли в них листья и травинки, потом придала лицу выражение кроткой невинности и пошла к потайной дверце, придерживая подол платья, чтоб не испачкать его еще больше.

Замок еще спал. Во дворе стояла сонная тишина и только новый конюший, молодой долговязый парень, из вилланов, менял солому своим подопечным.

Бритгитта с минуту оценивающе рассматривала его фигуру, притаившись за углом, и облизнула губы: неудовлетворенное желание сжигало тело и скрашивало недостатки мальчишки –– рыжие, нечесаные волосы, испачканное веснушчатое лицо, худоба и неуклюжесть. Все это было неважно, главное его руки были достаточно сильны, плечи широки, и он был мужчиной.

Она подобрала подол и осторожно подошла к нему:

–– Ты так усерден?

Мальчишка вздрогнул и выронил вилы:

–– Госпожа…

Женщина огляделась: никого.

–– Как моя Друзилла?

–– Э-э-э…

–– Покажи, –– женщина прошла внутрь конюшни и остановилась, ожидая, когда парень подойдет.

–– Она…там. Ожеребилась, –– парень не знал, куда себя деть от смущения. Госпожа была красива настолько, что порой он забывал о своем положении, не в силах оторвать от нее взгляд. ‘Она –– дьяволица’, –– шептались в замке, но Гьюго не верил. Легко оклеветать человека, тем более женщину с ликом Мадонны, такую юную, чистую и безответную, как их госпожа.

–– Ты хорошо следишь за ней? –– ах, какой голос у госпожи. Парень и вопроса не понял, стоял деревом, боясь пошевелиться, только ноздри трепетали, вдыхая запах жасмина и хвои, исходящий от женщины. Она повернулась и повторила вопрос.

–– А-а, да. Да! Я очень хорошо смотрю за ней, госпожа. Она ведь ваша любимица…

–– Вот как? –– зеленые глаза горели лукавством. –– Значит ты хороший слуга. Я заметила, как ты прилежен.

Его заметили?! Парень чуть не задохнулся от радости и тут же пошел пятнами –– женщина прильнула к нему, сунула руку под рубаху, исследуя кожу на животе. Нежные пальцы скользили вниз, грозя удостовериться в его конфузе. Отпрянуть бы, но сил не было и желания…

Что было, потом он помнил с трудом: взрыв, всплеск, стон и падение на солому, ее нежное тело, ее запах. Сказать бы что любит, что готов на все ради нее, но эта мысль была далека, как и другая –– не к добру такое начало. А потом вскрик и грозный взгляд черных глаз.

–– Он хотел меня изнасиловать. Я пришла узнать, как моя кобыла, а он набросился…

–– Господин, –– губы парня задрожали, взгляд заметался по лицам стражников. Его выхватили из соломы, выволокли наружу и, не слушая сбитых оправданий и мольбы о милости, начали жестоко избивать. Через пару минут лицо парня превратилось в месиво. Безвольное тело скинули в ров.

–– Ты довольна? –– голос мужчины дрогнул от ярости, руки сжались в кулаки.

–– Я? Он хотел меня изнасиловать, Винсент, –– вскинула подбородок женщина, надменно щурясь. Красивая, гордая и порочная, как вавилонская блудница.

–– Шлюха, –– прошептали побелевшие губы мужчины.

–– Это ты мне, братец? –– чуть улыбнулась она и игриво выгнула бровь. –– А кто изнасиловал свою двенадцатилетнюю сестричку –– сироту?

–– Тварь, какая же ты тварь! –– процедил он, еле сдерживаясь, чтоб не убить ее.

–– У-у, ну не будь букой! –– надула губки женщина. –– Я не сержусь. Ты был прекрасен. Спорю, и сейчас ты еще на что-то годен.

–– Пошла вон! Я больше не буду покрывать твои злодеяния!...

–– Да куда ты денешься? –– зеленые глаза предостерегающе блеснули. –– Подумай о своей Веролике. Она так ранима и кротка, –– женщина изобразила молящуюся в исступлении монахиню и, хохотнув, качнулась к мужчине, который казалось сейчас ударит ее. –– Думаешь, твоей благочестивой женушке понравится весть о том, что ее муженек далеко не рыцарь, а убийца и насильник, осквернивший алтарь Господа своей похотью. Грешник и злодей, убивший святого человека, ее любимого пастыря!

–– Это все ты!!

–– Я? Разве я вонзила кинжал в сердце Петрика?

Бритгитта прищурилась, с улыбкой поглядывая во двор: как тогда было хорошо –– сначала она получила этого дурачка–священника прямо на алтаре, потом Винсента. Она смотрела в мертвые глаза святоши, наполненная его семенем и семенем брата, убившего ради нее, из-за нее, и чувствовала небывалый экстаз. Мертвый священник, мертвые боги, слабые, пустые и глупые фигурки, а она, живая и могущественная, бросает им вызов.

–– Кельтский вепрь убьет тебя, –– предупредил мужчина.

–– Сначала пускай вернется, –– фыркнула она и пошла к себе, вполне удовлетворенная утренними событиями.

Винсент проводил ее ненавидящим взглядом.

С ограды, напротив конюшни, сорвалась большая черная птица и взмыла вверх.

Гьюго выловили три вилланки и принесли в хижину матери. К вечеру парень скончался, не приходя в себя.

Г Л А В А 6

–– Ну, прости, Гулечка, –– вздохнула Саша. Та глянула недовольно, скинула сланцы, начала туфли одевать.

–– Сагадылова заболела, хрипит, как старый саксофон. На операцию завтра четверо. Капельниц 18…

–– Ничего себе, –– ужаснулась Саша, выглянула из-за дверцы шкафа, за которой переодевалась. –– А инъекций сколько?

–– Лучше не спрашивай, –– устало махнула та рукой.

–– А Воронцова, значит…

–– Придет, как всегда, –– кивнула Гуля. –– Просила ее –– нет, ‘ у меня смена с 16.00’. Так что, день ты одна.

–– Замечательно, –– кивнула девушка, накидывая рубаху. И обоим ясно было, что ничего замечательного нет.

–– Новеньких трое. Назначения в историях. Ключи от сейфа вот, –– связка ключей брякнула на стол. –– Я пошла. Извини, но меня уже штормит, как бы до дома добраться.

–– Ну, извини, Гулечка,–– Саша чувствовала себя очень нехорошим человеком. Гуля Марбедыева жила в поселке и ездила на работу и обратно на электричке, которая ходила не так уж часто. –– Не успеешь, да?

–– На десять поеду, –– махнула та рукой, двигаясь к выходу. –– Не заснуть бы только. А завтра обратно. Полдня потеряла. Удружила ты мне, Видеич, спасибо.

И вышла. Только смолк звук каблучков, как послышался шум топота. В дверь просунулась помятая физиономия с тяжелым подбородком и копной непрокрашенных и нечесаных волос. Маленькие, серые глазки с признаками косоглазия пошарили по сестринской и наткнулись на Сашу.

–– Видеич, миленькая, на тебя вся надежда: дай пятьдесят до получки!

Саша чуть брюки не выронила:

–– Да ты что, Аня! Где ж я тебе их возьму?

–– Ну, Сашенька, –– крепкое тело санитарки нырнуло в помещение. –– Мне Полине в садик, завтра последний срок.

–– Да нет у меня!

–– Сань, как человека прошу, дай. Театр у них в садике, все сдали, а я нет. Что ж теперь моей в группе сидеть? Все пойдут, а она, лысая, да?

–– Ань, у меня 70 рублей, а получка, когда бог пошлет…

–– У меня Коля на неделе получит, я отдам! –– женщина клятвенно сложила руки на груди. Александра поправила резинку на брюках и вздохнула: не отстанет теперь, придется дать. Отдать, конечно, не отдаст. Коля ее зарплату раз в году приносит, когда трезвый, а чаще трезвым он не бывает. Аня же занимает раз в месяц, а отдает раз в пятилетку. Память у нее стрессами подточенная, оттого не крепкая. Но если говорит, что дочери, значит на другое не потратит.

Саша полезла в кошелек: обойдется она и двадцатью рублями, на хлеб хватит, а на трамвай…пешком походит –– молодая, ножки резвые, ходить умеют. Зато ребенок, как все –– в театр.

И протянула деньги. Женщина схватила их и от избытка чувств попыталась поцеловать благодетельницу, та увернулась и вынырнула в коридор: пора и к работе приступить.

Аня просвистела к выходу, Саша толкнула дверь процедурного кабинета. Смена началась: инъекции на девять, завтрак лежачим, назначения новеньким, капельницы, обезболивающие, таблетки на два, обед, инъекции, поступающие больные, капельницы, истории болезни…

Светлана Ивановна Воронцова пришла, как всегда с опозданием на тридцать минут: и это еще немного. Обычно мадам себя пунктуальностью не утруждала и на работу являлась, как на свидание, с часовым опозданием. Женщина надменно кивнула Саше, проплывая мимо сестринского поста, и зависла в раздевалке минут на сорок. Видеич как раз успела таблетки на шесть разложить.

–– А температурные листы? Со вчерашнего дня не заполнены. Ты как смену принимала? –– строго спросила Светлана Ивановна, глянув на Сашу из-под очков. Мотнула головой, сгоняя с места, и начала исследовать ящики стола. –– Что за бардак у вас? Газеты что здесь делают? А это еще что за порнография?

В ухоженных пальчиках мадам находился вполне безобидный журнал ‘Что хочет женщина?’ Девушка пожала плечами и озадачилась: интересно, а что бы было, если б недра ящика хранили Play Boy? Наверняка ее б причислили к лику аморальных личностей и потребовали объяснительную в письменном виде.

Журнал упал в корзину для мусора. Женщина посмотрела на Сашу, как начмед на санитарку, и сложила руки на столе:

–– Что там за шум насчет Кузнецовой? Говорят, ты про нее пикантные истории рассказываешь.

–– Я?

–– Естественно. Ты ведь ее трахаться благословляла, не я.

–– Вас неправильно информировали, Светлана Ивановна, –– в голосе девушки появился металл. Женщина посверлила ее испытывающим взглядом и милостиво кивнула:

––Ладно. Иди в процедурный, я на посту буду.

‘Спасибо’, –– картинно поклонилась Саша, но перечить не стала. Смысл? Эта столбовая дворянка непробиваема в своем напоре. Спорить с ней или поперек идти, что под танк ложиться. Да-а, неизвестно еще, кому повезло –– ей с Воронцовой дежурить,или Вале - со старшей сестрой.

Попасть в квартиру объекта не составило труда. Вайсберг дождался ухода соседки в магазин, открыл дверь девушки обычной булавкой, надел бахилы и шагнул внутрь.

Обстановка его не удивила, что-то подобное он и подозревал: старая мебель - стенка, диван, письменный стол и тумбочка под телевизор, но без оного. В кухне тоже запустение и нищета. Из ценного: хрустальная ваза с засохшими в ней цветами и книга Тота.

‘Странная женщина’, –– подумал Артур Львович, разглядывая корешки книг: ‘Кулинария’, ‘Руководство для врачей скорой помощи’, ‘Мельница богов’, ‘Охота на пиранью’ и Гумилев, Осокин, Блавацкая. Ничего себе набор.

На стене репродукция Айвазовского ‘Вечер в Византии’, деревянное распятие и икона архангела Михаила. На столе пирамида с храмом и тетрадь. Мужчина открыл ее и качнул головой: ‘Сны’. Не дневник, как положено молодой, свободной особе, не тексты любимых песен или фотографии греющих тонкую женскую душу актеров, а собственные сны.

Взгляд скользнул по первым строчкам, исписанным приятным почерком, и привлек любопытство:

‘…огромная зала с каменными стенами и окнами-бойницами. Свечи и длинный стол на каменной ступени, застеленный белой скатертью. А на нем старинный большой кубок с орнаментом и огромными рубинами по краю. И вдруг он падает и на белом полотне разливается вишневая жидкость. И все, только запах воска и дыма и ощущение неприкаянности’.

’24 июня. Сырость и холод, и куда ни глянь –– топь с прогалинами зеленых кочек. Болото от края багрового неба с низкими, свинцовыми тучами, бегущими со скоростью стайеров, до еле виднеющейся темноты лесного массива. Его очертания лишь угадываются, но я точно знаю –– это лес, в который, может быть, и шел гигант, но увяз в трясине. Огромные крючковатые бивни, бурая шерсть и проплешина на массивном, покатом лбу. Он смотрит на меня и, словно винит, что увяз. Ему не выбраться –– это понимаю я, это понимает он. Вдруг выстрел. Во лбу исполина образуется круглое отверстие, и умные глаза наполняют недоумение и обида, которую сменяет пустота. Тело животного быстро погружается в грязь.

Кто стрелял? Мелькнули серые глаза и мужской силуэт. Кто, откуда? И почему мне кажется, что стрелять должны были в меня?

К чему этот мамонт вообще мне снился?

Ерунда какая-то, но на душе тоска, словно не он –– я увязла в трясине, и выхода нет, и для меня уже отлита пуля’.

‘7 июля.

Это самый странный сон из всех, что мне снятся.

Булыжная мостовая, низкие какие-то несуразные строения и утренний холод, пробирающий до костей. Я чувствую, как леденеют босые ноги, ступая по камням, слышу гул разноликой, убого одетой толпы, вижу грубо оттесанные столбы на деревянных помостах. Я чувствую все, словно наяву, а не во сне. Тяжесть цепей на лодыжках, железо натерло и раны ноют, но нет смысла ими заниматься, потому что я скоро умру. Я знаю, что ни в чем не виновата, разве что в том, что слишком сильно люблю.

Нас человек восемь, под стать мне –– измученные и обреченные. Нас разводят по столбам, крепко прикручивают цепями, обвивая тело от шеи до пят, так что и не пошевелиться. Цепь холодная и очень тяжелая.

Кто-то сопротивляется, кто-то и не думает, мне все равно, я как будто должна, просто обязана взойти на этот костер, будто от этого зависит чужая, но очень дорогая для меня жизнь, та, которую я ценю больше, чем свою.

Толпа шумит, злорадствуя, гогочет и выкрикивает оскорбления, но как-то вяло, полусонно. А я и не слышу ее, не обращаю внимания, я жду. Смотрю вглубь площади, влево, где виден проход меж домами. Мной движет слепая надежда увидеть его в последний раз. И я вижу. Пять всадников сгрудились на краю площади, в том проулке и стоят, не вступая на булыжную мостовую. Один, в темной, странной одежде, смотрит на меня, другие на чеку, словно боятся чего, озираются, и на этого поглядывают настороженно, не отходят, вплотную прижимают лошадей. Он не просто бледен –– сер, но я знаю, что это не его цвет кожи –– он смуглый. Темные волосы треплет ветер, и они бьются по широким плечам, укрытым черным колетом. Удивительно красивые глаза полны боли, они словно кричат –– прости! Нет, я не вижу его четко, он слишком далеко, но я уверена, что все именно так. Мне нечего прощать –– я улыбаюсь и плачу от радости, что вижу его, что он жив. А ветер уже доносит запах гари, и дым начинает застилать видимость, скрывает очертания мужчины. Я пугаюсь не успеть сказать ему, чтоб он не винил себя. Я пытаюсь разглядеть его и не вижу, что подо мной уже горят дрова, боли еще нет, только душа рвется на части от тоски и тревоги за него. И вдруг порыв ветра, забивая нос тошнотворным запахом горящего мяса и тряпья, срывает завесу дыма, и я вижу его искаженное страданьем лицо, руки, сдерживающие его порыв рвануть ко мне. ’Не надо!’ –– я останавливаю его взглядом и стараюсь бодро улыбнуться, но огонь уже лижет ноги и разрывает болью мозг. ‘Не вини себя, слышишь?! Только не вини себя! Ты ни в чем не виноват!!! Ни в чем!!’

Я не знаю, увидел ли он мой крик во взгляде, понял ли, что хотела сказать? Я проснулась.

Странно: во рту горечь, горло и нос забиты запахом костра, шея, словно до сих пор стянута цепью, и ее ощущение никак не проходит. А еще жутко болят ноги, кажется, я действительно горела, и железо на лодыжках уже сплавилось с кожей. Но ничего нет, даже признаков повреждений, только фантомные ощущения и дикая тоска по тому неизвестному мне мужчине.

Почему я так спокойно воспринимала аутодафе? Почему жалела его, не себя? Ведь если судить по одежде, он очень могущественный синьор и мог бы меня спасти, выкупить, но не стал. Может, это он и послал меня на костер? Может, это моя прошлая реинкарнация?

За что же меня сожгли? Причем тут он и кто я?

Вот уже час прошел, как я проснулась, но ноги, руки и шея болят до сих пор, я все еще чувствую запах гари и слышу крики толпы, жертв и треск костра. Все это очень мало похоже на сон’.

‘Интересная девочка’, –– подумал Вайсберг и достал фотоаппарат, отснял каждый лист, потом обстановку комнаты, включая тапочки у кровати крупным планом. Клиент хотел знать размер ее обуви? Получите.

Потом порылся в недрах письменного стола, изыскивая фотографии, и наткнулся на копеечный, китайский альбом с рыжими кисками. И что же у нас здесь? Светские вечеринки? Семья, любимый, друзья?

Не угадал –– группа альпинистов на фоне заснеженного пика идет цепью вверх по склону.

Один на весь альбом семейный снимок, весьма посредственный, старый, десятилетней давности, не менее: мужчина с квадратным подбородком и прилизанной набок челкой, крупная женщина с грубыми чертами лица и юная девушка с ямочкой на щеке.

А дальше: насупленная крашенная блондинка с бокалом, три девушки в обнимку, в коронах из елочной мишуры смеются в объектив, отвратительной наружности парень, больше похожий на узкоглазого хомячка, чем на человека, обнимает за плечи хозяйку альбома…

Вайсберг спешно перелистнул страницу, передернувшись: ну, и вкус у вас, леди!

О-о, да вы из лука мастер стрелять? И не плохо, если это ваша мишень.

Здоровяк с гитарой и щуплый, рыжий очкарик в ветровке у костра, а рядом девушка греет руки о кружку…Леди.

Вайсберг оторвал взгляд от фотографий и посмотрел перед собой на плоский кусочек дерева с выжженной руной соул, свешивающийся с книжной полочки на черном шнурке. Леди, соул…. Леди. Почему именно этим словом он обозначил жертву? Не мадам и не миледи…

Мужчина вернулся к снимкам, внимательно просмотрел каждый и задержался на последней странице: очень хороший кадр –– ночь, дорожный знак ‘стоп’ и девушка в профиль с зажженной сигареткой. Следующий в фас –– ночь на Воробьевых горах. Пейзаж за спиной один в один. Москва.

Артур прищурился: вот почему утонченное лицо девушки казалось ему знакомым. Она была очень похожа на его первую любовь –– Марину….

20 дней в Москве. Ему 20, ей чуть больше. Случайное знакомство в лабиринтах метрополитена, и длинные ночи, полные восторга, дни и вечера, наполненные ощущением праздника.

Марина….

Длинная коса, огромные, наивные глаза, тонкие черты лица и та же манера греть ладони о кружку. Ее душа была выткана из рапсодий и сонет, не ‘Битлз’ и ‘Абба’ были ее кумирами, а Рахманинов и Вивальди, Не Евтушенко и Маяковский заставляли ее замирать, вслушиваясь в каждую строчку, а полные тоски стихи Цветаевой. Она приехала с Урала, из какого-то маленького городка, где училась на краеведа, и кружила по Москве, с упоением вдыхая стылый зимний воздух у Большого театра, Третьяковской галереи, собора Василия Блаженного, Кремлевских башен, словно впитывала каждой клеткой энергетику исторических мест. Странная, славная, чистая и удивительно искренняя. 20 дней прошли, как сон. И вдруг она исчезла. Он несколько месяцев ходил на станцию ВДНХ, где они встречались, и ждал ее возвращения, не желая верить, что они расстались навсегда. А потом еще долго залечивал сердечную рану, переходя от отчаянья к ненависти и равнодушию.

Почему он тогда не додумался взять ее адрес, не спросил фамилию, дату рождения? Почему эта мимолетная встреча оставила столь четкий след в сердце?

Через пять лет он женился, еще через пять развелся. А ведь, казалось тоже –– любил, но лицо женщины, с которой провел пять лет своей жизни, расплывается в памяти, оставляя зыбкий силуэт унылой особы с тонкими, словно рисованными бровями и запахом приторно-сладких духов. Нет, еще нелепые детские капризы и амбициозные требования, плавают в туманных глубинах тех дней. Все. Пятилетка в две фразы, и 20 дней в детализированное до малейших подробностей эссе. А ведь в январе той встрече исполнится 27 лет…

Вайсберг хмыкнул и качнул головой: он понял, что будет просить у ‘Васи’ в первую очередь –– отставки. Киллер, отягощенный сантиментами, что бизнесмен с маразмом.

Мужчина положил альбом на место, с точностью восстановив порядок в ящике стола, и прошел на кухню. Снимок древнего однокасетника ’Россия’ и нескольких кассет: барды, ‘Танцы минус’, Россини, Ванесса Мэй и Nightwish. ‘А ваш вкус, леди, совпадает с моим’, –– подумал отстраненно.

Еще один кадр на содержимое старого холодильника: в основном лед, разбавленный полками, и можно уходить.

К ночи отделение угомонилось, в процедурах наступил перерыв, а Светлана Ивановна умерила свое недовольство и отпустила Сашу на час в нервное отделение к подружке.

Катя Шпаликова сидела на кушетке, болтала ногами и курила. На столе кофе, печенье, бутерброды.

–– Богато живете, –– улыбнулась Саша, кивнув на стол. –– А я весь день поесть мечтаю.

–– Не везет, –– равнодушно пожала плечами Катерина и протянула пачку сигарет. –– Будешь?

–– Давай.

–– Бутерики вон бери. Кофе сейчас налью. Ты с кем сегодня?

–– С мадам Воронцовой.

–– У-у-у, тогда понятно, –– девушка проворно разлила кофе, разложила бутерброды по тарелкам и зевнула. –– А мы сегодня с Джулей. Работящие люди, я тебе скажу, в поселках живут. Я весь день книжку читаю, она работает, орден сутулогоamp;горбатого зарабатывает.

–– Передай от меня, чтоб не утруждалась, все равно не оценят, –– Саша хлебнула кофе и откусила бутерброд

–– Да-а, она молодая, пока сама не поймет –– учить бесполезно, –– и вдруг сощурила синий глаз, напустив в него любопытства. –– Слушай, а что у тебя с Кузнецовой вышло?

–– И до вас уже слухи дошли?

–– Да, слышала краем. Светлана Ивановна твоя вчера приползала. Часа два, наверно, с Григорович шушукалась. Громко. А потом к анестезисткам подалась. Там как раз Вера Васильевна, старшая их, дежурила. Подружка вашей Сары Исмаиловны. Чуешь? Вляпалась ты, Маргоша, по самые Нидерланды.

–– Я-то тут причем? –– пожала плечами Саша, стряхнув крошки с брюк.

–– Ой, дите, –– качнула головой подруга, хитро щурясь. –– Да выгонят. Не Кузнецову –– тебя. Как еще говорила: иди к нам в отделение. Нет, травма тебе милей. А сейчас поздно: ни одной свободной ставки. Молодежь-то пошла умная, слава трудовых подвигов ей не нужна.

–– Зато у нас платят больше.

–– Ага, на сто рублей, а работаете на миллион.

–– Ну, и что?

–– А то! Погонят тебя, Санька, помяни мое слово. Ты в этой истории крайней окажешься.

–– Почему я-то? –– растерялась Саша и нервно закурила.

Катя хмыкнула и отстукала ноготками с изящным маникюром незатейливую мелодию:

–– ‘Это мы не проходили, это нам не задавали’…Ты, как всегда, не в курсе, святая наивность, –– девушка качнулась к подруге, изогнув тщательно подкрашенные бледные губы в снисходительной улыбке. –– Милая-а-а, кроме истории болезней и озабоченных больных, в отделении коллектив существует и субординация. Коллектив женский, в переводе на доступный язык –– серпентарий. А иерархия, в зависимости оттого, кем прикрыться успела. Тоже перевести? Кому даешь и насколько хорошо. А Кузнецова вашему Чубаеву дает. Хорошо дает и на постоянной основе. Расклад ясен?

–– Да, слышала я эту сплетню…

–– Но, как обычно, не придала значения. Зря. В сплетнях, к твоему сведению, только 50% вранья…

–– И 45 грязи.

–– Правды, Маргоша. Правды!

Саша с тоской посмотрела на еду: аппетит окончательно пропал, настроение значительно ухудшилось.

–– Хочешь сказать, что я крайней останусь?

–– Ага, –– девушка качнула носком туфельки и вздохнула. –– ‘Не печалься, любимая…’ Ладно, не грузись. Исмаиловна у вас баба справедливая, урегулирует этот вопрос к общей пользе. Ей такого безотказного трудоголика, как ты, из-за всякой ерунды терять не захочется. Так что, обойдется. Авось? Рассказывай: как дела, да печенье вон бери. Опять на мели, да?

–– Да, Аня последние выманила, –– вяло отмахнулась Саша, пригорюнившись. –– Рассказывать особо не о чем. Костик не появляется –– слава богу. В отпуск скоро. Хочу в горы уехать. На Алатау. Дорого, конечно, но хочу. Молодость хоть вспомню, категорию подтвержу, а то…старухой себя чувствую, столетней, не меньше.

–– И сколько счастье вкусить экстрима стоит?

–– Семь.

–– Сколько?! –– Катя выгнула бровь. –– Да ты что?! Где возьмешь?

–– Уже накопила. Да отпускные. С инструктором договорилась и ребят из группы видела.

–– Мужички?

–– Трое и пять девушек.

–– И лук свой возьмешь? –– в тоне Катерины появилась насмешка.

–– Возьму.

–– Глупо. Зачем тебе это, Сань? Лучше в круиз поезжай. Тебе личную жизнь надо устраивать, а не под горную козу косить. Альпинизм, стрельба из лука –– детство. В твоем возрасте романтику в отношениях полов искать надо. И не прошлое тревожить, а будущее строить. Мужичка, Марго, мужичка тебе искать надо. Чтоб, как стена, встал.

–– Да ну их, –– Саша взяла кофе и отхлебнула. –– Не надо мне никого.

–– Тогда в монастырь уходи, а не в горы.

–– Кать, эта тема для меня закрыта. Всех ведь, кто у меня был, знаешь. И что? Толк? Любовь первую возьми…

–– Вспомнила! –– фыркнула девушка, –– Хомячок убогий, гений-извращенец, Печорин еврейского разлива.

–– Да кому он нравился? Поэт непризнанный…

–– Тебе. Со зрением у тебя всегда плохо было, зато сердце безразмерное, вечно убогих привечаешь. За тобой Витька из параллельной группы бегал. Что не пошла?

–– Бегал он! Трахнуться хотел, вот и бегал.

–– Ну, и дала бы.

–– Ага, всем! –– с сарказмом кивнула девушка.

–– Вот и сидишь из-за своего чистоплюйства в гордом одиночестве. Чистая и непорочная, но ненужная и для семейной жизни потерянная. Любовника завести не пыталась?

–– В который раз. Да не получается у меня ничего: ходят, телефон просят, ухаживают, и испаряются.

–– Слушай, а может, на тебя порчу навели?

–– Точно, –– усмехнулась Саша. –– Венец безбрачия.

––Да ты не иронизируй, сейчас рукодельниц знаешь сколько?

–– Ерунда, Кать, если сама дура, что других в тупости обвинять. Не хочу я ничего и не могу. На мужиков глянь: где нормальные-то? Одни Костики, корвецкие да малевины.

–– Ну, мужа опустим, он и не мужик, в принципе, и первую любовь туда же, а Макс очень даже…

–– Да, если он когда-нибудь и разродится, меня его мама вместе с кроссовками съест.

–– Не ласкова свекровушка?

–– Да и сам непонятен. Ходит, как комиссия с проверками, смотрит и молчит.

–– Бывают молчуны –– не патология. Смотрит-то как?

–– Вдумчиво! А еще краны чинит, чай пьет и пирогами снабжает. Нет, Катя, парень он хороший, но в том-то и дело. Мне б проще что-нибудь, понятнее.

Двери сестринской открылись и на пороге возникла молодая стройная девушка в кудряшках:

–– Екатерина Витальевна, а Макеев из 14 так и не вернулся и у Симаковой из 24 температура. Здравствуйте, Александра Сергеевна.

–– Здравствуй, –– кивнула Саша и поднялась. –– Пойду я, Кать.

–– Давай. Завтра меня дождись, вместе домой пойдем.

–– Дождусь.

Саша пошла к себе в отделение, а Катя разбираться с больными.

Ночь выдалась на удивление неспокойной: шесть поступлений. Такое обычно в праздники бывает.

Воронцова приняла одного больного, пока Саша была в нервном отделении и постановила, что следующие поступающие –– не ее печаль, а тех, кто гуляет во время работы. Вывод ясен –– тревожить ее ночью нельзя. Поэтому девушка хлопотала одна. К шести ситуация стабилизировалась, но пришло время утренних инъекций, потом сбор анализов, уборка. В итоге к пересмене Сашу значительно шатало. Она мужественно отсидела пятиминутку, мечтая о чашке крепкого кофе, душе и теплой постели, и поспешно встала, стремясь покинуть ординаторскую в первых рядах по окончании отчета.

–– Видеич, пройдите в кабинет старшей сестры, –– приказным тоном ей сообщил заведующий.

‘И что я фамилию не сменю?’ –– вздохнула она и смиренно поплелась к Саре Исмаиловне. Та пропустила ее вперед себя, старательно отводя взгляд, указала на стул и села напротив. Геннадий Иванович плотно прикрыл дверь и встал у окна, сложив руки на груди. Кустистые брови, сдвинутые на переносице, не предвещали хорошего разговора. Саша начала перебирать в уме возможные нарушения и недочеты: ’Спирт? Сдала. Наркотики –– комплект. Истории сделала. Что же? Отсутствие в отделении? Воронцова накапала?’

–– Александра Сергеевна пришло время нам с вами расстаться. Вы молоды и, возможно, не осознаете чреватости своих поступков, поэтому я готов подписать ваше добровольное заявление об уходе.

Саша моргнула, непонимающе нахмурилась и покосилась на старшую сестру, желая пояснений. Та сосредоточенно разглядывала гелиевую ручку, абсолютно непримечательную с виду.

–– Геннадий Иванович, я не понимаю, в чем дело?

–– Не понимаешь? –– взгляд мужчины стал колючим, тон жестким. –– А дело в том, молодая да ранняя, что в нашем коллективе работают хорошие люди, и я не дам клеветать на них и разносить сплетни! Это больница, а не притон, к вашему сведению. Вы своим отвратительным поведением даете пищу к разговорам…

–– Геннадий Иванович! О чем вы говорите?! –– сердце Саши тревожно забилось, в горле появился комок.

–– О том, что вы длительное время уходите со смены, но вместо того, чтоб вести себя тихо, клевещете, ставя под удар и моральный облик, и крепкую семью того, кто вам помогал! Вы устраиваете свою личную жизнь? Это ваше право, но не в рабочее время и не таким гадким, низким способом! Вы халатно относитесь к своим обязанностям, опаздываете, хамите персоналу, взваливаете свою работу на чужие плечи, клевещете, льете грязь на коллег, флиртуете с больными и гуляете по другим отделениям!

Саша не знала, что сказать, она беспомощно смотрела на заведующего и силилась найти достойные контраргументы, и понимала, что бесполезно –– ее подставили, как дурочку.

–– Сара Исмаиловна, но вы же знаете, что произошло, почему вы молчите? –– девушка обратилась к последней инстанции и, встретившись с взглядом женщины, поняла –– напрасно.

–– Я жду от вас заявления, –– поторопил девушку мужчина.

–– Я не буду ничего писать, –– неожиданно для себя уперлась Саша и даже кулачки сжала для решимости.

–– Тогда я уволю вас по статье. Вы не соответствуете занимаемой должности, не справляетесь с обязанностями. Сегодня вы получите один выговор, завтра другой, потом третий. Решайте.

–– Это шантаж?

–– Не смейте мне хамить!! –– взвился мужчина и, встретившись взглядом с глазами Имбрековой, немного успокоился и кивнул ей. –– Я буду у себя. А вы поторопитесь, а то передумаю и напишу вам такую характеристику, вы вообще медицину забудете! Пойдете носками на рынок торговать!

Вышел, хлопнув дверью.

Саша повернулась к женщине и с надеждой спросила:

–– Может, мне взять отгул?

Та глянула зло и, достав лист бумаги, хлопнула его на стол перед девушкой, сверху присовокупив ручку. Саша окончательно растерялась:

–– За что? Вы же знаете, что я никуда не ходила. Вы сами говорили…

–– Говорила! До этого! –– достав из ящика стола бланк, положила его перед Видееч. Саша непонимающе посмотрела на него и схватилась за горло: RW –– четыре креста.

–– Надеюсь, ты понимаешь, почему я ничего не могу сделать? Он пришел в пятницу, по идее, я не должна была допускать тебя до работы, но ты…Вообщем-то…Я спустила все на тормозах. Искать тебя не будут –– сама придешь. Пиши заявление, Саша. Это самый лучший выход. Кузнецова и так тебя шлюхой выставила, себя прикрыла, и с этим анализом ты никому обратное не докажешь.

–– Этого не может быть…Как?

–– Ну, ну, –– женщина, видя, что девушка побледнела и вот-вот упадет в обморок, вытащила фальготку валерианы и налила в стакан воды. –– Выпей. Успокойся. Неприятно, но сейчас это быстро лечится…

–– Да нет у меня ничего! Не может быть!! Откуда?! –– вскочила та.

–– Сядь! –– рявкнула Имбрекова и, увидев совершенно больные глаза Саши, смягчила тон. –– Сама знаешь, какой контингент поступает –– алкоголики, бомжи…

–– Ерунда, –– прошептала девушка, взяла анализ, внимательно просмотрела данные и зажмурилась: сифилис…У нее.

В голове это не укладывалось, и по произведенному эффекту было сходно кирпичу на голову. Девушка автоматически взяла ручку и, плохо соображая, что делает, написала заявление об уходе, встала и вышла.

Она как во сне дошла до сестринской, переоделась, не реагируя на вопросы медсестер, не обращая внимания на их озадаченные взгляды, сложила в пакет все свое нехитрое имущество, включая тапки, и, не попрощавшись, вышла.

Шпаликова ждала подругу у главного входа –– сидела на лавочке и курила. Увидев Сашу, белую, как кафель в операционной, с безвольно поникшими плечами бредущую, не видя дороги, невольно присвистнула и, схватив сумку, рванула за ней:

–– Саня, ты что? Случилось что-то, да? Выговор влепили?

Саша остановилась и жалобно посмотрела на нее:

–– Я шлюха, Катя.

Та фыркнула:

–– Хороша шлюха –– девственница в 26 лет и зарплата соответствует. Чья идейка? –– и увидев слезы в глазах подруги, поняла, что ее предположения оправдались. –– Вот сука! Ну, Кузнецова, ну, тварь! –– прошипела зло и увлекла девушку к выходу из больничного городка. –– Ладно, попляшет она у меня! А ты в голову не бери! Подумаешь!

–– Я заявление написала, –– тихо сказала Саша.

–– Тьфу ты! Зачем?! На каком основании?!

–– В добровольно–принудительном порядке, –– еле слышно пояснила та.

–– Зав ваш, да? Да послала бы его к черту, козла старого!

–– У меня сифилис, Катя.

Шпаликова сначала подумала, что ослышалась, глянула недоверчиво в зеленые глаза и побледнела:

–– Дела-а…

–– Ага! –– засмеялась Саша и вдруг заплакала.

–– Ну? Ну! Да ты что, Моргана? Нашла из-за чего –– и осеклась, сообразив, довела подругу до лавки в сквере, метнулась к киоску, купила сигарет и две банки ‘отвертки’ и сунула одну в руку подруги:

–– Выпей, легче станет, –– и свою открыла. –– Конечно, лучше б тонну валерианы…

–– Или хорошую веревку, –– нервно хохотнула Видеич, шмыгнув носом. Потом отхлебнула жгучего напитка и оттерла слезы.

–– Ты это брось! Тоже мне, самоубийца! Было бы из-за чего! А анализ?…Анализ…ошибиться могли. Запросто!

Саша недоверчиво посмотрела на нее.

–– Серьезно, –– та кивнула для убедительности. –– Помнишь, мне три года назад онко гинекологи ставили? Такая же ерунда получилась. Я уже белые тапочки приготовила, да Юлька к своей знакомой утащила. Сдала новые анализы и что? ‘А вы абсолютно здоровы, деточка!’

–– Да, помню, –– для успокоения подруги кивнула Саша и прищурилась, вглядываясь в номер приближающегося трамвая. –– Кать, твой, беги. Спасибо тебе.

–– Не поеду я…

–– Иди! У тебя Полинка дома одна, а я не маленькая, справлюсь. И не так прессовали.

–– Точно? –– женщина встала, но бросить Сашу не решалась.

–– Точно, беги. Вечером созвонимся, –– улыбнулась ей та.

–– Ну-у, смотри, –– вздохнула и сунула ей банку ‘Отвертки’. –– Сигареты я тебе в пакет бросила. Держись! Не раскисай, утрясется.

И метнулась к трамваю. Девушка проводила ее взглядом, не забывая бодро улыбаться, и сникла как только транспортное средство скрылось с глаз.

Г Л А В А 7

Саша взъерошила челку ладонью, смяла жестянку и грустно улыбнулась. В голове было тихо, но где-то внутри будто натянулась нить, связывающая тело и душу, готовая в любой момент лопнуть и отпустить ее на свободу, в спасительную благодать Эдема. Казалось, только подумай и нить оборвется… Но Видеич не верила ни в ад, ни в рай.

Девушка, вздохнув, решительно встала, словно заявила права на тело и жизнь, откинула смятую банку точно в урну и пошла домой. Жизнь продолжается несмотря ни на что.

‘ И какой смысл на нее пулю тратить? Чуть толкни, сама застрелится’.

Вайсберг убрал телефонную трубку и задумчиво посмотрел вслед бредущей по аллее девушке. Узнать повод раннего принятия спиртного и убитого вида не составило труда. Один звонок: а не подскажете, когда следующая смена у Видеич? И ему тут же доложили, разрисовав подробно: она уволена за аморальное поведение. Аморальное…Эта?

Артур хмыкнул и качнул головой –– чудеса. Вот они оказывается какие, современные Мессалины.

И как все складывается! Прямо не заказное убийство, а АЛЕГРО ДОМИНОР, только и осталось, что листать партитуру. Только в чем смысл? Зачем она этому Яахве? А он зачем?

Не нравилось ему все это.

Мужчина нахмурился и завел мотор. Девушка домой пешком пошла, маршрут понятен –– прямо по аллее, потом направо, через парк, на выходе он ее перехватит, отследит.

Но он ошибся, прошло 10 минут, 20, а девушка так и не появилась. Вайсберг, ругая дилетантов, с которыми простейшее дело превращается в хлопотную заморочку, обежал весь парк, но никого не нашел, и решил ехать прямо к ее дому. Он занял угловую скамейку во дворе девушки и, развернув газету, приготовился к ожиданию.

–– Нет, ты глянь, что делается! –– возмущенно запричитала мать, тыкая ладонью в кухонное окно. –– У-у-у, бесстыжая! Алкоголичка…

Максим, оторвавшись от тарелки с гречневой кашей, недоуменно посмотрел на мать: что она там еще углядела?

–– Ну что смотришь?! Твоя, вон, нарезается с утра пораньше, как алкаш какой-то подзаборный. Ни стыда и ни совести, совсем все атрофировалось! 12 дня, перед всем двором! –– возмущению женщины не было предела. –– Вот кого ты мне в невестки прочишь! Ты глянь! По ней же нарколог плачет!

Парень подскочил к окну: двор был пуст, только опавшие листья да два человека, сидящие спиной друг к другу на скамейках у ограды, в углу. Неизвестный мужчина с крепким затылком читал газету, а девушка отхлебывала из банки с ярким рисунком и курила. Судя по окраске жестянки и виду Саши, пила она далеко не газировку.

–– Черт! –– Максим, понимая, что случилось что-то нехорошее, спешно вылетел из квартиры под аккомпанемент материнских криков. Скатился по лестнице и притормозил у подъездной двери, чтоб придать лицу спокойное выражение. Через минуту он уже садился на скамейку.

–– О-о-о, сосед, здравствуйте! –– протянула девушка. –– Какими ветрами вас сюда надуло?

Взгляд Саши был покрыт алкогольным туманом, глаза щурились, пытаясь нагнать холода и неприязни, лицо скривилось, то ли в попытке выразить наплевательство, то ли изобразить ехидную ухмылку. Получался нервный тик.

‘Хороша…’ Макс вздохнул, забрал из ее рук банку, качнул, проверяя остатки жидкости ––глоток, не больше.

–– ‘Отвертка’…Не многовато градусов с утра? –– парень брезгливо откинул жестянку в урну. Девушка проследила за ее полетом, не выразив, впрочем, и малейшего сожаления, и попыталась прикурить сигаретку. Удалось через минуту.

–– Повод? –– тихо спросил Макс.

–– Осень! –– широко улыбнувшись, развела руками она, предлагая оценить пожухлые листья под ногами и полуголые деревья. В бодром тоне чувствовалась фальшь.

–– Что случилось, Саша? –– еще настойчивей спросил Максим.

–– А тебе какое дело? –– мгновенно ощетинилась девушка. –– Что ты выскочил? Что тебе вообще от меня надо? То краны чинишь, то пироги на бедность подаешь…Я тебя прошу?! Зову?!

–– Обидеть хочешь? Не старайся - не умеешь.

–– А я поднатужусь!

–– Зачем?

–– Для души! Надоел ты мне, соседушка, сил тебя видеть больше нет. Что ты ко мне привязался? Баб больше нет? А может тебя не в селезенку, а в пикантное место ранили, вот и выбрал убогую, чтоб особых требований не предъявляла? Нет? Тогда оставь меня в покое!

Девушка вскочила и опрометью бросилась к подъезду. Макс проводил ее укоризненным взглядом и не спеша двинул следом.

–– Занятно… –– протянул Вайсберг и отложил ненужную газету. Дело становилось все загадочней. Ну, зачем ее убивать? Кому мешает эта серая мышка, кроме себя самой? Виртуальному скандинаву? Иностранцу, находящемуся на территории чужой страны без визы, загранпаспорта, документов? Кто вы, Лойке? ‘Иван Федорович Отгадай’? Законспирированный корсиканец, имеющий претензии к изрядно придавленной жизнью провинциалочке? А может девушка по нечаянности стрелу в его сторону пустила, когда арбалет осваивала?

Н-да, фантазии. А ему бы факты. Только где их взять, если Лойкэ Яахве с такой физиономией не существует в природе?

Вайсберг встал и, сунув руки в карманы плаща, прогулочным шагом направился к машине: претензии, причины –– все это не его дело. Он получил заказ, и он его выполнит.

Саша влетела в квартиру, шмыгая носом и дрожа от обиды на весь мир и ненависти к себе –– озлобленной грубиянке. Хлопнула дверью, защелкивая замок, и сползла на пол, обливаясь слезами и поскуливая:

–– Что же это такое? Что?!

Перед глазами маячило равнодушное лицо пожилого венеролога:

–– …хотите повторно сдать анализ? Не верите? Пожалуйста. Cito –– 500 рублей, готов через час…обычный –– через пять дней…как коллеге –– бесплатно.

–– Обычный…

И что? Ну, прошла она через позор и стыд, а если никакой ошибки нет? А если и через пять дней диагноз подтвердится?

О, нет! Мамочка, только не это! За что?! Как?!!

Макс поднялся на этаж и застыл у Сашиной двери. За ней слышался горький плач, от которого на душе стало как после отчета о погибших. Он несмело шагнул к гладкой поверхности и уже занес руку, чтоб постучать, но передумал: девушка неоднозначно дала понять, что он ей не мил.

Парень сел на корточки, прислонившись спиной к стене и застыл, то ли разглядывая голые ветки деревьев, виднеющиеся в подъездном окне, то ли прислушиваясь к всхлипам за дверью.

Саша сидела, обняв руками колени, и смотрела в пол. ‘Что же делать? Как же теперь жить’? –– вопрошала она у немых, давно некрашеных досок. На душе было так мерзко, что в пору было искать мыло и веревку, но Саша считала себя трусихой и оттого этот вариант отмела с содроганием. И потом, еще ничего не ясно, может, действительно –– ошибка? Работа?... Будет искать другую. Отпуск?...Переживет. Работала без него год и еще год поработает. Устала, отдохнуть хочется? Отдохнет, пока работу ищет. Алатау, конечно, помашет ручкой, но если RW будет отрицательный, все остальное она переживет без труда. Деньги? Снимет с книжки. Обидно, горько, страшно? Ерунда, не повод. У других и серьезней ситуации случаются –– не киснут. И она не будет, главное, не думать ни о чем пять дней. Сможет? Да легко! Обои вон поменять надо, потолки побелить, в ванной кафель валится, и в гости давно не ходила. Хотя какие гости?

Девушка тряхнула челкой и встала: надо брать себя в руки и жить дальше. Ничего страшного не случилось. По сравнению с мировой революцией.

Она глянула на себя в зеркало: да, с таким взглядом, девушка, вам бы на паперть! И решительно направилась в ванну.

Г Л А В А 8

В дверь злобно звонили какие-то вороги. Саша с трудом приоткрыла один глаз: в сонном тумане плавал циферблат часов –– 15. 15. Интересно: ночи или дня? Светло, значит –– дня.

Она с трудом поднялась, вслепую нашарив тапочки под ногами, натянула халат, путаясь в рукавах и поясе, и прошаркала в коридор, пытаясь расстаться с сонным дурманом. Можно было не стараться –– глаза сами открылись, как только взгляд остановился на троице, ломившейся к ней в квартиру.

–– Оперуполномоченный лейтенант Потапов. Гражданка Видеич Александра Сергеевна?

–– А-а…Д-д-а-а, –– девушку зазнобило от нехорошего предчувствия. ’Ну, что у нас еще плохого?’ –– всплыли в голове строчки из детского мультика. –– А-а-а, что …собственно?

Язык не слушался, и пока она вымучивала этот наипростейший вопрос, представители органов правоохраны шагнули в дом и сунули ей под нос свои удостоверения, следом перед лицом возникла бумажка с размашистой подписью. Единственное, что она в ней уразумела –– первое и последнее прочитанное слово –– Ордер. Дальше можно было и не читать, а логически домыслить. Но с мыслями стало хуже, чем с растительностью в Антарктиде.

–– Володя, давай за понятыми, –– кивнул лейтенант одному из своих товарищей и, сняв фуражку, по-хозяйски огляделся и шагнул в комнату. Тетрадка со снами ушла в сторону и на ее место хлопнулась казенная папочка. Мужчина уселся за стол и кивнул хозяйке. –– Располагайтесь. Итак, гражданка Видеич, сейчас, в присутствии понятых у вас будет произведен обыск. Наркотики, оружие имеем?

–– Нет, –– хрипло бросила растерянная Саша, с опаской присаживаясь рядом с лейтенантом. Второй уже сновал по комнате, заглядывая в каждый угол.

–– Не-ет, –– с ехидным удовлетворением на лице протянул мужчина и подтолкнул к девушке лист протокола. –– Распишитесь.

Входная дверь бухнула, в комнату прошел третий, сопровождая Макса и Галину Анатольевну. Саша сжалась, жалея, что не имеет в наличии шапки-невидимки.

Сосед обвел настороженным взглядом троицу в милицейской форме, задержался на побледневшем лице девушки и сел на диван, предварительно закинув его пледом. Галина Анатольевна расположилась в кресле, напротив. В ее глазах плескалось злорадное удовлетворение: допрыгалась, куколка? Это тебе за сына –– героя!

‘Здорово! А что еще нужно для полного ‘счастья’? Кажется, уже ничего’, –– вздохнула девушка и попыталась взять себя в руки и прояснить ситуацию:

–– Я бы хотела знать, в чем, собственно, дело, –– заявила она лейтенанту дрогнувшим голосом.

–– Ваше право, –– кивнул тот и достал из папки фото. –– Вам знаком этот человек?

На нее смотрел Костик.

–– Да-а…Это Костик…Видеич Константин Викторович.

–– Кем он вам доводится?

–– Он? Мужем… Никем. Мы разведены…

–– Давно?

–– Почти год…

–– Но проживаете вместе?

–– Нет. Год, как не проживаем.

–– А когда вы его видели последний раз?

–– Давно…В начале лета.

–– А точнее?

–– Первого или второго июня.

–– И больше не видели?

–– Нет.

–– Подпишите, –– опять подтолкнул лист. –– О чем вы разговаривали в ту последнюю встречу?

–– Ни о чем, –– у нее складывалось впечатление, что над ней насмехаются. Лейтенант не скрывал своего пренебрежения и неверия. В глазах стоял обелиск законодательной системы Российской федерации.

–– А ‘ни о чем’ –– это о чем?

–– Как обычно…просился назад. Сначала умолял, потом грозил.

–– И все?

–– Все.

–– И больше не виделись? И не звонил?

–– Нет.

–– Его вещи имеются в вашей квартире?

–– Нет. Я все отдала.

–– Вы? Или сам забирал?

–– Нет, я собрала и к маме его отвезла.

–– Хорошо, подпишите. А чем занимается ваш муж?

–– Бывший, –– поправила девушка. –– Чем занимается, не знаю. Не интересовалась, а раньше –– ничем.

–– А вы сами работаете?

–– Да.

–– Кем? Где?

–– ГБ № 5, медсестра,…то есть…работала. Вчера уволилась.

–– Сами или вас?

–– Сама, а вам какое дело?

–– Не грубите, гражданочка, а четко отвечайте на поставленные вопросы.

Саша сникла и беспомощно огляделась: Максим хмурился, Галина Анатольевна получала явное удовольствие. Один из милиционеров водрузил на стол объемный пакет.

–– Это ваше? –– ткнул в него ручкой Потапов.

–– Мое, –– кивнула девушка, прикидывая: на сколько лет ее осудят за наличие медицинской аптечки в доме?

–– Что в нем?

–– Медикаменты.

–– Все ваши?

–– Все мои.

Содержимое пакета было высыпано на стол и досконально изучено под пристальным взглядом ретивой соседки.

–– И зачем же вам столько одноразовых шприцов, гражданка Видеич?

–– На экстренный случай.

–– Н-да? А реланиум?

–– Да его выкинуть надо. Он уж года три, как просрочен.

–– Откуда же он у вас?

–– Да, Господи! Три ампулы просроченного реланиума. Это что, криминал?

–– А клофелин?

–– У соседки с первого этажа гипертония. ‘Скорую’ не вызывает, ко мне бежит, вот и остался.

–– Складно, как у вас, Александра Сергеевна, –– на все вопросы резонные ответы.

–– Я их записывала и зубрила…Меня обвиняют в хранении медикаментов? И сколько по нашим законам мне положено?

–– А вот хамить не надо, последний раз предупреждаю.

Саша отвернулась, не зная то ли зареветь с досады, то ли послать всех к черту.

–– Хорошо, –– кивнул Потапов и предъявил следующую фотографию:

–– Этот человек вам знаком?

–– Ле-ленчик. Левчик. Не помню. Костик приводил пару раз, но кто он и что –– не знаю.

–– Подпишите. Хорошо. Леонид Вениаминович Спорыгин. 26 лет, не работающий, не учащийся.

 –– И при чем тут я?

–– Вы утверждаете, что не знаете его, но на основании его показаний следует обратное, –– лейтенант вытащил лист из папки и зачитал: ‘С гражданкой Видеич знаком хорошо. Она не раз выручала меня, поставляя необходимые лекарства, такие как реланиум, димедрол, кетамин’. Что на это скажете?

–– Ложь. Ничего я ему не поставляла. И видела 2 раза.

–– Хорошо. ‘Гражданка Видеич активно помогала нам. В ее квартире был организован тайник для хранения наркотиков, которые приобретал и распространял ее муж Видеич Константин Викторович’. Это тоже ложь?

–– Наглая, –– Саша окончательно поникла, предчувствуя неизбежный финал хорошо спланированного фарса. Доказывать, что ты не золотая рыбка, судя по виду и взгляду лейтенанта, было бесполезно. А Костик –– подлец…Если он действительно устроил здесь схрон, то ей конец. Она никогда и никому не докажет, что не знала о нем.

Зато стало ясно, зачем с такой настойчивостью бывший муж рвался в квартиру.

–– Хорошо. Значит, вас оболгали? А вот по показаниям ваших соседей следует, что лжете именно вы. Вот свидетельства: Просимовой Анастасии Григорьевны, проживающей по адресу проспект Вернадского 34 - 14, Маркелова Николая Ильича: Вернадского 34 - 21, Кузаевых Павла Алексеевича и Марии Сергеевны –– Вернадского 34 –– 32, а так же Павлова Евгения Семеновича, Манкиной Веры Сергеевны, Ликиной Екатерины Дмитриевны и еще семи человек, которые дружно утверждают, что только за последний месяц видели гражданина Видеича во дворе и в подъезде по месту вашей прописки раз двадцать, и последний раз не далее, чем вчера, при чем не раз в вашем обществе. А вы говорите –– не видели…

В дверном проеме возник милиционер и кивнул лейтенанту.

–– Граждане понятые, попрошу пройти за мной, –– продекламировал тот с довольным видом. –– И вы, гражданка Видеич.

В ванной, за круглым зеркалом зияло небольшое отверстие, из которого были извлечены два небольших пакетика: в одном что-то белое, похожее на сахарную пудру, в другом зеленая пыль и мятые листики. Потапов сунул в него свой нос и, помахав им перед лицами понятых, констатировал:

–– Анаша.

–– Граммов пять, –– невозмутимо заметил Максим. Лейтенант нахмурился, а Саша схватилась за горло: и почему она не повесилась два часа назад?

–– А здесь...–– пакет с белым порошком взвился в воздух.

–– Неизвестно что, –– с той же невозмутимостью заметил Максим.

Лейтенант недовольно прищурился и кивнул своим:

–– Продолжайте, –– а сам двинулся в комнату, приглашая остальных. Девушка на негнущихся ногах последовала за ним, не зная, что возразить, и искренне жалея, что не может упасть в обморок, чтоб не видеть всего этого кошмара, не участвовать в нем, не присутствовать на финале. Увы, организм не считался с ее желанием, и даже подточенный стрессами и измотанный работой, держался стойко, как небезызвестный оловянный солдатик. Вот если б в ее жилах текла изнеженная дворянская кровь, а не плебейская –– трудовая и несгибаемая.

’Жаль, что мама не согрешила с репрессированным аристократом’ –– вздохнула она и послушно села на указанное лейтенантом место.

–– Итак, гражданочка, будем оформлять изъятие. Вам знакомы эти вещи?

Она лишь мотнула головой, губы словно срослись, не разлепить.

–– Хорошо, –– удовлетворенно кивнул Потапов, записывая что-то в своих листах.

‘Да что ж ему так хорошо-то?’ –– возмутилась Саша и сжала зубы еще крепче, чтоб не впасть в истерику.

–– Подпишите. И вы, –– обратился он к понятым, получив безропотную подпись Видеич. Галина Анатольевна с готовностью двинулась к столу, но была остановлена сыном.

–– Стоп. Пойдем, лейтенант, разговор есть, –– безапелляционным тоном заявил Макс, с прищуром разглядывая лицо опера. Тот отнес данную тираду к разряду оскорблений и изобразил негодование:

–– Вы что себе позволяете?! –– начал он подниматься, видимо, надеясь сравняться росте с Малевиным и получив под нос удостоверение федеральной службы, несколько сник. ‘И надо же было взять в понятые капитана ФСБ!’ –– читалось разочарование на его лице.

Макс самоуверенно кивнул ему, протискиваясь в проем входной двери.

–– Что делать думаешь, лейтенант? –– спросил он у опера, когда тот вышел на площадку и плотно прикрыл дверь.

–– Так, арестовывать…–– неуверенно протянул тот, чувствуя, что вожделенные погоны капитана могут уйти навеки.

–– На каком основании?

–– Так, наркота…

–– 5 граммов анаши?

–– Героин…

–– Сахарная пудра, граммов 20.

–– Я не эксперт…

–– Точно. Они подтвердят –– я тебе говорю. А на пакете с травкой пальчиков Видеич ты не найдешь, тоже гарантирую. И что предъявишь?

–– Неизвестно, что еще найдем.

–– Ничего. И тебе это ясно не хуже меня. Весь дом уже перевернули.

Лейтенант вздохнул и заскучал, вмешательство капитана в это дело ему не нравилось и ставило в тупик –– личный интерес или рабочий? Понятно, можно спросить, но так же понятно, что ответ не получишь.

–– Что-то я не пойму, вам-то что, капитан?

–– А то, что соседку свою я знаю. Девочка она правильная, с наркотой вязаться не будет, а что муж у нее наркоман, так это всем известно, и что он тут, пока она на сутках была, устраивал, тоже понятно. Только бывшая жена за бывшего мужа не в ответе. Да и что за пожар, лейтенант? Почему вдруг и сейчас вы Видеич заинтересовались?

–– Сигнал поступил…

–– Анонимный?

Лейтенант вздохнул, неопределенно пожав плечами.

–– Понятно. И решили заняться, потому что самого Видеича найти не можете.

–– Ищем…

Максим с минуту молчал, обдумывая положение дел, лейтенант тосковал, предчувствуя нагоняй от начальства.

–– Давай так, лейтенант, тебе ведь не она нужна –– он. И повышение, правильно?

–– Насчет Видеича, –– выставил палец Потапов, пытаясь вложить во взгляд всю любовь к закону и правопорядку, а также справедливости и т.д. и т.п.

–– Одно другому не мешает. Умным людям расти надо, а ты …

Парень настороженно посмотрел на капитана.

–– Значит, договоримся, –– кивнул Макс. –– Предлагаю оставить девочку в покое, и максимум через три дня ты получишь Видеича, со связями, поставщиками и приближенными. Лавры, ясно, все тебе и соответствующие выгоды. Благодарности и повышение, и хорошие отношения с моим отделом.

Лейтенант думал минуту и две мялся, выказывая глубокие раздумья и борьбу принципов.

Макс хлопнул его по плечу, прекращая актерский тренинг, и подтолкнул в квартиру.

Саша совершенно расстроилась. Те метаморфозы, что произошли с Потаповым после разговора с Максимом, навевали лишь одну мысль –– у нее образовался долг молчуну-соседу. Вот только этого для полноты ощущений ей и не хватало!

К неудовольствию Галины Анатьльевны, милиционеры мгновенно свернулись и ретировались, чуть не раскланявшись с хозяйкой квартиры. Саша, еще находящаяся в прострации, автоматически склонилась в ответ и с минуту рассматривала захлопнувшуюся дверь, как одно из гениальных шедевров Пикассо –– с минимальным потенциалом в голове.

Следом Макс настойчиво выпроводил мать, а Саша не менее настойчиво выставила Макса. И, наконец, оставшись одна, сообразила, что остаться на свободе –– это еще не предел мечтаний. Неизвестно, какие еще ‘бомбы’, не отрытые доблестными операми, заложил в ее доме муженек по скверности характера. Конечно, соперничать с профессионалами –– дело глупое, тем более ни кладоискатели, ни шерлоки холмсы по ее родословной не пробегали, поэтому ребусы и шарады ей с детства не давались и даже банальные кроссворды вызывали скорбные слезы по поводу невысокого уровня своего умственного потенциала. И все ж, она попытается.

Девушка заметалась по квартире, подозрительным взглядом ощупывая каждый квадрат жилой площади. Когда содержимое шкафов оказалось на полу, каждая дверца простукана и проверенна, а каждый предмет тщательно изучен, она переместилась в подсобные помещения.

В вентиляционной трубе, куда она пролезла от отчаянья, лежало два увесистых пакета с белым порошком. Саша опустилась на край ванны, с ужасом рассматривая их. ‘Килограмм, не меньше’, –– подумала она, не представляя, что с этим делать, и взвилась от мысли, что дадут ей за них лет 10.

Она тщательно смыла их содержимое, раз на пять обработала ванну, вымыв ее сначала с порошком, потом с ‘Золушкой’, потом с хлоркой, сожгла целлофан, израсходовав пачку газет, потом минут тридцать потратила на развеивание пепла с балкона и проветривания задымленного помещения.

И еще час курила на кухне и пила кофе с ‘валерианой’, приходя в себя. ‘Любовь’ к Костику в тот момент была как никогда сильной. Сердце в итоге стало биться в области горла, голова болеть, а мысли лететь в сторону глобального членовредительства известной особи. Она уже всерьез озадачилась способом и начала оглядываться в поисках подходящего предмета, как в дверь постучали.

Макс. Кто ж еще с таким трепетом мог ломиться в ее двери?

Минут пять она соблюдала гробовую тишину, еще пять мысленно посылала его известным маршрутом. Но он не внял, усилив громыхание, и стало ясно, что придется открывать.

–– Нашла? –– спросил он, хмуро оглядывая учиненный погром.

–– Что?

––Где? –– ‘не надо со мной играть –– я все знаю’, –– говорил его взгляд.

–– В вентиляционной трубе, –– огорчившись, буркнула Саша и пошла на кухню.

–– Уничтожила?

‘Я что, по-твоему, самая недалекая из всех твоих знакомых?’ –– глянула она в ответ и получила милостивый кивок. Лицо парня разгладилось, обретая мягкий оттенок спокойствия. И тут она заметила, что Максим принарядился: светлая водолазка под горло, серый пиджак и серые брюки –– как на торжество.

–– Выходи за меня, –– бросил он, поймав ее оценивающий взгляд. Саша подавилась кофе: меньше всего она ожидала подобного поворота событий. По ее опыту и представлению, предложение руки и сердца делается менее скоропостижно и с более ласковой физиономией, к тому же иметь под боком в качестве супруга угрюмого гиганта с пробитой селезенкой даже к самым отдаленным целям ее жизни не относилось. Интересно, куда Галина Анатольевна смотрит?

–– Ты матери инфаркт на седьмое ноября решил подарить? –– спросила девушка, откашлявшись, и взглядом поблагодарила увесистый кулак парня, не достигнувший ее спины.

Максим нахмурился и сел:

–– Я тебя замуж зову, –– уточнил на всякий случай, громко и четко рявкнув в ухо. Девушка шарахнулась в сторону и нахмурилась:

–– У меня со слухом нормально, –– пояснила на всякий случай: ‘Это с головой –– не очень, если тебя впустила’.

–– И?

Саша вздохнула и сложила руки на коленях в раздумьях: попытаться доходчиво объяснить бесперспективность этой идеи или сам догадается?

Максим пристально рассматривал насупленную физиономию девушки, пытаясь углядеть положительный ответ, и, не выискав его, со вздохом переключился на чай. Саша несказанно обрадовалась окончанию сватовства и с готовностью полезла в холодильник, чтоб задобрить героя –– спецназовца и смягчить ситуацию, и, к стыду своему, обнаружила, что –– не чем. В холодильнике было пусто и ветрено. ‘Зато сахар есть’,–– утешила она себя и встретилась взглядом с пустой сахарницей, выставленной Максимом, как улика.

–– Зато чай есть, –– огрызнулась Саша, отводя взгляд.

–– И вода в кране, –– кивнул парень. Девушка покосилась на него, выискивая в лице нотки недовольства, упрека или намека, но оно, как обычно, было зацементировано и непроницаемо. Минут десять он шумно пил чай без сахара, поглядывая на девушку, как ей казалось, с обидой, и, наконец, понес свое тело к выходу.

Она уже приготовилась захлопнуть на ним дверь и закрыть на все замки, да еще и подпереть чем-нибудь увесистым, как он обернулся и с расстановкой сообщил:

–– Думай. Через три дня за ответом приду, –– и нырнул за дверь.

‘Тьфу, ты!’

Г Л А В А 9

–– Какие вести принес, гонец? –– елейным тоном спросила Бритгитта и одарила Винсента милейшей улыбкой.

–– Превосходные, –– с долей злорадства ответил он, сворачивая свиток.

–– Вот как? –– насторожилась женщина и направилась к брату. –– Поделишься?

–– Непременно, –– и гордо вскинул подбородок. –– Ваш брак признали действительным.

По лицу мужчины расплылась довольная улыбка: он был рад полученному известию не меньше, чем тому, что меж ним и сестрой пролегало внушительное расстояние и весьма крепкое препятствие –– длинный стол, за которым он изволил обедать. Какая редкостная удача!

Женщина на глазах превращалась из милой воспитанной леди в разъяренную фурию: взгляд стал острым, как отточенный клинок, лицо побледнело. Она в секунду оказалась напротив Винсента:

–– Ложь! –– бросила в лицо, как горсть углей.

–– Не веришь? –– ах, как славно подразнить эту бестию. –– Готфрид сообщает о своей победе, как о само собой разумеющемся факте. Он был уверен в исходе дела, –– мужчина качнулся к застывшей, как пантера перед прыжком, женщине. –– Мы оба!

–– Ах, вот, как? –– то ли прошипели, то ли прошептали пухлые губки. –– И сколько он за нее заплатил?

–– Пустяк: малую сумму на строительство храма и небольшой участок из своих бескрайних владений монастырю.

–– Лжец! –– женщина попыталась выхватить свиток, но Винсент был наготове и отпрянул. Изящная ручка скользнула по воздуху и с горя отшвырнула кубок с вином. –– Отдай!!

–– Неужели ты не рада? –– рассмеялся довольный собой граф и кивнул на рубиновое пятно, расползающееся по скатерти. –– Посмотри, что ты наделала, Бритта.

–– Отдай!!

Он открыто насмехался над ней, чем и раздражал до крайности. О-о, он был вне себя от радости: наконец-то эта стерва получит по заслугам!

Винсент покрутил свитком в воздухе:

–– Это? Зачем? Ты умеешь читать? У тебя масса достоинств, сестрица, но общаться с буквами ты никогда не умела. Как же ты удостоверишься в правоте?

Его снисходительно-насмешливый тон и победная улыбка действовали на женщину, как нагайка по крупу лошади. Но она сумела обуздать клокотавшую ярость и пошла на хитрость: осторожно приблизилась к мужчине, придала лицу кроткое выражение, во взгляд напустила туман и негу и чуть поддалась вперед, словно хотела сообщить нечто важное и тайное. Ее глаза оказались в опасной близости от глаз Винсента. С минуту в полной тишине они смотрели друг на друга, и мужчина дрогнул, поддавшись очарованию. Розовый язычок скользнул по капризным губкам, рождая в нем воспоминание об их сладости, маня своей близостью. Еще секунда и потерявший бдительность дурачок получил по щеке острыми ноготками и, взвыв, отпрянул, выпуская из рук послание герцога.

–– Сука!!

Бритгитта, не обращая внимания на брата, морщила лобик, водя пальчиком по пергаменту. Губки шевелились в попытке образовать из непонятных закорючек слова, но эта часть образования и в детстве не давалась ей. Женщина окончательно разозлилась, отшвырнула свиток в блюдо с недоеденным рагу и с презрением посмотрела на мужчину. Тот оттер ладонью струящуюся кровь и смерил сестру злобным взглядом, от которого любая другая упала бы в обморок.

–– Подлая тварь!

–– Лжец! И ты, и твои святоши, и твой хваленый Кельтский вепрь!

–– Да ты никак испугалась, сестрица? –– дошло до Винсента, и он рассмеялся. –– Неужели?

–– Я? Чего мне бояться, братец? –– Бритта попыталась напустить на себя беспечность, но голос предал, дрогнул. А зеленые глаза не пожелали встречаться с серыми.

–– Годфрида, той недолгой жизни, что тебя ждет с ним, –– пропитанным фальшивой нежностью голосом сообщил мужчина.

–– Наш брак не состоялся, и пусть он купит всю святую церковь…

–– Он взял тебя в присутствии 30 свидетелей. Кому ты хочешь поведать небылицу о его несостоятельности?

С какой бы радостью она прошлась по второй щеке этого болвана! Но меж ними был стол, этот тупой кусок дерева. Бриттгита попыталась его обойти, но Винсент правильно разгадал ее намерения и обошел следом. Так они и кружили, пристально следя друг за другом с фальшивыми улыбками на лицах, держа приличное расстояние меж собой.

О, как она его ненавидела! Этого лживого праведника! Его глаза с вечно задумчивым, словно кающимся взглядом, пышные волосы цвета меди, за которыми он следил, как самая видная красавица. Этот нос, не иначе как доставшийся от побочной связи с простолюдином. Тонкий, рваный шрам на щеке, как назло ей не уродующий благородства линий, а придающий его лицу мужественное и тем очаровательное выражение. Трус, негодяй, подлец! Ее брат. Ее любовник. Кичливый граф Вайвик. Ненасытный и бесстыдный зверь в постели и жалкий святоша в окружении свиты, скучный и до мерзости правильный, верный самой последней букве фальшивых христианских заповедей. Жестокий убийца, размечтавшийся о божьей милости и вратах неведомого рая. Подлый насильник, возомнивший себя Божьим избранником, необузданный сластолюбец и фанатик, решивший получить искупление всех грехов разом, заставив сестру принять веру своего фальшивого Христа.

–– Дьявол! –– Бритгитта откинула блюдо с хлебом. –– Зачем ты принудил меня к этому браку?! Ты хочешь, чтоб этот мерзавец убил меня?!

–– Он заставит тебя каяться! Каждый день, каждый час! Он убьет в тебе лишь семя твоего отца и очистит гибнущую душу! Ты искупишь все свои грехи! Страданием, сестра! Как страдали все, кого ты погубила! И мы вместе, вместе войдем в царствие божье! Врата рая откроются перед тобой …

–– А мне милее ад! И ты будешь гореть в нем вместе со мной! Ты жалкий трус! –– бросила она ему в лицо с хищным оскалом и горящими от возбуждения глазами. В этой яркой зелени ему почудилась устрашающая фигура дьявола, манящая его когтистой лапой –– он отпрянул, побелев от ужаса, и задрожал от негодования, услышав громкий, язвительный смех.

–– Порочная тварь, низкая потаскушка, –– процедил он, готовый вспрыгнуть на стол и дотянуться до нежного горлышка. Смех смолк, но на прекрасном лице расцвела снисходительная улыбка, раздражающая его не меньше, однако кинжал для резки мяса, оказавшийся в изящных руках, не дал стереть ее.

–– Так, значит я потаскушка, братец? –– в зеленых глазах мелькнул насмешливый укор. Кинжал закачался в тонких пальцах, предостерегающе поблескивая лезвием. –– А ты – праведник? Еще бы, ведь тебе покровительствует сам Кельтский вепрь, Великий и могущественный герцог Мороган, способный даже твою лживую церковь склонить к своим ногам. А что будет, если он увидит твоё истинное лицо? Будет ли он снисходителен к подлому преступнику? Пособнику смерти его жены и сына?! Виновнику гибели его брата?! И потери Мэйнской крепости?!

Винсент вдруг успокоился. Дьявол больше не пугал его –– всей его сутью овладела божья благодать и уверенность в правильности избранного пути.

–– Ты думаешь, он не поверит мне? –– неправильно истолковала его спокойствие Бритгитта. –– Да он будет есть с моих рук в тот же день, как примчится!

–– Нет, Бритта, не будет. Он единственный, непроницаем для твоих чар, –– в голосе Винсента слышалось искреннее сочувствие, и женщина похолодела, почувствовав себя пойманной, как тетерка в силки. –– Он все знает.

–– Откуда? –– прошептала она севшим голосом, глаза расширились от ужаса, который она не смогла скрыть.

–– От меня. Я все рассказал ему в тот день, когда ты покушалась на Веролику.

–– Она упала сама! –– впрочем, какое это имеет значение? Теперь.

–– Конечно. Она сама упала с лестницы, потому что не хотела ребенка. Гайлик сам отравился, Фергонт сам зарезался, юный Гайлис сам сломал себе шею, а леди Дезидерия сама отдала себя в руки варваров, предварительно открыв ворота крепости. Расскажи это Годфриду, когда он вернется.

–– Меня не было в крепости.

–– Не было, –– как эхо повторил брат. –– Ты помогала умирать старому Одрику, богатства, оставленного первым мужем, стало не хватать. Монеты имеют несчастье таять. Лучше земли. Правда? А от Гайлика тебе ничего достаться не могло. И ты знала это, но что ни сделаешь, чтоб скрыть следы преступления –– изъеденный ядом труп. Замок –– вандалам. Такая мелочь за возможность остаться безнаказанной! Но ты прогадала, а твой любовник, этот глупец Петрок, перестарался. Он бы всех перерезал ради тебя. Твоя холодность была ему страшней костров ада.

–– Замолчи! Ты ничего не докажешь!

–– Кому, Бритта? Годфриду? Ему не нужны доказательства. И семь лет, что прошли с того злосчастного дня, ничуть не уменьшили его желание поквитаться. Скажу больше –– он догадывался. Знал. Ждал. И дождался.

Бритгитта впервые растерялась и всерьез испугалась, клинок выпал из пальцев:

–– Значит, я не зря противилась этому браку…

–– Да, дьявол наделил тебя проницательностью. Он крепко берег свое дитя, но не сберег. Твоя алчность и честолюбие победили осторожность. Теперь ты во власти Готфрида и в воле Божьей. Скоро ты получишь отпущение грехов, и я смогу жить спокойно.

–– Ты подлец. Предатель! Ты сгоришь в аду вместе со мной, –– женщина смерила его взглядом, полным ненависти и презрения, и, гордо расправив плечи, поплыла к выходу из залы. Винсент больше не интересовал ее, вызывал лишь отвращение и брезгливость –– его участь решена. Она позаботится, чтоб графство Вайвик осталось без наследника. Будущее этой убогой земли и его обитателей ей ясно, а вот свое ….

На дороге возникло унылое личико светловолосой особы, дочери Кельтского вепря. Девочка хотела пройти в зал и невольно помешала выйти герцогине.

–– Вон! –– прошипела та, с ненавистью глядя в глаза Дезидерии, наделенные той же застенчивой пугливостью, что и глаза ее матери. Как жаль, что мертвого нельзя убить дважды! Впрочем,…Зеленые глаза оценивающе прищурились –– можно!

Бритгитта отшвырнула замешкавшегося ребенка с дороги, решив заняться этим глупым отродьем в первую очередь, и поплыла вниз по лестнице, во двор.

Девочка потерла ушибленное плечо, проводив мачеху неприязненным и немного испуганным взглядом.’ И зачем отец женился на этой ужасной женщине?’ –– подумала она, поежившись.

Бритгитта вышла на крыльцо и, обведя взглядом двор, недовольно нахмурилась: отсутствие служанки стало последней каплей в чаше ее терпения. Она и так кипела от негодования, тщательно прикрывая им естественный и абсолютно обоснованный страх. Вернее, ужас. Паршивец Винсент перехитрил ее, предал, склонив к этому браку, самолично отдав в руки бездушного палача. И каков лицемер! Переиграл даже ее, смог убедить в выгодности этой партии и в совершеннейшей безобидности герцога. Она тоже хороша –– поверила! И представить не могла, что этот тупица Винсент откроет глаза Готфриду, предаст ее. Ее! Сукин сын! Ублюдок!

Женщина топнула ногой и закричала во весь двор так, что работающие вилланы невольно пригнулись еще ниже, чтоб стать незаметней:

–– Майла!!

Нужно было выцарапать ему глаза, убить, нет, она подсыплет ему того изумительного порошка, что так понравился Гайлику. О-о, как он интересно корчился и таращил глаза, пытаясь что-то сказать… Нет, сначала она удавит эту тупицу Дезидерию, чтоб не смела стоять у нее на дороге, не смела совать свой нос в ее дела, как усопшая герцогиня! У нее еще есть время на всех. Готфрид не торопится, она успеет до его приезда и разобраться с врагами, и прибрать к рукам эти земли, и придумать, как избавиться от муженька. Не поддается чарам? Ему же хуже!

И все-таки за всей бравадой чувствовался холодок плохого предчувствия, а неуверенность путала мысли. Годфрид –– не Петрок, даже не Винсент…

Из-за угла вынырнула молоденькая девушка с рябью веснушек по бледному худому лицу.

–– Где тебя носит, паршивка?! –– грозно спросила женщина, отвесив служанке пощечину.

–– Простите, госпожа, –– прошептали побелевшие губы.

‘Интересно, какого цвета у нее глаза? Наверняка такие же убогие и бесцветные, как она сама,’ –– некстати подумала Бритгитта и тут же забыла о том:

–– Приготовь Друзилу!

–– Но она только ожеребилась…

'Что за день? Все перечат, дерзят и насмехаются!’ Повторная пощечина погнала девушку выполнять приказ.

Через пару минут старый виллан, упав на колени, подставил спину под ножки госпожи, и та, вспорхнув на свою любимицу, направила ее к воротам замка.

Г Л А В А 10

Я ушла в заповедное место, туда, где ветер ласкает кожу и гладит траву, где волны океана лижут песок. Мне нравится стоять на краю утеса и смотреть вдаль. Там, за горизонтом, скрытый от нескромных глаз туманной завесой лежит заветный остров –– моя Родина, Ша-анхала. Только два раза в сутки можно увидеть дорогу к нему –– на закате и на рассвете. Тонкая тропинка, покрытая серебром, бежит от него по водам к небольшой косе у подножья утеса. Пески времени. С них начинается дорога на остров, ими же и заканчивается.

–– Что ты задумала, Морхара?

Голос за спиной ничуть не изменился с тех давних лет, когда я слышала его в последний раз, и был так же мягок, как бархат. Аварон. Я ждала его. Я точно знала –– он захочет встретиться.

–– Великий Аварон покинул свой остров и ступил на грешную землю низших существ только лишь за тем, чтоб задать этот вопрос бывшей возлюбленной?

–– Ты до сих пор хранишь обиду? –– в голосе слышалась горечь. Он сожалеет?

Я промолчала….

Это было много веков назад. Двое в священную ночь, на священной поляне любили друг друга в отсвете ритуальных костров и зачали дитя.

–– Ты бросишь меня…

–– Нет, Морхара, любимая. Ты одна в моем сердце навеки. Ты в моей душе, в моих глазах, ты в этом небе и в этих цветах. Я живу ради тебя, для тебя, –– шептал страстный голос Одана. Руки крепко прижимали к груди юную атанку, девушку с волосами пышней листвы на кронах деревьев, с глазами прекрасней утренней зари, с кожей нежней лепестков фиалки. Она была совсем ребенком, доверчивым, чистым, как вода в роднике.

И он был прекрасен, этот зеленоглазый лигурец, любимый ученик ее отца, великого Закса. С первого взгляда он занял главное место в сердце Морхары. Его руки крепче отцовских заклятий рождали мечту об объятьях, зелень глаз пьянила сильней вина и обещала блаженство.

Она, будущая верховная жрица, знала –– ему нельзя верить, но разве влюбленное сердце послушно рассудку? Когда юность мечтает о зрелости, уроки всего мира для нее пусты. Когда женщина влюблена, она перестает быть жрицей или матерью, талантливой сказительницей или посредственным магом, все, что она знает и умеет, теряет свое значение - она становится рабыней своих чувств. Слепой и глухой ослицей.

И она при всех своих знаниях и умениях не смогла избежать участи обманутой и преданной, как обычная глупышка.

Утром в кругу потухших костров рядом с одурманенной Морхарой лежал не Одан, а человек. Раб, прибившийся на остров в полумертвом состоянии, выхоженный ее отцом и матерью, Германикой. Высшая жрица скончалась, отдав тому все силы, Высший жрец сложил с себя звание Аварона и закрылся в своих покоях, став глухим к окружающим. Раб выжил и должен был покинуть остров, а с ним и Морхара. Так постановил совет. Так решил тот, кто всю ночь грел ее своими ласками, а потом занял место ее отца. Тот, чье дитя билось под ее сердцем…

И он еще спрашивает: хранит ли она обиду?

–– Как твои дети, Одан?

–– Выросли.

–– Как Нейра?

Мужчина встал рядом, вперив взор в воды океана:

–– Что она тебе?

––Она лишила нашего ребенка Родины. Она убила его.

–– Неправда.

–– Правда, Аварон. Как и правда, что она не успокоится.

–– Зачем ей преследовать тебя и детей?

–– Она мстит мне за то, что ты не любишь ее.

Я позволила себе посмотреть на него. Прекрасные, длинные волосы стали белее снежных вершин, но он по-прежнему крепок и силен. Гордая осанка небожителя, острый взгляд и твердость линий.

Я отвернулась –– глупое женское сердце забилось как в те давние дни, но сейчас мне много больше лет и опыта и знаний. Я не дам ему воли.

–– Чем ты опоил меня тогда, Аварон? Цикута? Конечно. Нейре всегда нравилось общаться с этим двуликим цветком. И он верно служил ей, не предавал, как других. И раб…не она ли его призвала к нашим берегам на горе моей семьи?

–– Что ты говоришь, Морхара? –– голос виноватый… Или чудится?

–– Время перемен, Аварон, прекрасная пора для сильных и не очень честных. Ее пора. Она всегда была сильной и никогда не была честной. Поэтому диадема верховной жрицы и не могла упасть на ее голову. Но она с легкостью обошла закон. Женщина, по собственной воле отдавшаяся низшему существу, должна следовать за ним и разделить его участь. Земля предков отринет ее навеки. Она ведь спала с ним, Аварон. Она, не я. А потом воспользовалась твоим честолюбием и положила его рядом со мной, –– я повернулась к нему. Мне хотелось видеть его глаза: знал ли он? –– Как Атор? Говорят, Локки убил его?

Знал.

–– Случайность.

–– Да-а…В жизни много случайностей. Мысль объединяется с верой и творит все сама. На языке людей это и называется –– случайностью. Но мы-то знаем, что ее нет. Я не сразу поняла, отчего отец не вмешался. Видел ли к чему все идет? Знал ли, кто ты для нашей семьи? Знал. Он был умен, верховный жрец, и видел много дальше иных посвященных. Не даром он без борьбы отдал вам власть. И как? Ха-ха-ха. Вам поклонялись, вас боялись и вдруг решили, что есть более справедливые боги. Неблагодарные слепцы…Теперь Нейра исходит желчью от злости и мечтает возродить старые времена. Так быстро ушедшую от вас власть. Но для этого нужно завершить начатый вами круг, прожить в забытьи много веков. А каково гордячке Нейре осознавать себя никчемной статуэткой утерянного власть божка, одной из многих в экспозиции.

Он долго молчал. Да что он мог сказать? Что возразить?

–– Что ты хочешь, Морхара?

–– Справедливости. Люди взывают о ней к вам, но я-то знаю, что она производная собственной воли.

–– Ты угрожаешь будущему.

–– Я следую воле высшего закона. Никто не сможет уличить меня в обратном. Ты помнишь его?

–– Да, –– он чуть побледнел, и я довольно улыбнулась:

–– Ты давал клятву. Ты знаешь, что будет, если нарушишь ее.

Я развернулась и пошла. Попробуй остановить меня Аварон. Попробуй встать поперек.

–– Не делай этого, Морхара, –– он просил. А что он еще мог?

–– Ты лучше последи за своим сыном, иначе род человеческий будет жить без богов…и не хуже, чем с вами.

–– Я предупреждаю тебя.

Я поморщилась:

–– Ты всегда был сильным, но недальновидным. Не нужно угроз –– я вне закона, но следую ему. Что ты сможешь мне предъявить? Попробуй остановить меня, не нарушая его.

–– Я не только верховный жрец и правитель, но еще и вершитель!

–– А я –– мать, у которой забирают детей! –– я не сдержалась. Его чуть отбросило в сторону, но он устоял. И не ответил.

Так и должно было быть. Он –– виноват, я –– права.

И я пошла прочь, понимая, что возможно недолго буду ступать по земле. Но имеет ли это значение, если ноги моих детей по-прежнему будут мять эту душистую траву и никто, никогда не будет гнуть их, как ветви деревьев, ломать в угоду собственной прихоти. Играть, как бездушными фигурками. Пусть я не стала прародителем высшего божества, для которого нет ничего невозможного. Пусть я не смогу передать все свои знания, и они уйдут со мной, но те светлые умы и чистые души, что еще рождаются и множат и мой род, и род людской, достойны уважения и безоблачной жизни не меньше, чем самые мудрые небожители.

Борьба меж отверженных и правящих началась задолго до моего изгнания. Не я ее начала, но я ее закончу.

Меня радовала прошедшая встреча. Аварон постарел и стал сентиментален. Прошлое давит его сильней, чем забота о будущем. Он не остановит. Нейра же меня не беспокоит. Она всегда была предсказуема и все ее дела и мысли были открыты для меня. Ее в расчет я не беру, а Локки…Что ж, пусть порезвится мальчик. На горе своей матери.

Может, в этом и есть та самая справедливость, которую настойчиво ищут люди и тщательно скрывают боги?

Я шла, улыбаясь, вглядывалась в голубое небо над головой, чуть менее глубокое, чем на родине, чуть более блеклое, но не менее прекрасное.

Г Л А В А 11

Весь вечер Артур Львович занимался серфингом по волнам Интернета. Конечно, все происходящее по большому счету его не касалось, но уж больно ‘чудесатым’ становилось дело, а он не привык играть вслепую.

К середине ночи кое-что стало проясняться, впрочем, он бы сказал –– еще больше запутываться. Некоторые аспекты дела открылись весьма неожиданно и оказались ошеломляющими.

‘Мистика’, –– подумал мужчина и покосился на разложенную на журнальном столике мозаику на 2 000 пазл, которую безуспешно собирал с момента получения этого задания. Он подсел к ней на корточки и через час смог рассмотреть всю картину в деталях.

Из башни средневекового замка вылетали летучие мыши, полуразрушенный мост, ведущий к нему, зарастал травой. Слева в кустах угадывались очертания хищника. Еще пара залегла в ожидании под мостом и у стен. Тяжелый стиль готики и окружающая запущенность создавали угнетающее впечатление. Так и хотелось постучать по лбу стремящегося к замку всадника –– куда ты, дурачок?

Он окинул картинку внимательным взглядом и постучал по своей голове.

Вот и все. Конечно, нюансы не ясны, но суть меняет все в корне, разворачивая ситуацию на 180 градусов.

Вайсберг позволил себе сиротливый бокал виски, сел в кресло и отсалютовал им своему отражению в зеркале серванта. Поздравил? Скорей помянул.

Думал ли юный кремлевский курсант, что станет киллером, и на склоне своей одинокой жизни получит заказ на собственную дочь?

Зубы стукнули о край пузатого бокала. Жидкость обожгла горло, из которого вырвался то ли смешок, то ли всхлип...

Уют московской хрущевки, за которой гаснет вечер, отсвет на заиндевелых окнах от свечи на столе. Шорох смятых простыней, шелк волос под ладонью и тихий застенчивый шепот:

–– Что же мы делаем, Сашенька?

–– Все будет хорошо, Мариша, не думай о плохом. Мы вместе –– это главное. Остальное решим. Я люблю тебя. Ты веришь?

–– Верю, любимый…А если…ты исчезнешь?

–– Куда, милая? От тебя? Нет, Мариша, никогда, ни за что! Ты и я –– это навсегда. Пока дышим, пока живем.

–– А если ребенок?

–– Прекрасно! Замечательно! Пусть это будет девочка, такая же зеленоглазая красавица, как ты.

Он представил себя отцом и переполненный радостью целовал податливое плечо.

Их последняя ночь. И словно единственная в его жизни. Какую затейливую вязь плетет бабушка –– судьба.

Милая Марина, скромная, добрая девочка. Наверняка она ждала, а он стоял в карауле. Мелочь, случайность –– один курсант повздорил с другим и оба рванули в самоволку, а потом попали на ‘губу’. А его выставили на пост вместо одного из них.

Что она думала о нем? То же, что и он о ней? Какая злая рука развела их, пустив под откос две жизни? Три.

Сашенька…

–– Сашенька… –– мама склоняется к нему, поправляя шарф. Изящная женщина в черном пальто и берете с самыми чудесными в мире глазами –– яркими, теплыми и ласковыми. От нее пахло ванилью и какими-то очень вкусными цветами.

Самая красивая, самая умная.

–– Смотри, Саша, –– рука в вязанной перчатке плывет над горизонтом, разрезая стылую дымку осеннего вечера. –– Этот мир и твой, и мой. Он принадлежит многим, и все же он –– ничей. Мы приходим и уходим, а он остается и вбирает в себя следы лишь самых лучших. Избранных. Их мыслями мы живем, их воздухом дышим, в их домах спим, их книги читаем. Их победы дают нам веру, их достижения окрыляют. Сильные личности, способные заставить признать себя этим миром. Ты должен быть сильным, запомни это, Александр, иначе этот мир стряхнет тебя и раздавит, не заметив. Заставь его считаться с собой. Будь свободен от него! Это легко, если знать –– как? Самое тяжелое в достижении цели объединить разум и сердце и не изгадить душу. Либо одно, либо другое обязательно будут перебивать друг друга, но если ты пойдешь у них на поводу –– зайдешь в тупик. Получишь не радость победы, а горечь разочарования. Так падают духом, обретают озлобленность и пропадают. Упав, подняться тяжело и с каждым разом все тяжелей, и сил меньше. А еще страх. Он появляется внезапно и проникает в каждую пору, подтачивая решимость. Не дай ему овладеть собой, иначе он убьет на корню все положительные всходы. Если боишься –– лучше не берись, а если взялся –– дойди до конца, каким бы он ни был. И если там –– неудача, не сиди и не жалей себя, иди дальше. Наберись терпения, сделай выводы из неудачи, проанализируй ситуацию, не преувеличивая свое, не принижая чужое, и ты поймешь, в чем ошибка, и сможешь избежать ее в будущем. Так обретают силу, Саша, а она понадобится тебе. Жизнь огромное поле боя. На нем до сих пор сражаются кланы горцев, бьются сердца древних воинов и мчатся в гущу врагов их кони, лязгают клинки и сталь вскрывает артерии, забирая не только жизнь, но и право на выбор смерти. И как бы ты ни хотел отстраниться от жарких сражений, как бы ни уклонялся от вражеских стрел и секир, они все равно будут стремиться к тебе. Дело в том, что есть вещи, на которые ты не можешь влиять и никогда не сможешь изменить. Ни ты, ни любой другой. Тебе может нравиться ночь и до оскомины надоесть зима, но ночь пройдет, а зима будет длиться. И ты можешь стереть зубы со злости, но не превратишь зиму в лето, а день в ночь. Но ты можешь с достоинством пережить одно и в награду получить другое. Если ты поймешь меня, если правильно истолкуешь слова и запомнишь их, то никто не выставит тебя в арьергард, не зарядит твоим мясом пушку. Ты будешь решать сам –– сидеть тебе в засаде или идти во главе.

Ему было 11. Он не все понял, но запомнил почти дословно.

Вайсберг поставил бокал на мозаику, прямо на морду хищника, включил с помощью пульта музыкальный центр и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Тоскливо тягучая мелодия Nighwish,взывала к свободе, и душа летела, обретая силу с каждым тактом.

У вас появился должник, господин Лойкэ. И пусть его фамилия не Яахве, играть с ним, право, не стоило.

Г Л А В А 1 2

–– Нарви вереска у гряды.

–– Зачем, бабушка? Это далеко, я могу…

–– Нет! Там и больше нигде. Иди.

Марина безропотно взяла протянутую корзину и пошла вглубь леса.

Я посмотрела в небо –– чистое. Осадков не будет и ветер в помощь. Ну вот, кажется, и все. Последний жест. Последняя точка. Шаг, отделяющий меня от триумфа.

Но уже сейчас я могу сказать: ‘Ты опоздала, Нейра!’

Винсент ласково улыбался юной Дезидерии: она обещает вырасти в настоящую красавицу. Славная малышка, кроткая и бесхитростная. Вся в мать от цвета волос до изящных манер. Бедная девочка растет слишком замкнутой без материнской ласки… Несчастная герцогиня. Они обе стали жертвой Бритгитты.

Рука Винсента невольно сжалась в кулак –– сколько горя сестра принесла людям, и страшно подумать, сколько еще принесет, не останови ее. Вот оно, дьявольское семя…

Он был твердо уверен, что Бритгитта –– дочь самого Дьявола. Недаром ее мать мучилась много дней, прежде чем отошла, дав жизнь девочке. Ее последний вздох совпал с первым Бритгитты. А происхождение осталось загадкой для всех обитателей замка и для самой леди Бурвиды.

Он хорошо помнит ее одутловатое, безбровое лицо, с тонкой линией блеклых губ и узкими щелочками для глаз, обтянутое белым платком. В те дни он считал, что уродливей ее нет ни одной дамы до самого океана. И не понимал лишь одного –– за что Господь проклял это безобидное, безропотное создание, которое можно не замечать годами, и оно ничем не напомнит о себе.

Тетушка тихо сидела у окна и вышивала с утра до вечера. Ела она, как мышка, а говорила лишь когда ее спрашивали, и голос у нее был подстать виду –– еле слышный, бесцветный.

Она никогда не была замужем, и хоть приданное у нее было неплохим, не нашлось ни одного желающего завладеть этим ‘сокровищем’. Бурвида, впрочем, казалось, и не стремилась к алтарю. Она как привидение тихо вплывала в зал, чтоб вышивать свой очередной гобелен, а потом так же тихо и незаметно исчезала в своих покоях над главной башней. Но в один из дней она не пришла. Это бы заметили не сразу, может через день, а может через два, только ее служанка всполошилась и нагнала страху на всех обитателей, вереща, что у бедной госпожи лихорадка и не иначе как это чума.

Прошел месяц, второй, но никто больше не заболел, и в замке успокоились. Но Бурвида еще долго не выходила из своих покоев.

А осенью она дико закричала прямо за столом. На улице бушевала буря, а женщина все кричала, наводя страх на перепуганных слуг. Никто ничего не понимал, и лишь когда буря утихла, стало известно, что так мучит тетю.

–– Не иначе, как сам дьявол взял ее, –– шептались в замке. Лицо отца было темнее грозовых туч, матушка же лишь хмурилась да истово крестилась.

Впервые Винсент увидел свою сестру через полгода после ее рождения. Ему надоела загадочность, что окружала комнату с младенцем, и эти взгляды служанок, присматривающих за ребенком, и тайные разговоры, и страх, который, казалось, проник в каждую щель замка.

Он прокрался в бывшие покои тетушки ночью и с трепетом заглянул в колыбель, боясь увидеть нечто ужасное –– лохматое и безобразное. Вместо этого он увидел очаровательного, пухлого младенца с забавными темными завитками на голове и удивительными глазами. Девочка пускала пузыри и улыбалась ему, смешно морща носик. Никакого сходства ни с тетей Бурвидой, ни тем более с дьяволом он тогда не нашел.

Винсент вздохнул, невольно улыбнувшись воспоминаниям, и направил свой мечтательный взор в окно. Минуты умиротворения не могли затянуться на сутки и тем более на месяц. Пока жива Бритгитта. Эта дьяволица скакала по холму вверх.

–– Родерик!! –– вскочил мужчина, призывая воина.

Через десять минут двадцать всадников вылетели из замка и, сбивая копыта лошадей, направились в погоню за дьяволицей.

Я с довольной улыбкой кинула коту кусок мяса. Пусть полакомится. Он был славным воином когда-то и прошлый задор в нем еще не угас. Поешь, совсем скоро нам будет не до тебя, и ты опять начнешь охотиться на дроздов.

Она от души веселилась –– скачка длилась второй час, а эти тупицы так и не могли ее нагнать. Умница Друзилла знает, кому служит.

Бритгитта оглянулась и засмеялась –– лицо Винсента совершенно побелело от гнева и рот так смешно кривился от криков ей вслед. Как ты смешон, братец! Кричи сильней, болван, ветер все равно отнесет твои слова в сторону.

Ах, как приятно лететь наперекор ветру и чувствовать, как он сдается, склоняясь пред тобой. Как восхитительно ощущать себя госпожой этих просторов и даже природных стихий!

А эти глупцы все бьют лошадей по бокам, надеясь настичь Друзиллу. Откуда ж столько упорства? О-о, братец решил, что она испугалась и бежит. И организовал погоню. Конечно, Мороган с него живого кожу снимет, если Бритгитта ускользнет из его рук. Готфрид похож на нее –– слаще мести он не знает напитка. И как она любит его смаковать. Что ж –– чем они друг другу не пара? Она подыграет, а потом сломает.

Ну, и чего ж ей бояться? Жизнь легка и предсказуема, а лабиринты в ней лишь для таких тупиц и трусов, как Винсент.

Винсент был бел не от гнева –– от страха. Лошадь Бритгитты несла, но сестра словно не замечала этого. Скоро скалы и, если обезумевшее животное не остановить, женщина умрет скинутая на камни. Он кричал ей ‘остановись’, но ветер относил слова в сторону, и Бритта лишь смеялась в ответ.

‘Господи, спаси ее!’ –– молил Винсент и гнал, гнал жеребца.

Ей показалось, что резкий порыв ветра вздыбил кобылу. Она и испугаться не успела, и понять, что происходит: грива лошади хлестанула по лицу, мелькнул край неба, ослепляющий обод солнца, возникло что-то серое и дикая боль, и темнота.

Винсент слетел с лошади раньше, чем она остановилась, еще не веря, не желая верить, побежал к сестре. Она лежала на камнях, врезавшись виском в острый угол камня, тонкая струйка крови стекала по мертвенно бледной щеке.

–– Нет!!! –– то ли рык, то ли вой разнесся над местечком, вспугивая пернатых с кустов и деревьев. –– Бритта!! Бритта!

Он дрожал, пытаясь приподнять голову сестры, и ужаснулся глубокой ране на виске.

‘Не выживет’, –– хмуро подумал Родерик и беспомощно огляделся, морщась от воя графа. Тот качался, прижимая безвольное тело к себе, и все кричал в небо, проклиная дьявола, взывая к Богу и каким-то святым. Истерика Винсента вызвала у Родерика неприятное чувство гадливости: и чего так убиваться по грязной шлюхе? Какой смысл проклинать дьявола, если он и так уже проклят? И какой из глупых христианских святых поможет воскресить умершего?

Вот языческие боги –– да. Принесли бы жертву, вельда позвали, знахарку ли, пошептали б, обращаясь к тому, кто слышит, глядишь и открыла бы свои подлые глазки герцогиня.

Родерик скривился и еле сдержался, чтоб не ударить графа, уже стенающего, как профессиональная плакальщица над бездыханным телом женщины. Нет, не чисто здесь, не иначе, как без колдовства не обошлось, а может и хуже –– не лазил ли граф в постель к сестре? И с него станется, и с нее.

Хитер –– на людях, с ней, как с врагом и случилось, кривляния оставил. А милорд видать, знал их отношения –– не доверял тому, в пол-уха слушал и в оба глаза смотрел.

Тьфу, гадость какая!

–– Милорд нам голову снимет, –– тихо сказал Ворган, со значением глянув на мужчину. Родерик нахмурился: и правда, эта ведьма милорду живой нужна была. Строго наказал: беречь. Другим, может, тепло да забота в том указании послышались, но Родерик в услужении милорда пятнадцатый год, ему растолковывать не надо, что к чему. Сразу понял, еще как о свадьбе узнал –– дождался вепрь. Семь лет за этой тварью охотился. И как искусно сети расставлял...

Эх, не повезло самому поквитаться.

–– Беда…

–– Нужно что-то делать, нужно что-то делать…Ну, что вы стоите?!! –– уставился на него граф. Родерик развернулся и шагнул к лошадям: а что он может сделать? Могилу выкопать? Много чести! Он свой долг выполнил –– Дезидерию эта змеюка тронуть не успела, а то, что подохла, прежде чем с герцогским возмездием встретилась –– так не иначе отец ей помог. Прибрал суку Дьявол. Вепрь, конечно, осерчает, пошумит, но этого пусть Вайвик боится. Ему и за сестру, и за дела ее отвечать.

–– Лютовать будет Мороган, все достанется, –– влез опять Ворган. Мужчина грозно посмотрел на него и рявкнул:

–– Без тебя знаю! И что предлагаешь?

Парень кивнул за спину: двое воинов вели испуганную девицу с корзиной:

–– Девка, дочь Морхары. Карган ее признал, –– и чуть поддался, понизив голос. –– В том году его волк порвал –– руку до кости изгрыз. Так ведьма его спасла.

Родерик прищурился, внимательно оглядывая воина –– помнил он ту историю, да особо не верил. От тех ран, что он ему описывал, на тот свет отправляются, а этот прискакал в замок, словно после королевского пира. Нет, всякое бывает. Морхара в старых добрых богов верила и, как другие, пред новыми не гнулась. Уважали ее за то многие, кто еще веру отцов помнил и менять не спешил, а святоши церковные не трогали за то, что вреда от нее не видели. И милорд не велел. С почтением относился, хоть ни разу не встречался.

–– Вообще, Морхара ведьма добрая, –– кивнул согласно, –– только граф Христу своему верен, как бы …ни обидел женщину.

С минуту они друг на друга смотрели и, наконец, Родерик кивнул:

–– Ладно, может, и правда поможет. Бери деву к себе на коня –– пусть дорогу указывает.

И пошел к графу тело герцогини отбирать.

–– Ой-е-е! –– Саша зажала голову рукой, жмурясь от боли: ’Ну, вы, блин, даете!’ –– всплыло в памяти.

Ох, и денек! Да кончится он когда-нибудь или нет?

И что ей неймется? Везде ‘мины’ Костика мерещатся. Так под ванной-то им что делать?!

И откуда этот штырь?

Ой-ё!

Саша, морщась, поднялась и посмотрела на себя в зеркало: от виска в брови шел довольно глубокий порез. ’Промыть бы надо’, –– подумала без энтузиазма и, сорвав полотенце, приложила к ране. Потом решительно направилась в комнату и, плюнув на бардак, упала на кровать, сунула голову под подушку и еще руками прикрыла для надежности –– прощай сегодняшний день, скоро наступит завтра.

Женщина его насторожила: опрятная, со строгим лицом и благородными чертами. Глаза мудрые и добрые. Вот только не слишком ли она хороша для ведьмы? Не слишком ли горда ее осанка для простолюдинки?

Винсент еще крепче прижал к себе тело сестры и сомкнул зубы, чтоб не заплакать от радости –– жива. Женщина слабо простонала. ’Значит, получится –– она спасет ее, спасет!’–– подумал в исступлении и обвел скромный дворик у добротной хижины менее настороженным взглядом.

–– Давайте, –– с некоторым содроганием протянул руки Родерик, желая принять герцогиню, и с облегчением отметил, как дернулся граф –– не отдаст. Ну и славно. Была б охота об эту дьяволицу руки пачкать. Может, конечно, и не дьяволица, но подлая и мерзская гадина –– точно!

Винсент слез с лошади при помощи воинов, но сестру из рук не выпустил. Женщина опять застонала, и мужчины переглянулись –– живучая.

Внутри дома ему понравилось: обстановка соответствовала занимаемому положению, однако аккуратно и чисто, и стены выбелены, и кровать, в которую женщина предложила положить Бритгитту, застелена новым полотном. А над изголовьем висит деревянное распятье. Этот факт и то, как бережно и в тоже время уверенно женщина управлялась с больной, окончательно расположило к ней графа. И он решил про себя, что никакая она не ведьма, а просто добрая христианка, чтящая заповеди Господа. А что лечить умеет –– травница –– вон сколько пучков на стуле и никаких дьявольских зелий, и не таится, при нем листы отрывает и бросает в горшок. Сама отпивает, только потом герцогине дает. Что ж, подобное ремесло святой церковью не осуждается. Бритгитта уже дышит глубоко, правда часто и прерывисто.

Морхара раздела женщину с помощью Марины, промыла рану, напоила отваром против лихорадки и повернулась к прилипшему к спинке кровати Винсенту. Ее взгляд заставил его вздрогнуть и выпустить дерево из рук.

–– Лихорадка у госпожи начинается, к утру отойти может. Слаба и рана тяжелая, –– поведала Морхара, щуря фиалковые глаза, в которых, он мог поклясться, таилась усмешка. Винсент посмотрел на сестру. Та порозовела, рана перестала кровоточить, но выглядела еще ужасней. Тонкие изнеженные руки судорожно мяли простынь, с губ срывались стоны. Она так и не пришла в себя.

–– Нет, нет! –– закачал головой Винсент, не веря, что теряет Бритту. –– Она ведь дышит!

–– Этого мало, чтоб жить, милорд. Вот если бы…–– казалось, она не смеет произнести.

–– Что если?! –– поторопил мужчина.

–– Если обрезать волосы…

–– Нет!! –– да как она смеет? Эти пышные локоны, которыми так гордится сестра, которыми так гордится он!

–– Милорд, мне думается, лучше лишиться волос, чем жизни. Волосы отрастут.

Винсент нахмурился, в раздумьях разглядывая сестру: ее вид внушал ему опасения, и сердце сжималось от тревоги. ’Неужели она умрет? Неужели?’

–– Все в руках Божьих, –– тихо заметила женщина, и это лишило его колебаний:

–– Режь!

–– Хорошо, милорд, теперь я смогу остановить лихорадку, но вы должны понимать, что на все воля Божья и….

–– Что еще?! –– он вперил в нее грозный взгляд: странные глаза, завораживающие…

–– Вы должны уехать. Герцогине нужна ваша помощь. В замке, в часовне, где вы будете молиться за нее. Мы, конечно, тоже будем возносить молитвы, но бесы уже овладевают ей и нам будет не до молитв. Не откажите, милорд, помочь, обратитесь к святым, чтоб они укрепили душу в этом теле, чтоб ниспослали выздоровление.

Это говорили губы, а взгляд…

‘Не забывай о Кельтском вепре. Он вернется полон надежд и застанет хладный труп. На кого он направит свой гнев? Насколько он рассердится? 7 лет он ждал, чтоб обрести власть над этой чертовкой и вот …Ты виновен в случившемся. Тебя он призовет к ответу. Ты хочешь отвечать за сестру?’

Конечно, ничего подобного она не говорила. Это его мысли…

‘А кто спасет ее душу? Неужели ты сдашься сейчас, когда она стоит на пороге очищения, светлой дороги к раю. С тобой, только с тобой. Обязанная тебе, любящая только тебя. Ведь ты вырвал ее из рук дьявола, ты поможешь раскаяться и получить отпущение грехов. Кто еще помолится о ней? Кто сделает это лучше, чем ты?’

‘Но я не могу…. А если она умрет? Как я оставлю ее в таком состоянии?’

‘А что ты будешь здесь делать? Смотреть, как дьявол истязает ее тело? Как бесы будут глумиться над прекрасным лицом? Какой толк от тебя здесь? ‘

‘Да. Да! Ведьма права, я уеду и помогу Бритгитте –– буду молиться день и ночь о ее душе!'

Чьи это мысли?

Графа качнуло. Он бросил прощальный взгляд на сестру, которая уже начала метаться и шептать проклятья, и направился к выходу словно одурманенный.

Уже садясь на коня, он хрипло сообщил провожающей их Морхаре:

–– Я вернусь через три дня.

–– На рассвете, милорд. И возможно, если на то будет воля Божья, вы сможете забрать герцогиню.

Это заявление успокоило Винсента. Он шумно вздохнул, приходя в себя, и даже смог милостиво кивнуть и гордо расправить плечи, и вспомнить, кто он и кто –– она:

–– Если так и будет, тебя хорошо вознаградят –– сообщил с высокомерием.

–– Надеюсь, милорд, –– скромно поклонилась женщина.

Или лишь кивнула? А насмешка в ее взгляде ему тоже почудилась или действительно была?

Дьявольщина!

Винсент хмуро отвернулся от странной женщины и пришпорил коня. Родерик хитро улыбнулся и с почтением отвесив поклон мудрой Морхаре, направился следом.

–– Что ты задумала, бабушка? –– тихо спросила Марина. Та провожала всадников пристальным взглядом и, казалось, улыбалась.

–– Скоро узнаешь, –– бросила она неласково, направившись в дом.

Вот как! Марина даже растерялась –– обычно ответ был: ’Не задавай вопросов, на которые, как ты знаешь, не получишь ответов’. Что же происходит?

Ответ она действительно получила. Вечером, когда гостья безмятежно спала и выглядела абсолютно здоровой и полной сил. Это ее как раз и не удивляло: бабушка бывало и не такие чудеса творила. Кот притащит дохлого дрозда, та возьмет его в руки, дунет в клюв и что-то шепнет, и птица встрепенется, заверещит, забьет крыльями. А медведица? Ягоды бабушке собирать помогает, на одном бревне сидит и ворчит, словно разговаривает. Волки перед ней, что щенята, хвостами крутят, на животах ползают…

И все-таки то, что задумала бабушка, сильно встревожило девушку: милорд не медведица, а ну, как откроется все?

И кто б ей дал поспать?

Рану немилосердно жгло, и она с час промучилась, пристраивая бедную голову. Пристроила, и в дверь позвонили.

–– Да нет меня, нет! –– прошипела она, приподняв подушку, и вновь прикрылась ею, поморщившись –– стук и звонок одновременно. ‘Двое их, что ли?’ –– озадачилась через минуту и пошла открывать, мысленно посылая ‘стукачей’ на три квартала дальше –– в отделение милиции. Десять вечера!

–– Мы уж думали, ты померла! –– с желчью и недовольным прищуром, сообщила Юля.

–– В следующий раз, когда в прятки с гостями играть надумаешь, не забудь свет на кухне выключить, –– тем же тоном сказала Катя, снимая сапоги.

–– Ой, боженьки! –– всплеснула руками Юля. –– Кто ж это тебя?

Саша вскинула руку к волосам, готовясь к пояснению, и вспомнила, что ее ‘экстравагантную‘ прическу Юля уже оценила. Значит, о ране речь:

–– Стукнулась.

–– О бульдозер, что ли? –– иронично скривилась Катя, оценив повреждение.

–– Примерно.

–– А обработать в лом? –– и потащила на кухню. –– Где у нас аптечка?

–– Вот, –– Юля брякнула на стол многострадальный пакет с медикаментами и с укором поведала. –– Там такой погром, словно стадо бегемотов резвилось. Вещи на полу, ящики выдвинуты…

 –– Не там ли бульдозер проезжал? –– выгнула бровь Катя, вопрошая у Саши.

 –– Нет, это я мины искала.

 –– И видать нашла, –– кивнула Юля.

 –– С-с-с, –– зашипела Саша –– вата с перекисью прошлась по ране.

 –– Терпи. Так что там за мины?

 –– Костика….У-у-у, о-о-а-а.

 –– Тс! Оп! –– Катя налепила пластыри и, полюбовавшись собственным профессионализмом, удовлетворенно кивнула. –– А теперь рассказывай.

 –– В деталях, –– уточнила Юля и села за стол, приготовившись к душедробительному изложению.

Саша одарила подруг приглушенно недовольным взглядом и, получив в ответ мины нервных кобылок, закусивших удила, вздохнула и поведала о событиях уходящего дня в кратком варианте. Юлю впечатлило. Она округлила глаза, начала щипать выставленное Катей печенье и качать головой.

 –– Хор-роший денек у тебя выдался, Моргоша, –– сделала вывод Катя и, покосившись на свой оцарапанный лак на ногте, недовольно нахмурилась.

 –– И что делать думаешь? –– спросила Юля.

 –– Жить, –– буркнула Саша и разлила чай.

 –– Оно, конечно, хорошо, но вопрос –– как? Сегодня ‘мины’ да раны, а завтра –– ‘бомбы’ да переломы. Послушай меня, Саня, анализы –– это ерунда, ничего у тебя нет, сама знаешь. И увольнение –– ерунда. И сплетни соседские. И остальное. А вот Костик. Наркоман он, Маргоша, и не мне тебе говорить на что способен, особенно когда доза в вене. А если нет –– еще хуже –– дури в нем и без наркоты хватает. Не боишься, что наедет или он, или дружки его, отмороженные?

 –– Ой, Сашка, он же убьет тебя! –– испугалась Юля, сообразив, о чем Катя толкует. Саша отвернулась: нового она не узнала, но меж тюрьмой и ножом выбрала последнее. Часов уж пять как.

–– Зачем ты наркоту-то смыла? –– озадачилась Катя.

–– А что мне ее под подушку положить? Или вместо икон пристроить?

–– В милицию отнести!

–– О-о! Ну, конечно! Совсем, что ли, Шпаликова? –– возмутилась Юля.

–– А что?

–– А то! Нет, где умная, а где такое загнет, словно в ЗПР классе училась!

Катя с минуту хмурила брови, рассматривая подругу, как гаубица ворону, и повернулась к Саше:

–– Я у тебя ночевать остаюсь!

–– Это еще зачем? –– не столько озадачилась, сколько приуныла Видеич.

–– Ох, и гостеприимная ты, Маргоша. Для охраны!

–– А завтра я! –– вызвалась повеселевшая Юля.

–– Угу. Вот Костику-то радость: не одну –– двух прирезать, –– ядовитым тоном парировала Саша. –– Правда, он вряд ли заметит, сколько нас здесь будет.

Подруги сникли, в глазах Кати еще плескалось упрямство, но здравомыслие победило.

Еще час они с тем же успехом обсуждали всевозможные идеи, промыли кости каждой известной особи и в конце заявили, что у Саши круто наведенная порча, от которой она и страдает. Видеич скромно кивнула и, не мечтая перечить, и к ужасу своему, услышала единодушное постановление: с утра вся троица бежит в храм, а потом к Катиной знакомой гадалке, чтоб, значит, остановить процесс разрушения жизни молодой, красивой и весьма перспективной особы.

Саша хлопнула ресницами и уже открыла рот, чтоб высказать свое мнение на сей счет, но, встретившись с предостерегающим взглядом Шпаликовой и непримиримым Юли, мгновенно передумала и кивнула с умным видом. У нее еще оставалась слабая надежда, что завтра Катя, как обычно, проспит, а Юля забудет. С этой мыслью она, наконец, проводила подруг и, дойдя до кровати, рухнула на одеяло и нервно рассмеялась: ‘порча’…

К утру она все-таки задремала. Ей мерещились фиалковые глаза, вздыбленные кони и еще какая-то ерунда.

Г Л А В А 1 3

–– Что это? Что это такое?! –– Бритта с брезгливостью и непониманием рассматривала грубое полотно, на котором лежало ее нежное тело. А потом обвела взглядом убогую обстановку и села, закричав от возмущения:

–– О-о! Дьявол! Кто?! Как?!

В комнату вплыла женщина и встала у кровати.

 –– Кто ты такая?!

–– Не хотите ли одеться, герцогиня? –– надменный взгляд, надменный вид и голос, полный пренебрежения.

Бритгитту подкинуло с кровати в желании залепить пощечину этой простолюдинке.

–– Морхара.

Бритта притихла, мгновенно совладав с собой. Морхара. Ведьма. И весьма искусная в своем ремесле, если верить слухам. Глупо ссориться с таким человеком, еще глупее не использовать нечаянное знакомство в собственных целях.

Женщина встала:

–– А кто я, ты знаешь. Принеси одежду и расскажи, как я здесь очутилась.

Старуха даже не пошевелилась, лишь в фиалковых глазах появилась снисходительная улыбка. Бритте это не понравилось, но выразиться она не успела –– в комнате появилась молоденькая симпатичная особа с платьем на руках. Она помогла одеться и тщательно расправила складки на юбке госпожи, выказывая всяческое почтение. Бритта косилась на Морхару и делала вид, что занята собственным туалетом.

–– Принеси мне гребенку, –– милостиво кивнула девушке и повернулась к ведьме, гордо вскинув подбородок:

–– Ты колдунья?

–– Как вам угодно.

–– Угодно! Как я оказалась здесь?

–– Упали с лошади.

–– Я?! Я прекрасная наездница!

–– Лошадь скинула вас на камни.

Бритта попыталась вспомнить, нахмурилась и хотела уже, как она обычно делает в раздумьях, накрутить локон на палец, а локонов не было. Лицо женщины исказилось сначала от непонимания, испуга, а потом от ужаса и ярости:

–– Кто?! Кто посмел?!! –– она была вне себя от гнева и возмущения.

–– Ваши волосы продлили вам жизнь.

Пальцы герцогини нащупали ранку на виске, и она замерла, осознав, что чудом осталась жива. Дьявол, эта ведьма и, правда, мастерица!

–– Что ж,…о-о-о! –– голос еще дрожал, волосы было жалко до слез, но ведьма заплатит за них. С лихвой заплатит. –– Я желаю…

–– Поговорить. Прошу на воздух, госпожа, –– красивая рука, которой могла гордиться любая самая знатная дама, указала на выход.

–– Ты знаешь о чем? –– конечно, знает. Ведьма! Ничего, Бритта использует ее, а потом заставит заплатить за все разом, как Дезидерию: за высокомерие и гордячество, за пренебрежение к своей особе, за насмешки и наглый тон, за возмутительно –– насмешливый взгляд.

Женщина прошла к выходу.

Марина смотрела им вслед. Бабушка и заносчивая красавица герцогиня уже скрылись в пролеске. Минут пять ходьбы и они окажутся на том месте, что бабушка величает –– ‘портал’. Что это такое Марина не знала, а бабушка не объясняла, но девушке представлялось, что это нечто неуютное, мрачное и нехорошее. Самое место для их гостьи.

Девушка повернулась и пошла в дом –– надо поставить тесто.

Пышноволосый мужчины с горящими глазами фанатика, с завыванием совал ей в нос объемный крест: Молись! Молись!...лись!

–– Кыш, придурок! –– отмахнулась она и открыла глаза. Кто-то звонил в дверь. Взгляд упал на циферблат –– 7. 05.

‘Девочки не проспали!’ –– с ужасом констатировала она и зажмурилась, закрывшись одеялом с головой. Звонки продолжались.

Нет, конечно, можно притвориться, что никого нет дома, и полежать еще под канонаду рвущихся в квартиру. Часа два. Катя настырная. Юля терпеливая. И обе –– обидчивые.

Пришлось открывать.

На пороге стоял Константин Викторович Видеич и мило улыбался –– оскалом голодного аллигатора.

Несколько секунд Саша была в ступоре, а потом попыталась захлопнуть дверь. Неудачно. Костик плавно, но решительно перетек в квартиру и хлопнул дверь спиной, широко разведя руки:

–– Здравствуй, жена любимая!

С полминуты они, застыв, смотрели друг на друга. Костик понял, что ему не рады, сунул руки в карманы брюк и стер улыбочку с лица, а Саша сделала полшага вправо, к трюмо. Конечно, дотянуться до телефона и вызвать милицию он ей не даст, но тубус со снаряжением за зеркалом может его переубедить. Слабый аргумент, но более увесистых на обозримой территории не было, а кухня далеко, и мечтать о пестике, мясорубке, ножах и прочей прелести не стоит.

–– ‘Прошла любовь, завяли помидоры, и тапки жмут, и нам не по пути,’ –– продекламировал мужчина и отлип от двери.

Саша делала еще полшага.

–– Ладно, досадно, но ладно, –– голос Костика был тягучим, как воздух перед грозой. Вообще-то с хорошим он и не ходил… Еще полшага.

–– А вот зачем ты, сука, ФСБэшников на меня натравила?!

Саша наморщила лоб, подгоняя слипшиеся от страха извилины. Они выдали лишь одно – действуй! Она качнулась к зеркалу, выхватила тубус и увидела, как нож с коротким, широким лезвием пошел на нее. Какая-то доля секунды и он вошел бы в диафрагму. Воздух закачался, загустел и поплыл, приглушая крик, полный боли и ужаса. Еще секунда и серые, холодные и безжалостные глаза Костика растворились в мелькающих разноцветных полосах. Сашу закружило засасывая в мерцающую синеву.

Сутки прошли плодотворно и вечером сегодняшнего дня Видеича возьмут с поличным. Все оказалось еще проще, чем предполагал Максим.

Он шел домой, чтоб выпить чая и поесть перед работой. Заодно показаться матери…

‘Не ври. Себе-то –– не ври. Сашу ты увидеть хочешь, вот и идешь домой’.

Малевин начал подниматься по последнему пролету к своей квартире.

Ступень, вторая. Взгляд невольно стремился к дверям прямо перед ним. Сашиным дверям.

Третья ступень. Что-то не так. Макс замешкался: двери девушки были неплотно закрыты. В грудь, как змея, прокрался холод нехорошего предчувствия. Ведь ничего не могло случиться, ничего!

Четвертая ступень.

Забыла закрыть и только. Это просто нервы шалят, капитан.

Пятая ступень, шестая. У него возникло чувство, что он вновь ступает по каменистой насыпи около Ачхой-Мортана или Шали.

Седьмая ступень. Шаги стали неслышными, мышцы напряглись, острый взгляд охватил площадку, рука автоматически вынула пистолет из подмышечной кобуры.

Последние ступени. Взгляд вниз и вверх, в подъездные пролеты. Плавное движение к двери. Где-то на пятом этаже послышался незначительный шум. Соседи встали. А за дверями Саши тихо. Слишком тихо. Спит?

Максим осторожно толкнул дверь, она скрипнула и отворилась, открывая взору коридор. Пустой. Одно движение и спина прилипла к двери, стало видно комнату девушки. И саму девушку…

Саша лежала у входа, широко распахнутыми глазами глядя в стену. И не видя ничего. Не могла видеть. В грудине торчал нож с самодельной рукояткой. Живот –– сплошная ножевая рана. И кровь –– от края до края небольшого коридорного пространства.

Рука с пистолетом дрогнула и ушла вниз. Максим смотрел на девушку и ничего не чувствовал кроме отупения и ноющей, свербящей боли то ли в груди, то ли в голове. А может, это заболела душа?

Максим сел на край трюмо, спиной к убитой и рванул узкий ворот водолазки –– его душило вина напополам с бедой. Пиджак стал тесным, воздух тяжелым, наполненным запахом ее крови. Он долго сидел, тупо разглядывая деревянную поверхность входной двери, и не мог шевелиться. Его словно придавило. Сколько раз он терял друзей и товарищей, близких знакомых и совсем незнакомых? Но все они были бойцы. Это была их профессия –– умирать. Они знали за что. И он знал.

А за что умерла Саша?

Минуты не шли, ползли, словно не желая.

Максим сунул пистолет под мышку, не глядя взял телефон и снял трубку –– номер был ясен:

–– Убийство. Вернадского 34 –– 24.

–– Кто говорит?

–– Капитан ФСБ Малевин.

–– Вам придется…

–– Жду.

И опять тишина. Вязкая, раскалывающая уши. Пустота внутри и чувство горечи во рту.

Хлопок подъездной двери, дробь шагов и хихиканье:

–– Спорю, не ждет.

–– Помяни мое слово –– час ломиться будем.

–– А придется проснуться –– я же встала. Нет, Кать, чего в такую рань-то?

–– Служба с восьми, и так опаздываем…

Максим посмотрел на девушек, словно на инопланетянок.

–– Максик! Ты чего здесь сидишь? –– защебетала блондинка и уже шагнула к двери, желая пройти. А брюнетка замешкалась, не мигая, смотрела в глаза парня и бледнела. Кате не нужны были слова, она видела почерневшее лицо Максима, сжатые кулаки и понимала, что на службу Саша не пойдет. Уже никогда. Она качнулась и прислонилась к стене, со слабой надеждой взирая на Юлю.

Та хотела войти, но парень вдруг встал и закрыл собой вход.

–– Ты чего, Макс? –– неуверенно спросила она, повернулась к подруге, ища помощи и разъяснений, но лишь растерялась еще больше –– Катя вжалась в стену и была похожа на закостеневшую мумию.

–– Вы чего? –– возмутилась Юля и попыталась оттолкнуть парня с дороги,–– пусти!

Катя шагнула к ней то ли помочь, то ли отговорить и Макс чуть качнулся, прислоняясь к косяку, но руку не убрал. Минуту царила тишина и вдруг взорвалась истошными криками Юли. Еще через минуту обе бились в истерике. Макс будто прирос к косяку и не мог оторваться –– помочь им, успокоить. Он лишь смотрел –– губы слиплись, а в голове не было ни одного утешительного слова.

Галина Анатольевна, вылетевшая на вопли, растерянно хлопнула ресницами и уже открыла рот, чтоб поинтересоваться у сына –– что происходит, но лишь испуганно прикрыла его ладонью и качнулась обратно в квартиру.

–– Забери их, мам. Напои чем-нибудь, –– глухо попросил сын. Та закивала и с помощью еще одной выскочившей соседки втащила девушек в квартиру.

Милицейский ГАЗик прибыл через десять минут.

О случившемся Вайсберг узнал через сутки, за двадцать минут до назначенной скандинавом встречи. Голос осведомителя давно смолк в трубке, а Артур Львович все стоял у окна, держа ее у уха, и смотрел, как первый снег укрывает землю. Ноябрь…

Вскоре он направлялся в гостиницу в центре города, прямо в номер Петрова Юрия Викторовича. Правда, с таким же успехом он мог быть и Виктором Юрьевичем, и Петром Викторовичем…

Господин Лойкэ изволил обедать. На журнальном столике красовались омары, икра и бутылка дорогого марочного вина. Увидев посетителя, он лишь на секунду оторвался от трапезы, чтоб одарить того равнодушным взглядом.

Вайсберг не стал его торопить, молча сел напротив, закинув полы светлого плаща на колени, а на стол положил пистолет с глушителем. Для аппетита.

Лойкэ прищурился, разглядывая оружие, и вытерев салфеткой рот, откинулся на спинку кресла:

–– ‘Гюрза’. Я надеялся на более изящный вариант: ‘Лазерейм’, ‘Ругер’, ‘Колибри’ системы Пипера.

–– Я консервативен. Могу предложить ‘Кобру’. Еще один пистолет лег на стол.

–– И чем я обязан подобной демонстрации?

–– Мне нужны ответы на образовавшиеся вопросы.

–– Зачем же выбирать столь противоестественный способ их получения?

–– Думаю, иначе вы не ответите.

–– Зря. Ответы зависят не от продемонстрированного арсенала или приложенной силы, а от вопросов.

–– Тогда не будем затягивать встречу –– вопрос первый: почему вы выбрали именно меня для исполнения заказа?

Лойкэ закинул ногу на ногу и со скучающим видом уставился на собеседника:

–– А заказ уже выполнен?

–– Ответ за ответ.

–– Qui pro quo …–– в задумчивости протянул он и замолчал на минуту, щуря глаз на собеседника. –– Только не говорите мне, что вас опередили…

–– А я и не спешил.

Скандинав переменился в лице и как пружина выскочил из кресла, нервно заходил по комнате, бросая злобные взгляды на меланхоличную физиономию Вайсберга. Минутный марафон закончился у кресла Артура Львовича. Лойкэ навис, вперив в него свои глазки, от которых можно было спокойно прикурить сигарету:

–– Вы!! Жалкий человечек! –– выдохнул он в лицо. –– Как вы могли провалить такое простое дело?! Вы?!! Вы не получите ни цента!

–– Оставьте гонорар себе на чай, –– с презрением кинул Вайсберг, одарив того не менее впечатляющим взглядом.

 –– Ах, вот как… Значит вам все известно, –– по лицу скандинава пробежала судорога, но через пару секунд оно вновь стало бесстрастным. Он вернулся на свое место и вздохнул.–– Жаль, интересная была игра, хоть я не привык проигрывать… А кто ее убил? Муж-наркоман?

–– Зачем вам нужен был я? –– упрямо спросил Вайсберг.

–– Я хотел переписать финал, –– протянул мужчина тихо, обращаясь скорей к себе, чем к собеседнику напротив. По его лицу блуждала тень кипучей умственной деятельности. Вайсбергу начала надоедать беседа. Он поднял ‘Гюрзу’ и установил лазерный прицел на лбу оппонента.

–– Перестаньте, –– поморщился Лойкэ и отмахнулся, словно не глушитель смотрел ему в лицо, а рогалик с маком. Артур Львович еще не встречался с подобной реакцией, хоть и видел немало в своей жизни и глупцов, и хитрецов; и сильных, и трусливых. Одни молили, другие презрительно кривились, третьи чуть бледнели и замыкались, четвертые начинали дрожать и говорить, как заведенные, но ни один не выказывал столь явное наплевательство на лазерный прицел.

–– Не слышу ответа, –– поторопил его Вайсберг.

–– Он вам известен…А вы уверены, что она мертва? Именно она?

–– Послушайте, вы!! –– мужчина повысил голос на октаву, не сдержав эмоций. –– Время ваших вопросов и указаний закончилось!

–– Еще нет, –– пышные локоны легкомысленно качнулись, и вдруг скандинав сорвался, грохнув кулаками о подлокотники. –– Какого черта?! Ну, что вы смотрите на меня?! Вам нужно было убить ее! Вам! И все бы закончилось, а так ничья. Вы уверены, что она мертва?

–– Да! –– в надменное лицо полетели фотографии и бумаги. Мужчина подобрал каждый лист и стал жадно просматривать, вглядываясь в искаженное смертью лицо, словно в шедевры гениального художника, вчитываясь в каждую строчку как в изысканное эссе. На Вайсберга он не обращал внимания, будто забыл о нем.

–– У нее был сифилис? –– хохотнул он. Это вывело Артура Львовича из себя, и он не стал перечить порыву души –– приставил ствол ко лбу насмешника. Тот скривился, рассматривая сталь, но даже не пошевелился, только бросил нервирующим Вайсберг пренебрежением:

–– Перестаньте бравировать оружием. Спустите курок и успокойтесь, –– и опять углубился в документы.

Артуру Львовичу он серьезно надоел и, решив, что переживет отсутствие ответов, если этот отморозок перестанет ерничать, спустил курок.

Хлопок и аккуратная дырочка в элегантном лбу не произвела должного эффекта, вопреки ожиданиям и всем законам мирозданья. Скандинав лишь глянул на мужчину, как на полоумного, укоризненно качнул головой и потрогал отверстие:

–– Все или будет контрольный выстрел? –– спросил равнодушно.

Вайсберг разучился говорить. И, кажется, двигаться. А еще, ему было очень трудно объяснить овладевшие им чувства.

–– Сядьте, –– снисходительно кивнул ему Лойкэ и оттер кровь, сочащуюся из отверстия. –– Идиот, испортили мне вид…

Артур Львович на негнущихся ногах проследовал в кресло, рухнул в него и уставился на мужчину, как на брата Франкенштейна. Через пару минут его осенило:

–– Локки?

–– Хвала вашей проницательности, –– скривился тот и приложил салфетку ко лбу, –– минут бы на пять раньше. Я, между прочим, представился достаточно ясно, в отличие от вас! Нужно было израсходовать пулю и испортить мне вид, чтоб удостовериться?!

–– Представьте…да, –– Вайсберг с трудом узнал свой голос. Он попытался взять себя в руки и принять фантастичность событий за реальный факт. В конце концов, в жизни всегда есть место мистике…

–– Слава Одану, вы не какой-нибудь неврастеник. Хоть и не могу сказать, что с вами приятно было общаться, –– он со значением притронулся к ране.

Вайсберг усиленно’складывал мозаику’

–– Одан это Один?

–– Естественно. Он. Отец. Остальное тоже пояснить или уже догадались? Правильно –– отец породил, отец и уничтожит. Ну-у, не в прямом, конечно, смысле.

–– А зачем?... Она…значит, она … Почему сейчас?

–– Смена времен. Финал. Мы чистим ряды под занавес. Она в принципе не должна была появляться, жить, но она несет в себе кровь небожителей –– ее трудно было вычислить, нельзя убить как обычную особь. Но надо. Она последняя. Гордитесь –– ваша дочь была последней из тех, в ком текла кровь великого Одина. Из людей. Жаль, конечно, что не вы убили ее, тогда бы род человеческий прекратил свое существование, а так, придется немного взять на размножение…

–– Перестаньте врать.

Локки пару секунд смотрел на него и усмехнулся:

–– Хорошо. Вы правы –– это ложь. Вся фишка в том, что если б ее убили вы, отец, то уже сегодня наступила бы новая эра человечества и наша власть возродилась, а с ней и сила. Ах, какие были времена, а потом вы забыли нас. Неблагодарные.

–– Не я убил ее.

–– Поэтому человечество проживет еще полгода.

И до Вайсберга, наконец, стал доходить смысл. Нет, он еще не видел полной картины, но интуитивно чувствовал, что прав:

–– Конец света. Последняя капля в чаше терпения –– самый низкий из грехов, смертный для всех –– отец убивает дочь, ту, в чей крови течет кровь богов. Но ее убил наркоман и конец света, в который раз?...Откладывается. Потому, что жив еще один.

–– Бис! –– Лойкэ снисходительно улыбнулся.

–– Остальных уже нет, но этот и есть –– последний. И умереть он должен сам, –– предположил мужчина и по тому, как хищно сверкнули глаза божка, понял, что попал в цель. ––– Естественно, вы ведь не можете убивать своих, иначе…

Нет, он не знал ответа, но очень хотел знать, а вот блефовать умел мастерски. Локки повелся, как мальчишка, и к радости Вайсберга закончил фразу за него:

–– Вам не откажешь в уме и прозорливости… Иначе человечки останутся без богов.

–– А вам бы не хотелось.

–– Естественно.

–– Естественно, –– кивнул Артур Львович с пониманием: занятная получилась встреча. –– А как же конец света?

–– Будет. И мы будем, и кое-кто из вас останется. Все по стандартному сюжету, но позже. Вот этого и жаль.

–– Ясно. Хотелось бы вернуть былую славу прямо сейчас и навсегда. Должны же вы с кем-то играть, за счет кого-то жить?

–– Конечно. В старые, добрые времена от этой раны во лбу через минуту не осталось бы и следа, а теперь, –– бог вздохнул и с обидой посмотрел на человека. –– Придется дней десять сверкать отверстием. Какое хамство!

–– Да уж, –– Вайсберг вынул свое тело из кресла и, кивнув Локки, направился к двери. –– Желаю выздоравливать.

–– И вам не хворать, Александр Владимирович.

Зря он это сказал. Последний ‘пазл’ встал на место. Вайсберг тщательно спрятал догадку от проказливого божка и шагнул за порог.

Г Л А В А 1 4

Макса грызла тоска, как гиена тушку зебры.

–– Ох, ты, боженька! Что ж это делается?! Такая молодая, красивая! Ой, да за что же?! Ироды! Да как же можно-то? Ведь и не видела ничего, Господи! Ни деток, ни родных, всеми кинутая… –– завывала мать, попивая корвалол и начисто забыв, что совсем недавно Саша была для нее хуже ворога.

Эти стенания еще больше усугубляли состояние Максима. Ему хотелось рявкнуть на женщину: ‘Замолчи!’ Но не было сил. Он сидел на кухне, хмуро разглядывая свои тапочки, а мать крутилась вокруг, переходя от завывания к увещеваниям и обратно, не оставляла его не на минуту.

–– Вот ведь сиротиночка! Мать-то мачехой оказалась. –– Все девочки хлопотали, подруженьки Сашенькины. Помочь бы надо, соседи все ж, не по-человечьи в горе отворачиваться. Я с Марией Семеновной говорила, деньги на венок собираем, от соседей. Да на поминки, как-нибудь…Ты как, Максимушка? Почернел вон весь…Ну, что ж ты сердце-то мне рвешь?!

Максим даже не шевелился: перед глазами носки тапок с бордовым рисунком, а в голове мысль –– там, за стеной стоит гроб. И в нем Саша…Костика посадили, а ее –– положили.

Вайсберг нерешительно застыл во дворе дома –– скоро вынос тела. Две машины, народа немного, в основном молодые: однокурсники Саши, коллеги, знакомые. Артур качнулся и двинулся в подъезд. В квартире, как и положено –– тихо, только скорбный шепот старух в углу на диване, да приглушенные всхлипы –– на кухне. Блондинка плачет. Подруга. А вот еще одна –– большеглазая женщина нервно курила, поглядывая на блондинку.

Вайсберг прошел в комнату, положил огромный букет роз в гроб и встретился с удивленным, подозрительным взглядом пожилой женщины, впившейся пальцами в плечо парня. Макс –– понял Артур. Тот даже не смотрел по сторонам, а если б посмотрел –– вряд ли что увидел. Лицо свело –– камень, а взгляд только на покойницу. Он гладил ее лицо и, видимо, вел мысленный диалог.

Вайсберг постоял, рассматривая лицо дочери, и понял, что еще минута, он, как этот здоровый парень, начнет мысленный диалог и скатится в слезливые сантименты. Нельзя, дело еще не закончено. Но горло уже сдавили оставленные в юности чувства и эмоции. ‘Прости, девочка. За все прости, особенно за то, чего не было. Я обещаю тебе, что разберусь, распутаю это дело, и все будет… путем’, –– пообещал он Саше и, нежно поцеловав в холодный лоб, вышел.

На губах еще долго лежала горечь этого поцелуя –– первого и последнего на его родительской стезе.

–– А-а-а-я-я-у-у-у-а-а-о-о-о-у, –– Саша выла, как турбина самолета, идущего на посадку. Глаза зажмурены, ладонь на подвздошной области, из которой, она уверена, должен торчать нож и литься кровь.

–– Может, хватит? –– раздался чей-то голос, немного строгий, немного насмешливый.

Саша закрыла рот и приоткрыла один глаз –– на нее смотрели очень редкие по цвету глаза –– фиалковые.

Саша открыла второй глаз –– напротив шагах в пяти от нее стояла пожилая, но весьма приятная женщина в старинной одежде, опираясь руками на трость из темного дерева.

Смерть Саша представляла немного иначе. И чертей. И ангелов. А вот природа вокруг иначе чем райской называться не могла –– безлюдные холмы, поросшие душистой травой, и лес, как в сказке, с неведомой растительностью и деревьями-великанами. И тишина, прерываемая лишь шорохом листьев и отдаленным пением птиц. И воздух, что ‘Отвертка’, но дышала она естественным путем и над землей не парила, как подобает усопшей душе, а крепко сидела на ней, всем задом. Это смущало, и в ту самую, усопшую душу начали прокрадываться сомнения в преждевременной кончине.

К тому же было больно, а мертвые, как известно, не только не потеют, но и не болеют.

Однако оторвать сведенную судорогой ладонь от грудины она побоялась, тем более смотреть –– что там, под ней. И шевелиться не решалась. Вращала глазами, оглядываясь, и чувствовала себя космонавтом, вышедшим в околоорбитальное пространство.

Наконец она решилась отнять ладонь от диафрагмы и посмотреть на рану.

Ой-ё-ё-о-у-у…А?

Ни раны, ни крови и боль все тише и ненастоящая, а словно фантомная. Но это хоть и озадачивало, но не столько, сколько темно-зеленый бархат вместо шелкового китайского халатика с бежевыми лилиями.

Девушка вскочила и начала крутиться как котенок, играющий со своим хвостом, в попытке разглядеть диковинный наряд. Потом с тем же недоумением посмотрела на собственные руки –– пальцы в перстнях со здоровенными камнями, плотно облегающие рукава в складку, а по внешней стороне прорези, застегнутые на изумрудные пуговки, в которые выглядывало что-то белое.

‘Я сплю. Конечно! Я сплю. И Костик приснился, и нож, и это все ’, –– подумала она и почти убедила себя, как кто-то фыркнул под ухом, и трость женщины пребольно постучала по лбу.

–– Феноменально! А более ценные мысли в эту голову забредают?

Девушка поморщилась, потирая лоб. Больно! А стало еще больней –– женщина одним движением сорвала пластырь с виска.

–– А-у-у!

Саша рухнула, зажмурившись от боли, и тут поняла –– она не спит. Констатировала, что состояние ее умственного и психического здоровья оставляет желать лучшего. А физического –– семимильными шагами двигается в сторону диагноза –– медвежья болезнь –– внутри все дрожало и от волнения, и от естественного испуга. Что же происходит?

Она открыла глаза и уставилась на траву перед собой. По тонкому стебельку ползла зеленая букашка. Рука явственно ощущала ранку на виске. И было еще больно. И тело тесно облегало это неудобное и тяжелое платье с богатой отделкой…Бред! Что же это еще? А может? Ну, нет, вот этого точно быть не может…И все-таки…может, она переместилась во времени? Судя по одежде, далеко назад.

–– Не прошло и получаса, как верная догадка побеспокоила твои извилины, –– скрипнул голос, в котором ясно слышались и недовольство, и ирония. –– Правда, за это время я уже состариться успела.

Саша покосилась на странную женщину, поднялась и чуть отстранилась, чтоб ретивая гражданка не достала ее тростью повторно. ‘Надо бы задать пару вопросов, но вот беда –– в резерве ни одного’, –– подумала, поглаживая бархат на животе.

–– Нравится?

–– Нет, красиво, но неудобно, лучше джинсы и футболка.

–– Придется привыкнуть.

–– Почему? –– и забыла, что хотела уточнить. До нее дошло, что женщина разговаривает с ней, не открывая рта. Минута ступора сменилась сначала недоверием, потом изумлением, от которого волосы медленно, но верно встали, как шерсть на хребте испуганной кошки, и закончилось все глубочайшим унынием. ‘Я сошла с ума’, –– решила Саша и снова хлопнулась на траву и уставилась перед собой, пытаясь свыкнуться со скорбным диагнозом ‘маниакально- галлюциногенный синдром’. Правильно ей подруги говорили –– работать надо меньше, а есть и спать –– чаще. Женщина закатила глаза к небу и тяжело вздохнула:

–– Банально. Ну, удиви меня еще раз, –– попросила с мольбой. Так же, не открывая рта.

–– Это не честно, –– обиделась Саша и надула губы: в конце концов, психбольным все можно –– и капризничать тоже.

–– А если еще раз тростью по лбу? –– ехидно прищурилась старушка, и девушка, мгновенно вскочив, отпрыгнула на пару шагов:

–– Не надо! Я уже прониклась …и если можно, телепатию тоже не надо. Неприятно, знаете, когда в ваших мозгах копаются. У человека и так немного личного. А вы…колдунья, да?

–– Ведьма, –– вняла женщина, ответив обычным способом. Это несказанно обрадовало Сашу:

–– Замечательно! А это вы, да? –– обвела рукой окрестности. –– Сюда –– меня. Ясно. Здорово. Порталы, да? Временные ямы, там, перемещения, э-э-э –– параллельные миры, пространственные дыры…

‘Что же еще?’ –– наморщила лоб девушка, пытаясь вспомнить всю ту чушь, что читала на эту тему.

–– Не напрягайся. ‘Пространственные дыры’ –– ох, потомки! –– качнула головой женщина. –– Делать больше нечего, как по ним лазить! Представь, сколько сил и средств нужно приложить, чтоб доставить тебя? Они ведь открываются в строго определенном месте в строго определенное время и ведут в строго определенный район. Я похожа на идиотку, которая будет это все вычислять?

––Э-э-э, нет, –– Саша скромно потупилась. По ее мнению, на идиоток они были похожи обе.

–– Все проще, Алекс, всегда все проще. Это люди сложности любят, а я незатейлива в выборе средств.

–– А вы меня во времени переместили или …в месте?

–– И в том, и в другом.

Саша нервно хохотнула:

–– Да? И где я?

–– Какая разница? Главное, далеко от убийцы.

–– Это от Костика?

Женщина поморщилась:

–– Что за имя? От него, избранничка.

–– Спасибо, –– девушка даже отвесила поясной поклон: все-таки спасительница ее. Способ, конечно…действительно, незатейлив. Но жизнь прекрасна. Час, другой, Костик уйдет, и она сможет вернуться…

–– Нет. Придется тебе здесь пожить, пока там все не утрясется и, –– женщина хихикнула, –– новый портал не откроется…

–– Здесь?!

–– Пойдем, –– женщина кивнула в сторону леса и, не обращая внимания на состояние девушки, которая просто растеряла весь алфавит от известий, не спеша пошагала вниз по холму.

–– Стойте! Подождите, –– неожиданно нагрянул дар речи и ноги вспомнили, как ходить – еще бы, выбор-то не велик: оставаться неизвестно где или идти хоть куда-то, хоть и с ведьмой, которая, кстати, ее единственная надежда вернуться домой.

Если все это не галлюцинация…

Саша минуту смотрела вслед удаляющейся женщине и рванула за ней:

 –– Послушайте, так нельзя. Я…я не хочу здесь! Я даже не знаю, где? Черт! –– платье весило не меньше тонны и липло к ногам, мешая движению. Пришлось поднять его, чтоб не запнуться. Поднимать пришлось много, и она от души выдала тираду по поводу фасона и изготовителей с применением изысканных ругательств. Правда, шепотом, из уважения к странной тетеньке. Но она услышала:

–– Я тоже не в восторге от этой одежды, Алекс, но такова мода. Согласись, будет странно, если ты явишься к мужу в кроссовках и спортивном костюме.

–– К кому?! –– Саша потеряла подол платья вместе с уважением к ‘мадам’ и встала, не желая больше идти. Ее возмущению не было предела, и, забыв о культуре общения с пожилыми и подточенными маразмом людьми, девушка высказала все, что думает о ситуации и ее производителе, в частности, и дальнейшем развитии в целом. Причем громко и не двусмысленно.

Ведьма слушала ее минуту, щуря фиалковый глаз, и, развернувшись, бодро пошагала одной ей известным маршрутом. Саша собрала все свои силы, чтоб совладать с бушующими в груди чувствами –– на это ушло не меньше десяти минут, за которые силуэт женщины стал еле различим в лесной гуще. Пришлось поднимать платье до ушей и давать марафон на короткую дистанцию, внимательно поглядывая под ноги. В лесу, похоже, не убирали со времен динозавров. За время бега Саша вновь обрела хорошее воспитание и решила объясниться в новь, но как и подобает цивилизованному человеку –– вежливо. Она преградила женщине дорогу и умоляюще уставилась на нее:

–– Извините меня, но поймите…Прошу вас, пожалуйста, объясните, где я? Зачем?! Я.. очень вам благодарна за спасение и …в любой разумной…Но вы должны понять, я не могу остаться! У меня квартира не закрыта! Этот …он же с роду не закрывается! Вынесут все! И …и… у меня дела! Важные, очень! Мне на работу нужно устроиться! Стаж пропадет. И… да какой муж, к черту?! Я не могу! Мне нельзя! Я…понимаете, я больна, очень…и-и-и… не хорошо. И потом…я не была за мужем. Ну, …в этом смысле.. Вы, вы понимаете?

–– Перестань кричать, Алекс, –– поморщилась женщина, обойдя девушку, пристроилась на толстом бревне. –– Иди сюда, сядь, –– ладонь шлепнула по шершавой поверхности.

Саша приняла эту снисходительность за хороший знак и с готовностью подошла, но сесть не решилась: платье было жалко. Красивое… У нее таких не было.

Некстати спросила:

–– Почему вы меня Алекс зовете?

Женщина устало вздохнула, сложила ладони на трости и чуть улыбнулась. Взгляд был хоть и изучающим, но добрым:

–– Ты хорошая девочка, смышленная. Но много сразу узнать хочешь, а информацией сильней яда отравиться можно. Поэтому, давай-ка, не будем спешить. Постепенно я отвечу на все твои вопросы, но –– вразумительные, Алекс.

–– А сейчас можно?

–– Можно. Если без излишних эмоций. И по делу.

Спокойствие и благожелательность женщины и безмятежная красота природы подействовали на Сашу умиротворяюще, и она не только успокоилась, но и смогла нормально мыслить и говорить:

–– Я не знаю, как вас зовут.

–– Морхара.

–– Моргана?

–– Нет, Морганой я стану у вас, а пока я –– Морхара.

–– Злая ведьма, –– что и говорить, выкинула старушка фокус не из лучших, но и плохим ее поступок не назовешь. Да и на злюку Бабу-Ягу не похожа –– мила, опрятна, здравомысленна, а что нрав с ехидцей, так поживи в лесу –– любой одичает. –– Далеко люди?

–– Туда, –– женщина махнула перед собой, –– дней пять пути. Туда, –– махнула влево, –– дней десять, а то и больше. Туда, –– махнула вправо, –– мы. И океан, через скалы, а там, –– качнула за спину головой, –– замок. Если выехать утром, к полудню будешь.

–– Ничего себе! –– впрочем, если сложить и имя ее спасительницы, и одежду, и ‘густо населенность’ территорий, вывод напросится сам –– средневековье.

–– Точно. Раннее.

–– Насколько раннее?

–– Очень.

–– Здорово! –– Саша приуныла. –– Не хочу я здесь. Отправьте меня назад, пожалуйста.

–– Не могу. Пока. Сил нет, –– ох, лукавила Морхара.

–– А когда будут?

–– Боюсь, не скоро. И потом, что тебе у себя делать? Помирать? Не-ет. Не за тем я тебя вытащила. И потом, должна ты мне –– вот и отработаешь. Поживешь в замке за хозяйку. И зовут тебя с сего момента –– Бритгитта, герцогиня Мороган.

Г Л А В А 1 5

 ––Да не хочу я быть бритой!

–– А у тебя выбора нет, –– равнодушно заметила старушка. –– Или делаешь, что говорю и в назначенный срок отправляешься домой, или живешь, как знаешь и сколько сможешь. А сможешь недолго. О нравах средневековья знаешь?

–– Из учебников и исторической литературы, в основном художественной, –– угрюмо ответила Саша. Отношение к женщине начало скатываться в сторону неприязни, а жизнь... ‘Н-да, куда ни глянь, то ‘кирпич’ на голову, то яма с фекалиями’, –– подумалось безрадостно.

–– Значит, в курсе в общих чертах. Выбирай.

Саша не сдержала злобный взгляд:

–– Шутите?

Морхара улыбнулась загадочно и поднялась с бревна:

–– Вот и славно. Пойдем. Внучка моя пироги уже напекла. Горячие-то вкуснее.

Всю недолгую дорогу до домика ведьмы они молчали. Саша была слишком угнетена происходящим, чтоб разговаривать с бессовестной колдуньей, а Морхару, похоже, занимали только пироги.

Молодая особа с бесхитростным взглядом, которая встретила их у дома, низко поклонилась Александре, чем привела ее еще в большее замешательство. У нее и так было чувство, что она, как минимум братец Иванушка, только сирота и спасительница –– Аленушка, ясно, не появится, а тут еще непонятные реверансы да с таким почтением, словно к ним в халупу VIP-персона пожаловала. И как расценивать подобное гостеприимство? То угрозы, то почтение…

Саша, недолго думая, попыталась согнуть спину, ответив тем же, но получился гусиный кивок –– Морхара на нее глянула так, что все мышцы мигом свело. Так одеревеневшая она и прошла в дом.

А потом они сидели за столом и в гнетущем молчании поглощали пироги с душистыми ягодами. Вернее, поглощала женщина, бодро двигая челюстями. Внучка ее, Марина, согнулась чуть не до столешницы и медленно, словно извиняясь, жевала один пирожок. Саша хмуро щипала свой, и не потому, что хотела, а потому, что тепло сдобы в пальцах и кисловатый вкус во рту были приятней окружающей действительности. К тому же занятый рот спасал ее от неловкого положения, в которое она бы точно попала, если б его открыла не для еды. И дело было не в том, что у нее имелась масса вопросов, а в том, что претензий было больше, и они увеличивались с каждым жевком.

В конце концов, она не выдержала: она человек, а не марионетка!

–– Я не буду ничьей женой! Не буду бритой! Я отказываюсь участвовать в вашем фарсе! –– заявила, твердо глядя в фиалковые глаза.

Морхара смотрела на нее пару секунд и положила на стол клинок с отточенным лезвием.

–– Тогда не мучайся и зарежься сама.

Саша скрипнула зубами, оценив: дома –– Костик, который не успокоится пока не отправит ее к праотцам по совокупности преступлений, а если еще и тайник свой пустым обнаружит…Ну, ясно, что убьет он ее любыми подручными средствами.

Здесь же жизнь человека, если верить историкам, стоит еще меньше, чем в глазах наркомана, жаждущего дозу.

–– Это шантаж, –– одними губами заявила Саша.

–– Это жизнь, Бритта. Шантаж, компромисс, игра, блеф, ложь, хитрость, кульбиты. Трусишь –– погубят. Хочешь честности и справедливости –– умри. Но поверь мне, там их тоже нет.

Саша, отложив пирожок, прикрыла глаза ладонью, боясь не сдержаться и расплакаться. Ей как маленькой девочке хотелось заверещать, суча ножками и ручками –– хочу к маме! Хочу домой!

Но мама ждет ее в другом месте, куда она всегда успеет попасть. А там ее никто не ждет кроме Костика. Правда, может быть, еще Макс. А что собственно Макс?

–– Это не честно жить чужой жизнью, брать чужое имя. И потом, меня быстро разоблачат.

–– Ты зеркальное отображение Бритгитты. Бояться нечего. А все что тебе нужно знать и уметь –– получишь от Марины. Она поможет. И не капризничай. Ты в отпуск хотела? Вот считай, он и наступил. И проведешь ты его в экзотическом месте, за неимением финансов на экзотическую страну. Чем плохо?

–– Мелочь. К путевкам обычно мужей не прилагают.

–– Да знаю я о чем ты печалишься, –– махнула рукой Морхара, вернее –– отмахнулась. –– Пустое. Морогану жаба милее, чем ты, так что претензий на исполнение супружеского долга не будет. Да и нет его, четвертый месяц в отъезде. И забудь о болезни –– нет ее у тебя и не было. Это той подарок, от заезжего торговца пряностями, месяца два уж как.

–– Я же просила –– не лезть ко мне в голову!

–– Зачем же так далеко? Проще в лицо заглянуть, –– женщина залпом выпила воду из кружки и встала. –– Два дня у тебя на то, чтоб обрести нужные навыки.

И вышла, оставив девушек.

Саша в бессилии сжала руку в кулак. Теплая ладонь легла на него, снимая напряжение:

–– Ты не волнуйся, все будет хорошо, если бабушка говорит. Она все знает и зря не скажет. Верь ей и зла не держи –– она добрая. Это с виду только строгая, а что властная, так это понятно. Ты верь ей, верь.

Саша покосилась на девичье лицо и озадачилась: давно ли она такой наивной и доверчивой была?

–– Тебе сколько лет?

–– 16.

‘Понятно’. Ее наивность до 20 держалась, а потом сгинула в одночасье.

–– Мне 26. Но даже если б было столько, сколько тебе, я бы не была менее растрепана. Согласись, не каждый день идешь открывать дверь подругам и получаешь сначала нож в грудь, а потом путевку в средневековье. Ни того, ни другого я не ждала и не просила.

Саша встала, вышла во двор и остановилась у старого дуба, с тоской оглядывая местность. Свет, затухающая яркость зелени, простор, непривычная тишина и безлюдность. Что она здесь будет делать? За что ей такая ‘честь’?

Марина встала рядом и несмело протянула глиняную кружку:

–– Выпей, тебе надо. Это от страха и волнений. Беспокойство исчезнет, туман из головы уйдет.

Саша глянула на бесхитростное лицо и безропотно выпила. Жидкость оказалась приятной и на запах, и на вкус, чуть пряной и мятной. Молча отдала кружку и поблагодарила взглядом. Девушка тут же заулыбалась, словно ей вымпел вручили:

–– Вкусно? Это мой рецепт. Я еще многое умею. Травы, знаешь, какие чудеса творят? Они и лечат, и помогают. Надо знать только, когда, какую рвать и что от нее кому давать. Вот бывает болезнь одна, но люди-то разные, одному нужен корешок, а другому только лепестки сгодятся, третьему же все вместе. Я по цвету определяю…

–– Аура?

–– А что это?

–– Энергетическая оболочка человека. Свет.

–– А-а-а, да! –– в серых глазах зажегся интерес. –– Ты тоже видишь, да?

–– Нет. У меня зрение: еденица на оба глаза.

––У-у, –– Марина не поняла о чем речь, но уважение выказала. ‘Смешная’, –– подумала Саша. –– А я вижу. Ты вот светлая, так и светишься.

 –– Это солнце в спину, –– пояснила на всякий случай Видеич.

–– Не-а, у тебя не только вокруг головы свет, значит не только мыслями чиста, но и делами.

Саша кинула на нее смущенный взгляд: знала бы девочка, какие ‘чистые и добрые’ мысли сидят у нее в голове, особенно насчет ее родственницы-кудесницы!

–– А бывают такие, что глядеть страшно –– все в синих разводах да пятнами идут красными. Значит, злости много, оттого болезнь их и грызет без продыху за жестокость их, –– не унималась Марина, желая поведать гостье весь курс парапсихологии, но вдруг опомнилась, сникла. –– Не то говорю, да? Но ты согласна, что все люди разные?

–– Конечно.

–– Ну и хорошо, –– опять обрадовалась девочка. –– Пойдем, я научу тебя держаться в седле.

Саша качнула головой:

–– Не стоит. Я села на лошадь в 12 лет, папа решил, что мне это понравится.

–– И как?

–– Понравилось, –– засмеялась девушка и была увлечена к конюшне.

–– А я ни папу, ни маму не помню, –– сообщила Марина доверительно, усаживаясь в седло.

–– Сирота? –– немного замешкалась Саша от этого известия –– выходит, она с внучкой Морхары сходство имеет. И колдунью, значит, беды не минуют.

–– Да нет. Бабушка у меня есть.

–– Повезло. У меня никого, –– Саша влетела в седло и наддала кобылку каблучком. Марина засмеялась и попыталась нагнать ее. Удавалось это с переменным успехом. То ли задор девушки, то ли желание порезвиться наперекор всему, то ли дурманящий воздух, а может и зелье Марины подействовали на Сашу, как иным ‘бес в ребро’. Вскоре позади остался не только двор, но и страх, печаль и неуверенность, и даже обида и неприязнь к Морхаре развеялись по ветру, летящему наравне с наездницами и поющему в ухо заманчивую песню свободы. Воздух пьянил, природа манила вдаль, открывая свои красоты, и не было ничего, что могло остановить их, унять беззаботное веселье.

Саша давно не чувствовала себя так легко и уютно. Она готова была кричать и петь от восторга. И только где-то далеко внутри, как маленькая занозка, сидело удивление самой себе, той беспечности и легкомыслию, что она поддалась вопреки происходящим событиям, той легкости, с которой она смирилась с ирреальностью. Она вдыхала осенний воздух, окидывала взглядом бескрайние просторы лесов и холмов и впитывала в себя их сказочную красоту, становясь неотъемлемой частью этого бескрайнего мира.

Ей вдруг в серьез поверилось, что все будет хорошо.

К концу прогулки ее окончательно оставили сомнения и больше не терзали страхи и волнения. Может, это душа, которой нечего было терять, успокоила хозяйку?

Морхара, как и ее кот, сидящий рядом на бревне у дуба, щурила глаза и, казалось, урчала от довольства, поглядывая на девушек.

–– Ой, Кот пришел, –– обрадовалась Марина и, кинув поводья, подбежала к огромному серому зверю, чтоб погладить. Тот смешно зевнул и, вытянув лапу, по-хозяйски возложил ее на руку девушки.

–– Объелся старый вояка, –– беззлобно проворчала Морхара и покосилась на Сашу, подошедшую к ним: лицо умиротворенное, глаза блестят, кожа порозовела и словно светится изнутри.

–– Как раз к обеду поспели, проказницы, –– довольно улыбнулась женщина и кивнула Саше. –– Есть тебе нужно больше, а то худа больно. Как бы брат твой не рассердился да на дубе не вздернул за то, что морю тебя здесь.

–– Не худая я, всегда такой была, –– попыталась оправдаться та и для убедительности платье огладила на животе –– чуток только и велико. Но в глаза женщины глянула и поняла, что та смеется.

–– Да она красавица, бабуль, –– заступилась Марина и обняла девушку, доверчиво прижавшись щекой к ее плечу. Саша вдруг рассмеялась, выказав всю зубную наличность –– до того вдруг тепло и хорошо на душе стало. Она словно попала в круг очень близких, родных людей, которые ее ждали и любили.

Морхара с минуту любовалась девушками, потом встала, по-матерински поцеловала Сашу в лоб и тихонько подтолкнула обоих в дом:

–– Обедать пора, подружки.

Вечером они сидели на том самом бревне. Где-то далеко, в темноте, трещала неведомая птица, ухал филин и стрекотал сверчок. А над ухом Саши раздавался шепот Марины:

–– Бритгитта замуж вышла в 15, первый раз. Муж старый попался, но богатый, а она бесприданница, так, по мелочи, что-то дали и все. А через год муж-то ее скончался, и она вернулась. Два года в родном доме прожила, дядю схоронила. А потом опять замуж вышла за Гайлика Мэйнского, младшего брата ее нынешнего мужа, герцога Мороган. Тоже, не удачно. Год и опять вдова. Темная история. Муж-то молодой был, а умер, следом и замок его разграбили. Бритгитты, правда, в то время уже не было в нем, она куда-то уезжала. Вообщем, Винсент, брат ее, граф Вайвик домой забрал, а через год она опять замуж вышла за господина графа Вайвика и друга Мороган – Фергонта. Уж такие друзья были! Годфрид сына ему отдал на обучение. Воин, второго такого не сыскать. И богат очень, правда, не молод, но и не стар. Любил он Бритгитту сильно, но через три месяца неудачно поранился, тренируясь во дворе замка. Неделю в горячке пролежал и помер, а ей все оставил. Вскоре у нее тетя умерла, брат один из родни и остался, да жена его. Но с женой тоже неясно, слышала –– плоха, паралич. Упала с лестницы. Вообщем Винсент и так нервным был, а после этого и совсем помешался, монахов в замок нагнал, церковь построил и Бритту не выпускал. Но она от него не зависела –– богата стала –– ему не чета. А сколько охотников за ней появилось? Печаль одна брату-то. Вообщем сговорился он со своим господином герцогом Мороган и помолвку устроил. Долго, правда, они тянули –– Бритта артачилась. Не хотела и все. Да и тот любовью-то к ней не пылал. Сын за месяц до смерти Фергонта умер, шею себе сломал. Жена у него в Мэйнском замке беременная погибла. Вот с тех пор еще он и закаменел, лютым стал, что зверь, вот и прозвали его Кельтским вепрем. Дочь у него осталась –– о ней лишь печется –– единственное дитя. А тут шанс владения свои, и так немалые, вдвое увеличить ей в приданное… Но Бритта не спешила. Год со свадьбой тянула, а потом уже у алтаря заявила, что брак не может быть признан церковью, так как она уже была замужем за братом жениха. Представляешь? Герцог при гостях смолчал, а священник сделал вид, что не слышал ничего и обвенчал, а в брачную ночь герцог ей все и припомнил –– взял при тридцати свидетелях, а через две недели отправился к папе подтверждение получать. Говорят, получил –– действительным брак признали, а значит, нерасторжимым. Теперь все Бритгиттино ему отошло.

–– Вы хотите, чтоб я жила в одном помещении с этим человеком?! –– возмутилась Саша: стоило ли за таким ‘сокровищем’ в средневековье тащиться? У них и своих хватает, Костик вон…

–– Да не бойся, у него любовниц много, а ты ему и раньше не нужна была.

–– Ах, простите, запамятовала о материальной стороне дела. И все-таки уточнить бы не мешало, когда вепрь этот в берлогу свою явиться изволит?

–– Не знаю. А бабушка не говорит.

–– А он далеко уехал? –– Саша решила зайти с другой стороны

–– Как это? Далеко, конечно, всем же понятно –– куда.

–– А мне вот –– нет. Да и бог с ним –– куда? Хоть в соседнюю деревню, –– проворчала девушка. –– Сколько добираться-то туда?

–– Два месяца, а то и больше.

Видеич присвистнула и рассмеялась:

–– Молодец жена, далеко она суженного направила и главное –– надолго. ’Женское счастье: муж в командировке, а ребенок с хомячком у свекровки!’ –– пропела весело. –– Вот это я понимаю: 2 месяца туда, 2 обратно, ну и там месяц, да? Подожди, а сколько его уже нет?

–– Четыре месяца.

–– Значит, примерно через месяц нарисуется. Слушай, а еще какие-нибудь командировки у него бывают? Может, его еще куда отправить, в Африку, например, за бананами?

Марину малость перекосило в попытке понять, о чем толкует гостья. Саша глянула на нее и рукой махнула:

–– Сама разберусь. Н-да, жизнь, конечно, у этой Бритты, не радостная… И на путевку в пятизвездочный отель это не похоже. Мне одного Костика хватило, а у бедной целых три, да один –– Костик в квадрате. Жалко. А что с ней случилось?

Марина бы поведала Саше все, что о герцогине говорят и что она из себя представляла - тоже, чтоб не жалела та ее, но бабушка не велела сплетни пересказывать и мнение свое озвучивать –– ‘факты, только факты’. Девушка огорченно вздохнула и скупо рассказала о безвременной кончине:

–– С лошади упала, о камень ударилась. Все.

–– А вы ее?...

–– А что мы? Милорд ее привез - сказал вылечить. Послезавтра явится за сестрой.

–– Так она умерла?

–– Так объясни ему, что умирают навсегда. Вздернет на ветке и все разговоры.

–– Ты меня час от часу ‘радуешь’. Смертность-то, я смотрю, у вас зашкаливает. Понятно теперь почему. С демографией такой же аут? Ладно. Что у нас там по обязанностям герцогов?

–– Ты хозяйка замка. Дел немного. Что надо –– прикажи. Главное, за слугами присматривать, следить, чтоб чисто было и вообще по хозяйству, детей рожать…ну тебе это не надо.

‘И на том спасибо!’ –– чуть не поклонилась Саша.

–– Гостей принимать, за кухней следить, за поваром.

–– Все?

–– Все, –– пожала плечами Марина. –– Мало?

Саша затосковала: реестр дел был больше похож на программу празднеств, чем на привычные ей дежурства. С такой загруженностью она через неделю выть начнет и яблони пинать со скуки.

–– Марина, а долго мне здесь жить? Когда Морхара меня назад отправлять думает?

–– Если б я знала, Бритта. Она в свои планы редко посвящает, –– и отвернулась: бабушка ее хоть сейчас может отправить, но раз не отправляет и даже внучке ничего не говорит –– значит, планы ее далеко идущие и никому их не выведать.

Саша не сдержала вздох разочарования и встала: пора и спать. Тяжелый, полный впечатлений день уже подошел к концу и туманил голову усталостью.

Вскоре она уже лежала в кровати, смотрела в темноту и думала: А почему, собственно, нет? Много ли в ее жизни было приключений? И чем средневековье хуже Алатау? Познакомиться с духом и бытом этих древних времен, прочувствовать не по книгам и фильмам, а в реальности эту атмосферу –– разве это не удача? Многим ли она улыбается?

А герцог?

Морхару вон тоже разукрасили потомки, не узнать. А круглого стола и Камелота, говорят, и вовсе не было.

Надо бы завтра уточнить у старушки, для эрудиции.

Г Л А В А 16

Она проснулась с улыбкой на устах и еще долго лежала, потягиваясь и нежась на мягкой, теплой перине.

За занавеской шептались двое, слышался скрип половиц и звуки домашних дел. Пахло сдобой и парным молоком. И Саше показалось в этот момент, что не так уж здесь и плохо, а даже очень –– наоборот.

День прошел беззаботно, в скачках по холмам и дружеских беседах.

К вечеру Марина загрустила:

–– Завтра ты уедешь.

––Я буду приезжать. Ты ведь теперь моя подруга.

–– И ты моя. Но ты не приедешь, не дадут.

–– Это почему?

–– Брат твой не пустит и муж.

–– Я спрашивать не буду, –– пожала плечами.

–– Нельзя так. Ты женщина и находишься в воле мужа, а в его отсутствие в воле близкого родственника и опекуна –– брата.

–– А феминисток на них нет? –– на полном серьезе озадачилась Саша. –– Жаль. Придется быть первой. Даешь свободу женщине от мужской деспотии!!

Марина подпрыгнула от неожиданности и рассмеялась:

––Ох, Бритта, какая ты озорная да бойкая! Мне так будет тебя не хватать.

–– Это я здесь бойкая, –– вздохнула Саша. –– А там…кальция, наверное, не хватало, вот зубы и не выросли, чтоб кусаться.

–– Бритта, а как у вас там?...–– глаза Марины загорелись любопытством.

–– А что, бабушка не рассказывает? Или не была?

–– Бабушка говорит: не все знания во благо, иным и крупицы для горя хватает.

––Ну, уж! Не могу согласиться –– знания лишними не бывают.

Саша поведала обо всем, что интересовало девушку.

А ночью сама узнала немало. Морхара подняла ее с постели и вывела во двор, поставила перед бочкой на углу дома, пошептала что-то, крюча пальцы над водой и скалясь, как вампир, и кивнула: смотри!

Саша с легким недоумением покосилась на женщину, потирая озябшие плечи: что там можно увидеть, кроме отражения звезд на ночном небе, да угла крыши. Может, конечно, еще каракатицу, какую сдуру в воду упавшую –– да не интересно. Нет, вот стоило ради этого из теплой постели вытаскивать?

Морхара, видать, осерчала: сдвинула брови и, схватив девушку за шею, чуть не окунула в бочку:

–– Смотри! И запоминай!

Саша тоненько вскрикнула, с ужасом глядя на водную гладь –– в ней, как в цветном телевизоре с четким изображением, со всеми красками и подробностями транслировались картинки из будней средневековья.

–– Это Родерик –– сенешаль и правая рука герцога Мороган, –– прокомментировал голос ‘за кадром’ –– Морхара в ухо. Саша покосилась на нее, сглотнув со страха загустевшую слюну, и опять уставилась на изображение: Рыжеусый, широкоформатный мужчина с грубыми чертами иссеченного множеством мелких шрамов лица гордо трусил на коне, придерживая рукой в перчатке здоровенный меч на боку. За ним плыл отряд всадников с не менее впечатляющими лицами и фигурами в одежде как на подбор –– с одного металлургического комбината.

–– Запомнила? Смотри дальше. Вордан –– начальник стражи. Молод, горяч, храбр и умен не по годам.

Голубоглазый мужчина лет 30 оглаживал лошадь и подозрительно щурился в ‘экран’.

–– Симпатичный, –– выдавила Саша. Женщина фыркнула:

–– Дальше смотри: Винсент, граф Вайвик. Вассал герцога Мороган и твой брат.

–– Родной? –– уточнила Саша: красив графенок –– прямо чупа-чупс в парчовой обертке!

–– Родной! –– рявкнуло над ухом. Саша чуть съежилась и покосилась на женщину: опять в голове копалась?

–– Больно надо. А в голове у тебя –– бардак, почище, чем в хлеву нерадивого виллана! Нашла на кого зариться: что тот, что другой –– гордецы.

–– Чем плохо? –– пожала плечами Саша.

–– После твоего наркомана любой болван напыщенный идеалом покажется.

Саша обиделась:

–– Сами сказали: Вордан –– умный, а потом оскорбляете. Я, между прочим, не о том думала! Если в голову лезете, то смотрите внимательней.

–– Куда уж внимательней! Понравился брат-то? Красивый…только ты замужем! И думать о нем не смей!

–– Да вот еще, брат все-таки…–– протянула Саша и вздохнула –– всегда так: в одной тарелке шашлык, в другой каша манная. В ее. И сама себя одернула: был у нее уже такой утонченный –– Костиком звали…

Интересно, а ей премия за все, что происходит, полагается? Она б взяла мужичком каким-нибудь, незатейливым, главное, чтоб не дурак, не хам, а в остальном –– разберутся. Геев-то, поди, еще нет? И наркотиков… И взвыла:

–– А-а-у-у! –– бабкина трость стукнула ей по лбу:

–– Ты мне резвиться-то брось!

–– Больно, между прочим! –– прошипела Саша и посерьезнела. –– Мне 26, я ребенка хочу. Скажите, что это патология, и я поставлю на мечтах крест.

–– Раньше думать надо было, убогая.

–– Раньше…И почему я убогая?

–– Так слепая –– счастье свое не видишь, как щенка в титьку тыкать приходится.

–– Это на кого намек? –– насторожилась Саша, слегка закипая: нашлась тоже Луиза Виллма средневекового разлива! И отвернулась –– глаза у старушки хищно сверкнули –– сейчас второй раз по лбу даст.

–– Дальше смотри –– служанки твои: Майла и Айрин. А вот леди Пипина, старая дева, тетка юной герцогини, сестра ее усопшей матери. А вот и сама Дезидерия, дочь кельтского вепря, падчерица твоя.

‘Вот она, премия!’ –– чуть не закричала Саша. Милая девчушка, лет десяти, с застенчивым лицом и робким, немного угрюмым взглядом карих глаз гладила котенка и вызывала одним своим видом желание обнять и приласкать. Саша даже вперед поддалась, желая возвестить о своем прибытии и заявить права на это дитя. И зачем, правда, мужчины, если вот он, ребенок, готовенький!

–– А можно ее …–– обернулась к старушке в порыве, и губы поджала, смолкнув –– трость угрожающе качнулась, намекая на встречу с ее лбом:

–– Нельзя! Падчерица она тебе, значит, никто.

–– Как это –– никто? Она ребенок! Без матери, отец в разъездах –– всеми заброшена. Да у нее тоска в глазах и одиночество на лице! Устроили ребенку счастливое детство!

–– Жалостливая ты больно, –– с осуждением заметила Морхара. –– Так и здесь долго не проживешь.

Саша растерялась: опять не так.

–– Все, сеанс окончен, –– старушка провела ладонью над водой. –– Спать. Завтра граф явится за тобой. Вставать рано.

–– Подождите, а герцог сам где?

–– В отъезде. Придет время, увидишь. Его ни с кем не спутать: здоров, как медведь, а нрав, как у вепря, –– и подтолкнула Сашу в дом.

Девушка зыркнул на нее, как на врага народа, и не сдержалась, отвесила поясной поклон, вложив в него свое благорасположение к этой ехидне.

Старушка вздохнула и начертила в воздухе какой-то знак. Саша мгновенно раззевалась, забыв все, что произошло, включая мысли на эту тему, и пошла в дом, мечтая лишь о подушке.

Ночью ей снился бой. Она шла в атаку за широкоплечим мужчиной в камуфляже, и мечом в руке. На его крестовине лежал круг с темными бороздами спирали и четырьмя зелеными камушками. Они блестели, словно подмигивали и то ли предостерегали, то ли насмехались. А ей очень хотелось рассмотреть лицо человека…

Г Л А В А 1 7

Саша сидела на стуле перед входом и в нетерпении постукивала каблучком о половицы. Естественно она волновалась и естественно тревожилась и в тоже время желала скорейшего прояснения ситуации. К тому же братьев у нее там не было, а здесь должен появиться. Какой он? Как к ней относится? Насколько это хорошо иметь брата? Наверное, просто замечательно!

Морхара насмешливо посмотрела на нее и вышла во двор. Марина разлила отвар по кувшинам и в кружку. Подала ее Саше. Та выпила залпом, даже не заметив, и снова уставилась в дверной проем.

‘Едут’, –– раздалось в голове, и девушка подпрыгнула, но усидела слегка придавленная ладонью Марины. Она подбадривающе улыбнулась герцогине, однако по глазам было видно –– отвар бы и ей не помешал.

Винсент спешил, но боялся, что зря. И чем ближе был дом Морхары, тем сильнее тревожилось его сердце. И только когда граф увидел безмятежное лицо ведьмы, оно начало успокаиваться.

Винсент дал ему пару минут и только тогда спрыгнул с лошади, не спеша пошел к женщине, стараясь выглядеть спокойным, но глаза то и дело косили в дверной проем, туда, где должна быть сестра. Почему она не вышла встретить его? Впрочем, Бритгитта и раньше не утруждала себя подобным проявлением внимания к его персоне…

–– Госпожа здорова, милорд, –– с поклоном сообщила Морхара. Или ему опять лишь показалось, что она поклонилась? Нет, нужно быстрей забирать Бритту из этого вертепа.

Винсент с достоинством кивнул, вытащил из-за пояса кошель, не глядя сунул в руки женщины, и рванул в дом: Бритта!!

Ноги его все-таки не сдержали. Он увидел ее живой и улыбающейся, еще более прекрасной, назло всем, и рухнул к ее ногам, уткнувшись в подол платья:

–– Бритта! Милая…

Сколько любви, обожания, волнения и тепла было в этом шепоте! А дрожащие руки с перстнями, впившиеся в мягкий бархат, нервно мнущие его. Саша облегченно вздохнула и широко улыбнулась чрезвычайно довольная красноречивым проявлением родственных чувств. У нее замечательный брат, может, черес чур чувствительный, сентиментальный для воина, но любящий. Она будет любить его, заботиться о его тонкой ранимой душе. Девушка нежно погладила пышные волосы и с материнской улыбкой заглянула в оторвавшееся от ее подола лицо. Оно было бледно и растеряно.

–– Бритта? –– в голосе слышалась неуверенность.

–– Винсент, я сильно изменилась? –– настороженно спросила Саша. Серые глаза пытливо и холодно щурились, но буквально через минуту, к ее облегчению, потеплели:

–– Нет. Ты по-прежнему прекрасно выглядишь. А волосы… Не расстраивайся, Бритти, они отрастут, но и без них ты чудесна. Рана, конечно, ужасна, но ты жива.

Саша смущенно потрогала висок: почти зажило.

–– Простите, милорд, –– влезла Морхара в их родственные лобзанья. –– Я бы хотела поговорить с вами.

Винсент бросил на нее неприязненный взгляд и снова повернулся к сестре: погладил ее руку и поднялся с колен, помогая встать девушке, довел как тяжелобольную до дверей и ласково прошептал:

–– Иди, милая, я сейчас.

Саша неуверенно покосилась на Морхару и послушно кивнула:

–– Хорошо.

Винсент проследил взглядом за передвижением сестры и, найдя, что она двигается вполне бодро и уверенно, успокоенно повернулся к женщине:

–– Что ты хотела?

–– Отвар, милорд, –– Морхара указала на кувшины. –– Герцогине необходимо пить их три дня –– она еще слаба, а рана очень серьезна. Это обезопасит ее от последствий травмы. И еще, милорд, она серьезно пострадала и ее память немного подводит временами. Это пройдет, как только она окрепнет.

Родерик хмуро оглядел дьяволицу: ничего таких не берет. Другая бы там же, на камнях, дух испустила, а эта не только выжила, но и похорошела изрядно. А ведь похудела и волос лишилась, а, поди, и это ее украсило –– вид ранимый, трогательно-беззащитный. Ох, и натворит она теперь бед больше прежнего. Если, конечно, Годфрид не поспешит.

Ах, как спокойно было в замке эти три дня!

Мужчина с недовольным видом нехотя подошел, чтоб помочь дьяволице сесть в седло, но та легко вспорхнула сама и одарила его светлой улыбкой:

–– Спасибо, Родерик.

Сенешаль так и застыл с протянутыми руками, но через пару секунд очнулся и поспешил к своему коню.

А Саша с довольной улыбкой поерзала в седле, устраиваясь удобнее, и с гордостью оглядела свиту: 37 богатырей в урезанном варианте. И все, как у Пушкина, на подбор –– ладные, плечистые. А брат у нее –– королевич. И красивый, и заботливый, и любящий! Как он волновался за нее, переживал.

Трогательно. И приятно.

Что там Кипр или Египет –– тоска! Вот оно, настоящие счастье –– путевка в стародавние времена.

Винсент шел к лошади медленно и осторожно, боясь расплескать ведьмино зелье, и только передав горшки Вордану, облегченно перевел дух и взлетел на коня, спеша покинуть это дьявольское место с его странными и опасными обитателями.

Саша помахала рукой женщинам, глядя на них с некоторым сожалением, и, видя, как блестят от слез глаза Марины, пообещала:

–– Я буду приезжать!

Винсент кинул на сестру хмурый взгляд и хлопнул по крупу ее лошади. Экскорт резво поскакал в глубь леса. Саша еще долго оборачивалась, с тоской поглядывая на удаляющиеся фигурки, и если б не бдительность графа, наверное, не сдержалась бы, развернула кобылку и вернулась, чтоб обняться с женщинами.

Вордан со значением переглянулся с Родериком и оба нахмурились, не зная, как расценивать подобную привязанность герцогини. Опять что-то задумала?

–– Как бы отравой какой не разжилась у Морхары, –– протянул Родерик тихо. Вордан покачал головой:

–– Не даст. Морхара этим не промышляет.

–– Как знать, как знать, –– не поверил старый воин и поддал коня: что-то и ему здесь не по себе.

Ее всегда потрясало величие древних замков, но оказывается, картинки и телевизор не смогли в полной мере отобразить всю мощь этих сооружений. То, что открылось ее взору, поражало, вызывало какой-то глубинный трепет, и восторг от той силы, что веяло от гигантского средневекового исполина –– замка Мороган.

Пока его башенки виднелись далеко впереди, он казался игрушечным и не настоящим, как спичечный эскиз храма Василия Блаженного или Кремля, Саша чувствовала лишь естественное любопытство, не больше. Ну, замок, ну, красивый –– и что? Всего лишь островок серого камня среди холмов, окруженный зеленой порослью.

Однако они приближались, и очертания сооружения становились все более четкими, величественными и оглушали. Замок, оказывается, был построен на гранитной скале и словно вырастал из нее, гармонично переходя от серых глыб в круглые башни.

Не большая, но весьма бурная речушка, ворча, бежала мимо стен, покрытых мхом, скрытых у основания кустарниками и деревьями. У узкого каменного моста через нее стирали женщины, дробно хлопая деревяшками по белью. При приближении всадников они бросили свое занятие, чтоб низко поклониться. Саша автоматически ответила тем же, но остальные словно не заметили приветствий, и копыта лошадей дробно процоколи мимо.

За мостом начиналась булыжная дорога вверх, круто уходящая вправо, огибая монументальные стены. Саша запрокинула голову, пытаясь увидеть их конец, и чуть не свалилась, до того они оказались высокими.

Всадники поднимались все выше, не останавливаясь и не обращая внимания на телегу у обочины, неряшливых мужчин в грубой, потрепанной одежде, чуть не бьющихся лбом о булыжники дороги. Она казалась бесконечной и навевала мысль о том, что территория, занимаемая замком –– необъятна.

И вот, наконец, они въехали через огромные кованные ворота в темный тоннель с низким арочным потолком, потом оказались в небольшом дворике, похожем на каменный мешок, потом проехали через еще одни ворота, миновали решетку с пиками, висящую над головой, еще один тоннель и наконец-то прибыли на место.

На просторном дворе стоял невообразимый шум, суетились люди, переговаривались стражники, работали вилланы, стояли телеги, где-то слева был слышен звон молота –– кузня, ржание лошадей, визг поросенка. Большая часть эскорта остановилась здесь и начала привязывать коней под навес. Кто-то закричал, требуя, чтоб накормили его лошадь, послышался мужской хохот и женский визг. Обычный день в обычном замке.

Саша тряхнула челкой: только не для нее. У нее возникло чувство, что она попала в сказку и сейчас вон из той бочки вынырнет водяной, из-под телеги с сеном выскочит тролль или гномик, из-под деревянной лестницы, завывая, появится привидение, а в небе, широко расправив крылья, будет летать дракон и таращить выпуклые глаза в поисках жертвы.

Не страшно –– необычно. Если, конечно, не вмешивать в это психиатрию.

Они процокали мимо еще одной арки, поддерживающей перекрытие, ведущее в круглую башню, с окнами бойницами, и оказались в еще более обширном дворе, более чистом и уютном, чем те. Слева лестница наверх, прямо тяжелая с виду дверь и бесконечность каменных стен на всем обозримом пространстве.

Пока она оглядывалась, Винсент спрыгнул с лошади и встал рядом, протягивая девушке руки.

–– Спасибо, я сама, –– улыбнулась Саша и слетела прямо в его объятья. Они были чересчур крепкими и долгими, а руки слишком властными и даже наглыми. А может, ей показалось?

Девушка смело шагнула внутрь, желая поскорей ознакомиться с местом своего обитания на ближайшее время.

Внутренние покои и залы с множеством переходов и коридоров впечатлили ее не меньше внешних. А обстановка и атмосфера заставили сомневаться: не спит ли она?

В одной небольшой зале у стены нечто среднее меж очагом и камином, мебель, как для дачи олигарха –– с крестообразными ножками из темного дерева, по которым где вилась виноградная лоза и спадали гроздья, где виднелись фигурки животных и птиц. Сиденья обтянуты бордовым и коричневым бархатом, на некоторых лежат изящные подушечки с золотистыми кисточками. На стене огромный щит с цветным изображением, смутно напоминающим зверя, а по его бокам прикреплены два меча весьма потрепанного вида.

В другой зале Саша почувствовала волнение –– у нее возникло чувство, что она уже видела длинный, застеленный белым полотном стол на ступени, и окна бойницы за ним, и еще один, чуть меньше, наискосок от него, у зажженного очага. Второй очаг находился напротив первого, у другой стены. А справа деревянная лестница, ведущая наверх, и дверь прямо под ней. Стены здесь были выбелены, факелы на них отсутствовали, вместо них висели гобелены с изображением картин охоты, битв, пейзажей. Вдоль стен стояли чаши на длинных железных стойках, а у очага, меж сиденьями, лежал здоровый пес и увлеченно грыз кость. Саша никогда не интересовалась собаками, поэтому ей трудно было определить его породу, но, судя по мощным челюстям, немалой массе тела и окрасу, это был чудом выживший саблезубый барс, если таковой существовал.

Саша немного насторожилась: а не кинется ли на нее это чудо природы, приняв еще за одну косточку?

Не кинулось, посмотрело, как на предмет мебели, и продолжило свое занятие.

–– Хороший пес, –– улыбнулась она облегченно и пошла дальше, в дверь за столом у камина.

Коридор с факелами на каменных стенах, ступени, поворот, двери, за которыми слышен гул голосов и бряканье. Саша распахнула ее: кухня.

При ее появлении работа прекратилась, люди мгновенно застыли, звуки смолкли, и Саша подумала: а не попала ли она во владения Спящей красавицы? Две пожилые женщины и девочка застыли над корытом с пухом с дохлыми курами в руках, еще одна женщина замерла, утопив по локоть руки в тесто, пара мальчишек лет 14 в добротной одежде –– с одним подносом на двоих, невысокий толстяк с немытыми сальными волосами –– с половником в руке, зависшем на полпути ко рту. Рядом в огромном чане на огне булькала густая коричневая жидкость.

–– Здравствуйте! –– с достоинством оповестила их девушка. Кто-то в толпе слева закашлялся, остальные не шелохнулись. ’Славно’, –– кивнула себе Саша и прошествовала к толстяку, попробовала из его ложки варево и нашла его весьма приятным.

–– Вкусно! –– одобрила, глянув в выпуклые глаза мужчины, и поторопилась к выходу: судя по тому, как они закатились, а недюжее тело качнулось –– тот готов был рухнуть в обморок.

Девушка прикрыла дверь и зажмурилась, предчувствуя значительный грохот, но услышала лишь неприязненный, полный злости бас:

–– Сейчас же отнеси этот черпак святому отцу, Эйрис! Пусть освятит, окропит его и…выкинет!

Н-да-а. Вот и первый недруг. Знать бы еще причины столь трепетных чувств.

Девушка пошла дальше, обдумывая произошедшее, вспоминая теплые, как снег в декабре взгляды всех без исключения присутствующих в кухне, и тех, кого видела во дворе и кого встречала, пока осматривала замок, и вывод напрашивался сам –– тот толстяк один из очень, очень многих.

Она толкнула дверь слева и увидела небольшой дворик. Саша прислонилась к косяку, не решаясь ступить на него. Скрытой тенью от навеса, идущего вдоль всей стены, у нее больше шансов избежать’ народной любви’, а заодно, если получится, узнать ее причины или хотя бы попытаться понять.

Людей здесь было немного и каждый занимался своим делом: слева в углу верткая девчонка с косичками ловила кур. Стражники гоготали у стены, выслушивая молоденького паренька в бархатном колете. Прямо по курсу застыли две женщины с корзинами белья и переговаривались вполголоса. Правее конюшня. Двое мужчин с голыми загорелыми торсами убирали сено с земли, перенося его ворохи внутрь. Еще двое стражников, видимо, обсуждали достоинства своих рысаков, держа их под уздцы. Дальше, метрах в ста, а может, и больше деревянное строение и, видимо, сад: длинные и стройные ряды деревьев.

–– Госпожа…–– тихий неуверенный голос словно из-под пола. Саша обернулась. Рыжеволосая женщина склонилась так низко, что ни лица не разберешь, ни возраст не определишь.

–– Да?

–– Стол накрыт…

–– Обед?

Та лишь кивнула. Саше надоело смотреть на это унижение, и она подняла девушку за плечи, заглянула в лицо: Майла. А откуда она знает? Старушкины проказы.

–– Здравствуй, Майла. Рада тебя видеть.

–– И мы рады, –– а глаза в пол, а пальцы свело в сцепке на груди, а голос дрожит, а вид…секунда, другая и в обморок упадет. Рады, значит?

‘Не верю’, –– готова была воскликнуть Саша и взмахнуть рукой, как Станиславский. Но она –– Видеич, потому лишь вздохнула и пошла внутрь, приглашая за собой служанку:

–– Что нового в замке? Как у тебя дела? У других?

–– Хорошо, госпожа, –– не голос, а эхо, не девушка, а привидение –– скользит позади и молчит. Саша минуту ждала продолжения ‘беседы’, вторую, пять и поняла –– зря. Та, судя по виду, все сказала.

Н-да-а, атмосфера-то в замке далеко не праздничная.

Саша толкнула дверь в столовую залу и увидела лишь пять человек, а ожидала лицезреть нестройный ряд жадно чавкающих воинов.

–– А где остальные? –– проявила любопытство и удостоилась удивленных взглядов всех присутствующих.

–– Обедают в другой зале, –– чуть помедлив, ответил Винсент. Он восседал во главе стола и, видимо, ждал, что она займет место рядом с ним, но Саша села напротив отдельной группы с девочкой посередине. Милый, но, по ее мнению, слишком угрюмый для этого возраста ребенок. Лет 10 не больше, чудесные волосы, озорные веснушки и не по-детски настороженный и серьезный взгляд больших карих глаз. Девочка лениво жевала куриную лапку, подперев висок кулачком, и всем видом показывала, что не видит мачеху в упор. Родерик и Вордан сосредоточенно поглощали мясо, пожилая леди с белым и рыхлым, как тесто, лицом аккуратно резала острым миниатюрным кинжальчиком кусок пирога с мясом и им же отправляла кусочки в рот. Винсент крутил золоченый кубок и бросал на Сашу странные взгляды.

Саша вздохнула: невеселая у нее ‘путевка’.

Перед ней возник мальчик лет 14 в бархатном колете и кувшином в руке, поставил золотой блин перед носом, налил в кубок что-то мутное на вид, отдаленно напоминающее и по цвету, и по запаху перебродивший квас, и с поклоном отошел в конец стола.

Саша попробовала жидкость и скривилась: неразбавленный лимонный сок, в котором погибло немало изюма. Градусов 10 будет. И озадачилась: неужели это пойло и ребенку дают? Что ж с ее желудком будет? А с головой?

Девушка решила быть понаглей –– в конце концов, она теперь хоть и временно, но мать ребенку и просто обязана последить за ее здоровьем! И Саша приподнялась и, взяв кубок Дезидерии, заглянула в него –– так и есть –– та же золотистая жидкость. Девушка решительно отодвинула кубок и, присовокупив свой, попросила мальчика:

–– Принеси что-нибудь другое.

–– Что? –– растерялся тот.

‘Да откуда я знаю?’ –– чуть не брякнула Саша, но вовремя прикусила язык, сообразив, что действительно не знает, какие напитки распространены в средневековье. В памяти всплыло лишь два названия –– сидр и эль. Ни того, ни другого она в глаза не видела и потому могла ошибиться, назвав то, что уже разлито.

–– Э-э…воду! –– действительно, чего ж проще?

–– Не хочу воду! –– голосок девочки был полон упрямства и недовольства, а взгляд таранил мачеху, как советский летчик дивизию СС.

‘Милая, тебе меня не ‘перебодать’ –– улыбнулась ей Саша:

–– Маленьким девочкам полезнее пить воду, чем это. И потом, я тоже буду воду.

–– Чем тебе не по вкусу эль, Бритгитта? –– спросил Винсент.

’Ах, вот как называется это пойло!’

–– В нем много градусов.

На нее смотрели как на картину Пикассо. Воины застыли с кусками мяса по пути ко рту, Винсент открыл рот, тетушка отпрянула и, выпучив карие глаза, с признаками тиреотоксикоза икнула. И только когда мальчик подлетел с новыми кубками с водой, все вспомнили о своем занятии. ‘Прекрасно’ –– кивнула Саша, усаживаясь на место.

Только девочка, надув губы, еще долго смотрела на кубок, как на клубок змей, не притрагиваясь ни к нему, ни к еде.

Саша же решила не обращать внимания на детские капризы, и оглядела стол: огромный пирог с мясом, не менее огромный, с яблоками, блюдо с фасолью и кукурузой, три золотистые куриные тушки в яблоках и сливах, огромные куски мяса с аппетитной поджаристой корочкой, пышные холмики паштета, блюда с булочками, посыпанными сахарной пудрой. Все выглядело очень аппетитно, но девушку смущало отсутствие вилок, а ложка вряд ли могла помочь в разделке мяса. Почему ей нож не дали? Она, такой страшный зверь, что ей и этого не полагается?

У кого же попросить кинжал? Судя по виду воинов –– не у них. У Дези? Та дуется до сих пор. У тетушки? Бедная старушка только перестала икать. Винсент!

–– Винсент, ты не одолжишь мне кинжал?

–– Зачем? –– насторожился тот, перестав мучить куриную грудку.

–– Зарезаться хочу! –– не сдержалась Саша и увидела, как бледнеет лицо графа –– начиная со лба, заканчивая подбородком. А глаза…

’Не даст’, –– поняла девушка. С юмором у него плохо. Или у нее?

Слева раздался свист, и острие ножа воткнулось в скатерть у ее тарелки. Она с трудом вытащила его, хмуро оглядела прореху в полотне и с укоризной посмотрела на метателя:

–– Спасибо!

–– Всегда, пожалуйста, –– с усмешкой кивнул Вордан и, сложив руки на столе, в упор смотрел на нее: видимо, и, правда, ждал, когда она зарежется.

’А ничего, добрые здесь люди’, –– Саша подцепила булочку с блюда, положила в свою тарелку, аккуратно разрезала, придерживая ложкой, одну половину вернула на место, вторую начала есть, поглядывая на Вордана. Парень еще ждал пару минут, потом усмехнулся и вернулся к мясу. 1:1.

Закончился обед, как и длился –– молча. Все разошлись по своим делам, оставив герцогиню наедине с булочкой.

А Дезидерия так и не прикоснулась к воде.

После девушка продолжила исследовать замок, стойко игнорируя взгляды его обитателей. Раз десять ее сожгли, раз двадцать жестоко убили, раз тридцать сломали шею, воткнули нож, раз сто пожелали ‘счастья в загробной жизни’ и бесчисленное количество –– провалиться в преисподнюю. И все взглядами. И все без исключения: от маленького поваренка до сенешаля, от ее служанки Майлы до сухой старухи с орлиным носом –– кастелянши замка.

В самом дурном настроении Саша перехватила бегущего мальчишку, который разливал им воду, желая узнать, где покои Дезидерии. Уже смеркалось, пока она бродила по замку, но девочку не видела и покоев ее не нашла, как собственно, и своих.

–– Тебя как зовут, прости, забыла, –– спросила ласково, придерживая прыткого подростка за рукав. Тот побелел от испуга и проблеял:

–– Северен.

–– Мило. А не подскажешь ли ты мне, Северен, где покои Дезидерии, что-то я сегодня с памятью раздружилась.

От этого безобидного вопроса у парня начался нервный припадок: глаза стали косить, лицо кривиться, тело дрожать и заваливаться на стол, только рука безуспешно хватала воздух. И тогда Саша поняла –– это он ей показывает где.

–– А-а, вверх по лестнице и направо?

Мальчишка закивал и был выпущен на свободу. Саша поднялась наверх, а парень перевел дух, вытащил ладанку, истово поцеловал ее, вознеся благодарственную молитву, и рванул к милорду-сенешалю с докладом: неспроста эта дьяволица в покои юной герцогини направилась.

Саша посмотрела в глубь коридора: двери, двери –– разберись, какая из них нужная. Толкнула первую.

Небольшая, уютная комната с широкой постелью с балдахином. На полу ковер, в очаге огонь, у окна старая дама за вышивкой, а напротив скучающая девочка, еле сдерживающая себя, чтоб усидеть на месте –– руки зажаты коленями, ноги болтаются. Саша невольно улыбнулась: наверное, она выглядела так же, когда мачеха учила ее шить.

–– Дези, –– позвала тихо и потеряла улыбку: девочка уставилась на нее, смотрела исподлобья и весьма красноречиво. Тетушка схватилась за сердце и выпучила глаза:

–– Ч-что вам нужно? –– покудахтала она.

–– Да ничего, собственно. Хотела узнать, не желает ли девочка показать свои игрушки, поиграть со мной.

–– С-с-с вами?!

Саша даже растерялась: столько ужаса было в голосе старой женщины. И пока искала, что сказать, на пороге возник Родерик и, грозно сдвинув брови, гаркнул прямо ей в ухо, без всякого почтения:

–– Что вам здесь нужно?!!

Девушку немного оглушило и конкретно испугало столь неприязненное отношение. Словно она преступница, словно злодейка.

–– Я попросила бы вас не насиловать свои связки и поберечь мои перепонки! –– заявила, глядя в лицо гиганта с долей раздражения.

–– А я попросил бы вас покинуть покои леди Дезидерии! Приказ милорда! Вам запрещено здесь появляться и я вправе в случае неподчинения вывести вас силой!

‘Ясно’, –– кивнула Саша, окончательно оглушенная услышанным. Посмотрела на старую даму и девочку, чуть склонила голову, прошептала севшим голосом:

–– Прошу прощения…

Вышла на негнущихся ногах. Она добралась до поворота и прислонилась к стене, чтоб немного прийти в себя и хоть на грамм понять суть происходящего. Не удалось: грохнула дверь и зычный голос сенешаля заставил ее вжать голову в плечи.

–– Троуден!! Сейчас же выставить стражу у покоев герцогини!! И не спускать глаз, не спать и не уходить! Дьяволицу не пускать, ни под каким предлогом! Ясно?!

Кому как, а Саше белее, чем ясно. Она отлепилась от стены и рванула подальше от грубияна. ‘Дьволица, дьяволица’, –– стучало в голове. А почему? Потому что не носит крестика? Редко ходит в церковь? О, эти упущения предыдущей Бритгитты! Почему она должна их исправлять?

Да потому, что ей придется здесь жить! И дай бог, если неделю, потому что через две ее взглядами убьют, испепелят! Значит, нужно бежать в церковь!

Она интуитивно направилась в то деревянное здание, что приметила у сада. Промчалась по двору, вспугивая людей и кур, и вломилась внутрь церквушки. Там было тихо и убого: ряд скамеек, алтарь, большое распятие, чаша, не иначе как со святой водой и две деревянные фигуры: Мадонна и какой-то неизвестный ей святой. А где священник? Где служки, выдающие святое причастие и крестики? Ага, вот он!

Из угловой двери вынырнул пожилой, дебелый мужчина, с отвисшими щеками и маленькими глазками в грубой коричневой сутане, подпоясанной веревкой.

–– Вы святой отец? –– не сдержала крика Саша. Тот вздрогнул и, похоже, хотел нырнуть обратно в дверь. О, только не это! Взгляд священника ничем не отличался от других, разве что более затравленный. Девушка решительно преградила ему дорогу к спасению и спросила глухим, прерывающимся от волнения голосом:

–– Вас как, простите? Зовут?

–– А-а. А? О…Отец С-с-северн, –– у мужчины образовался тик. Он медленно отходил от нее, теребя распятье на своей груди.

–– Ясно –– отец Северен. Я бы хотела…приобрести крестик или…что-нибудь в этом роде.

–– А? Да? О-о-о! А-а? Э-э-э…

–– На шею, на шею! Что там: крестик, распятье? –– шагнула к нему в порыве. Тот распластался по стене, схватив деревянного Иисуса за распятые ноги. Саша оперлась о края чаши с водой, понимая, что терпения ей понадобится много.

–– Это святая вода? –– спросила, ткнув пальцем в чашу.

–– А? Д-да.

Девушка кивнула и решительно почерпнула воды, обмыла лицо и даже смело хлебнула ее, надеясь, что патогенной флоры в ней минимум и она выживет после показательного освящения. Мужчина таращился на нее и, видимо, не верил, что вода в чаше не кипит, а лицо девушки не искажается как после общения с кислотой.

–– Мне нужна ладанка, –– напомнила она.

–– А? Конечно. Да, –– и не сдвинулся с места, только свое распятье выставил как щит.

Теперь Саше было абсолютно ясно, отчего усопшая герцогиня игнорировала церковь. У нее тоже исчезло желание находиться здесь и изображать ревностную христианку.

–– Спасибо, что не отказали, –– с сарказмом кивнула святому отцу-истукану и решительно направилась вон.

Она, как курица, растерянно заметалась по двору, не представляя куда идти, к кому обратиться. Надо бы найти Майлу, чтоб та показала ей покои Бритгитты, но где найти девушку? А если у покойницы и вовсе покоев не было?

Кудрявый мужчина, работающий у конюшни, подозрительно косился на нее и вызывал желание исчезнуть с его глаз. Саша направилась в сад, где виднелся огород и копошащиеся на нем женщины, в надежде узнать местонахождение Майлы. Однако ничего она у них не узнала –– проскочила мимо работниц, как электричка маленькую станцию. И очень удивилась, что земля под ее ногами еще не пылает –– взгляды женщин ничем не отличались от взглядов других слуг и служанок.

Саша вышла на открытое место и застыла на краю обрыва –– открывшийся вид был восхитительным, но мрачное настроение мешало поддаться очарованию пейзажа. Она хмуро смотрела как внизу меж лесом и деревушкой, на поляне играют мальчишки, обстреливая друг друга шишками и репейником, и представила на их месте себя, а в оппоненты взяла Морхару. Неудачно. Даже виртуально ведьма была вне зоны досягаемости.

Саша села на пригорок и задумалась. Мысли были сумбурными и все больше со знаком вопроса, а вот дельных ответов или хотя бы сотой доли правильных догадок не наметилось. Все казалось горячечным бредом: от огромных дубов и голоногих мальчишек до мысли, что Морхара, особо извращенная маньячка, специально притащившая ее сюда, дабы насладиться ее агональными муками. Действительно, что Костик? Нож в подвздошную область и никакой фантазии –– пять секунд и труп готов. А здесь такая прелесть –– один мысленно душит, другой сжигает, третий мечом рубит, день, два –– и вот уже на физическом плане начнется медленное, но верное угасание объекта. В общем через месяц можно не напрягаться, чтоб встать с постели, останется лишь белые тапочки попросить…впрочем, что уж просить? Кивни и человек сто в очередь выстроятся, предлагая давно подготовленную обувь!

Саша фыркнула, представив вереницу слуг, и вздохнула: фантазия, дело конечно хорошее, но она в реальном мире живет.

Девушка сморщилась, будто гусеницу съела: и это реальность?! Средневековье?! Что вообще реального во всей этой истории? Земля вот эта? Трава? А еще толпа возмущенных одним ее видом сограждан и согражданок. Спасибо, Морхара, приятный отдых. Главное, не долгий, надоесть не успеет.

А может у нее карма особо отягощенная? Или действительно огромная такая порча, на всю голову и дальнейший жизненный путь, пусть и недолгий? Сейчас она в любой вздор поверить готова.

Саша легла на траву и уставилась в небо в надежде на рождение более ценных мыслей: требовался срочный план самостоятельного выхода из кризисной ситуации. Воображение у нее с детства бурное и, если ему поддаться –– она и к наступлению эпохи Возрождения на этом холме останется.

Значит так. Первое: Морхара ей не помощник, но спросить старушку за козни стоит. Потом. Сейчас Саша не в той форме, чтоб с ведьмами в интеллекте тягаться. Второе: надо наладить отношения с обитателями замка. Почему они Бритгитту ненавидят, потом ясно станет, сейчас все равно ей это не выяснить. Да и смысл? Может, вся причина в цвете глаз. Времена-то темные, люди мнительные, а религия хитра и избирательна в плане затуманивания мозгов. Впрочем, может, покойница, действительно не была святой…Ладно, мир праху ее.

Итак, план: выжить и дожить до сладкого момента возвращения на Родину, в спокойную обстановку социалистического капитализма. Но дожить с толком. Отодвигаем Бритгитту в сторону со всеми ее качествами, поступками и чаяньями. Теперь Саша –– Бритгитта. Значит: Дезидерию отогреть и всему, что успеет –– научить. Замок –– облагородить, слуг –– успокоить. Ничего себе, приказ по части…

Саша резко села: да, какое ей дело до того, как на нее смотрят? Она хозяйка? Она! Всё, терзания окончены. Она сейчас же найдет Майлу, ознакомится со своими покоями, закажет кузнецу вилки, сошьет Дези какого-нибудь веселого зверька. С мягкими игрушками в это время наверняка сложно, а они всем детям нравятся. Как там Катя говорила? ‘Мягких игрушек много не бывает’. А еще…мяч! Что детям шишками кидаться? Пусть футбол играют: и спорт, и забава. И еще лук! Она сделает себе арбалет и сошьет удобную одежду: брюки, куртку…Ткань-то должна быть и иголки?

Саша, окрыленная идеями, решительно направилась в замок.

Г Л А В А 17

Найти Майлу не составило труда.

Девушка поднялась на второй этаж и толкнула первую же дверь: двое подростков увлеченно начищали старую кольчугу господина. Саша огляделась –– не иначе логово самого Мороган –– аскетизм и утонченное наплевательство на уют.

–– Здравствуйте, молодые люди. Не подскажете, где можно найти Майлу? –– спросила тихо.

Мальчики дружно подняли головы и открыли рты, но явно не для того, чтоб порадовать Сашу ответом, а от переизбытка чувств. Лица у них вытянулись и стали одним цветом с произведением кузнеца.

–– Что вы здесь делаете? –– гаркнули за спиной. Вордан растопырился у дверей, что курица, прикрывая цыплят.

–– Майлу ищу, –– спокойно ответила девушка.

–– Что ей здесь делать?

–– Тогда где?

–– Не имею понятия и прошу покинуть покои герцога, в противном случае…

–– Знаю: четвертуете, колесуете и сожжете заживо…приказ герцога, –– с нескрываемой желчью бросила она, выплывая в коридор. И уточнила. –– А что мне можно?

Вордан замялся, поправил меч, пошарил глазами округ –– хоть и дьяволица, а госпожа.

‘Понятно, придет время, узнаю?’ –– вздохнула Саша и обернулась на дробный топот босых ног –– Майла спешила к госпоже. Лицо испуганное, точь в точь как у мальчиков, что за спиной Вордана. Девушка рухнула на колени перед госпожой и низко склонила голову. ‘Так на плаху укладываются’, –– отметила Саша: ‘Все-таки Бритгитта была отменной стервой, раз так слуг запугала’. И поспешила поднять девушку:

–– Проводи меня в мои покои, –– попросила как можно ласковее.

Мужчина смотрел в спину удаляющейся женщины и подумал, что эту Бритгитту он не знает.

–– Н-да, –– протянула Саша, оглядывая помещения покойницы: апартаменты Кощея Бессмертного, не иначе. Три окна с железными решетками и скрутками меха. Огромная кровать с бархатным балдахином и таким количеством перин и меховых одеял, что забираться на нее придется не иначе, чем с пожарной лестницы. Горы подушек с кисточками из золотой, серебряной и атласной тесьмы, ковры по всему периметру, масса массивной мебели и отполированный круг железа на столике, напоминающий Саше щит Персея, зеркало. Рядом сотня баночек, коробочек, ларчиков, шкатулок –– спальня.

Комната направо отличалась от первой лишь отсутствием кровати, а в остальном: мебель и сундуки, сундуки, сундуки. Правда, еще клозет, с бархатной обивкой, как для королевы, за простенькой дверью.

Налево длинный стол и маленький столик, заставленный ларчиками и массивными шкатулками, кубками, пудреницами и еще бог знает чем. Сиденья, подсвечники и опять ковры, сундуки и прочие материальные накопления. Не бедствовала герцогиня.

Саша решительно открыла один сундук: бархат, тафта, шелк, тесьма. Второй доверху набит тончайшим батистовым бельем, третий нарядами с богатой отделкой. И четвертый, и пятый, и шестой…

Мех обнаружился в двенадцатом, а может, был еще и в тринадцатом и дальше по списку, но на них Саши уже не хватило. Она вытащила зеленую бархатную накидку, подбитую соболями, малиновую на беличьем меху, муфты из песца, куницы, норки… и начала злиться. Ей хотелось порадовать Дезидерию и подарить игрушку за завтраком, но такими темпами она и к совершеннолетию девочки ничего не сошьет: не портить же хорошие вещи.

Майла настороженно следила за действиями госпожи и пребывала в легком недоумении.

Саша вытащила восьмую муфту из голубой норки с хвостиками и поняла, что больше искать не будет –– эту на мягкую игрушку пустит и ту из песца. Остальное запихала, как придется, и попрыгала на сундуке, чтоб закрыть. Майла открыла рот, но тут же закрыла и поспешно отвела удивленный взгляд.

–– Та-ак, –– протянула Саша, разглядывая свою добычу, и повернулась к девушке. –– Майла, где у нас иголки, нитки и ножницы?

–– Что, простите?

–– Швейные принадлежности.

–– Э-э-э, –– служанка закрутилась на месте, не зная, что делать –– бежать за иголкой и ниткой к госпоже Пипине –– здесь-то их сроду не сыщешь, так как и не было отродясь, или искать то, что госпожа Бритгитта назвала ножницами или швейными принадлежностями, или дождаться приказа и пояснений, или самой уточнить?

–– Ножницы, иголка, нитки, –– чуть не по слогам пояснила Саша, успокаивая девушку взглядом. –– Мне нужно игрушку сшить. Хорошо бы еще мелок или кусочек мыла…

И смущенно кашлянула, сообразив, что о подобном, может, еще и не слышали. ’Ты еще швейную машинку попроси. Системы Зингер’, –– поддел внутренний голос.

–– Ладно, лист бумаги и …–– ‘чем же они пишут-то?’–– Чем писать найти сможешь?

С минуту Майла рассматривала госпожу, пытаясь понять, что она хочет и чем это может грозить ей. Подобные приказы были в новинку: ни разу Майла не видела в руках дьяволицы иголки, а уж представить с пером и за пергаментом…А самое странное, госпожа не приказывала –– просила.

–– Я…–– девушка судорожно сглотнула. –– Могу попросить у писца, а остальное у госпожи Пипины…

–– Замечательно. Действуй, –– благословила Саша и пока Майла бегала, исполняя поручение, убрала лишнее со стола, освобождая пространство. Кубки, золотые блюда и ларцы были перенесены в угол и накрыты куском бархата. Нити жемчуга и прочие брошенные украшения переложены на шкатулки вместе с мешочками благовоний.

–– Что ей было надо? –– переспросил писца Вордан, выслушав его доклад.

–– Бумагу, чернила и перо, –– терпеливо повторил тот. Мужчина нахмурился: что задумала дьяволица?

–– Ты узнал, зачем?

–– Майла не знает, господин.

Вордан нахмурился, отпуская слугу, и крикнул своего оруженосца:

–– Узнай, что происходит, выведай любыми способами и тут же доложи мне, понял?

Тот серьезно кивнул и пошел на половину герцогини.

Майла застыла у дверей, с испугом поглядывая на госпожу –– та что-то чертила на листе, недовольно морщась –– кляксы ложились кучно и препятствовали образованию ровных линий.

На простейший рисунок ушло минут двадцать. Саша и подумать не могла, что столько труда стоит изобразить разведенной водой сажей банальные ножницы. Со вторым рисунком было проще: она не стала мудрствовать и нарисовала двузубец, решив, что и его хватит. Это бы сделали.

–– Где у нас кузнец?

Рыжий, нечесаный детина, неопределенного возраста, грозно хмурил брови, поглядывая то на госпожу, то на ее служанку. ’Убил бы обеих’, –– говорил его взгляд.

Саша вздохнула, набираясь терпения, и начала излагать суть просьбы, стараясь быть строгой, но не грубой.

–– Прошу прощения, что отвлекла вас, но мне нужен один инструмент. Я была бы очень благодарна, если б вы сделали его как можно скорей. Это ножницы, –– пергамент лег на наковальню. Мужчина даже не глянул на него, лишь прищурил карий глаз на девушку да крепче сжал молот. Майла чуть отодвинулась: нрав у Даркара лютый и неукротимый –– одно слово –– фриз. Однако мастер, каких поискать, оттого и держался у герцога. И подчинялся только ему.

–– Простите, как вас зовут?

Мужчина нахмурился сильней и повел мощными плечами.

–– Даркар, –– тихо прошептала Майла и удостоилась убийственного взгляда кузнеца.

–– Очень приятно, –– покривила душой Саша и настойчиво ткнула в пергамент. –– Мне очень нужен этот инструмент. Я заплачу и за это тоже, –– и ткнула пальцем в изображение двузубца. –– Это вилки. Мне бы штук сто. Но как вы освободитесь. Это терпит.

Мужчина молчал: зачем эти странные приспособления дьяволице он знать не хотел, тем более ковать.

–– Пожалуйста, очень прошу. Это для вас не трудно. Я слышала вы большой мастер.

Мужчина презрительно скривился, подумал и бросил:

–– Завтра.

–– Да? –– неподдельно огорчилась девушка, а Даркар шумно вздохнул: вот ведь дьявольское семя! До чего хитра…

–– Завтра! –– отрезал.

–– Вилки, да? А ножницы…может сегодня получится? –– просила она. ’И все равно не к добру ей эта штука’, –– подумал кузнец, теряя решимость под бесхитростным, умоляющим взглядом.

–– Сделаю, –– буркнул недовольный больше собой, чем женщиной.

–– Спасибо! –– расцвела та и, не удержавшись, чмокнула мужчину в небритую щеку. –– Вы славный человек, Даркар!

И поспешила скрыться, пока тот не передумал.

Мужчина же с непониманием и растерянностью посмотрел ей в спину, не зная, то ли в церковь сходить, причаститься, то ли теперь неделю щеку не мыть.

–– Что ты задумала? –– прошипел Винсент, схватив Сашу за запястье, и развернул к себе, навис, пытаясь увидеть ответ в ее глазах. Но в них было лишь слабое удивление:

–– Поужинать. А ты о чем?

–– Зачем тебе бумага? Кому ты собралась писать? Кто тебе помогает?

–– В чем помогает? –– Саша решительно ничего не понимала. Винсент казался ей милым и утонченным, нуждающимся в заботе и понимании. Но сейчас перед ней был совсем другой человек: жесткий, властный, подозрительный и, судя по взгляду, не вполне нормальный. Во всяком случае, готовый на безумство. Саша вырвала руку и оказалась прижата к стене. Лицо графа исказила злобная гримаса:

–– Лживая сука!

Ого! Славный у нее брат! Навис, как голодный хищник, оскорбляет, а руки жадно шарят по телу и далеко не по-родственному.

Девушка слегка въехала коленом в пах и, оттолкнув охнувшего мужчину, решила вернуться к себе. Переживет она без ужина, целее будет. Уже поднимаясь по лестнице, решила, что обязательно закажет Даркару нож, лично для себя. А то кто его знает –– полный замок чокнутых.

Майла привела кузнеца в покои герцогини, когда на небе уже зажглись звезды. Девушка обрадовалась инструменту настолько, что ввела мужчину в смущение. Мало она раз десять поблагодарила его, так еще вложила в руку нитку жемчуга и опять поцеловала в щеку. Тот так и застыл, разглядывая сокровище. Целое состояние за какую-то безделицу? А эти прекрасные глаза действительно светятся благодарностью или дьявол козни строит?

Саша решила, что плата слишком мала и присовокупила браслет из топазов. Однако мужчина решительно вернул его и, поклонившись, поспешил уйти. Смятение, посетившее его, не пристало выказывать, а справиться с ним было невозможно.

Он так и вернулся в кузню, крепко зажав в ладони жемчужную нить и не понимая, что произошло с госпожой. Дорог был подарок, но внимание и тепло –– много дороже.

Под растерянным взглядом служанки Саша выкроила зайца из шкуры и принялась шить. С довольным видом. И строчка ложилась ровно, как не у каждой мастерицы! Майла еле сдержалась, чтоб не выскочить за дверь и поведать об этом чуде другим.

–– Майла, садись рядом, –– предложила госпожа. –– Расскажи что-нибудь.

–– Ч-что? –– девушка во все глаза смотрела на Бритгитту, не веря, что происходящее не сон.

–– Что-нибудь: о своей семье, например, о других слугах. Где, кстати, еще одна служанка?

–– Завтра прибудет в замок. Она отпросилась домой, пока вас не было…

–– А ты?

–– Я?...У меня нет семьи.

–– Извини, –– вздохнула Саша сочувственно. У Майлы от этого глаза стали еще больше. –– Расскажи о другом.

–– Зачем? –– вырвалось непроизвольно, и девушка тут же сжалась, предчувствуя оплеуху за дерзость.

––Интересно, –– голос госпожи ровен и тих, а рука по-прежнему проворно делает стежки. –– О Дези расскажи.

–– О-она-а…–– Что ж сказать, чтоб и не навредить юной госпоже, и этой угодить?

–– Что она, например, любит? –– подсказала Саша.

‘Помилуй, Господи! Неужели эта ужасная женщина задумала плохое? Уж не хочет ли она подмешать яд в любимые леди Дезидерией булочки с корицей?

‘Да что ж это такое?’ –– Саша бросила шить и с досадой посмотрела в лицо служанки, вытянувшееся от страха и растерянности.

–– Майла, я спросила что-то запретное? Почему ты испугалась? Что я делаю не так?

–– Все так, –– пролепетала служанка: а кто б сказал другое?

–– Хорошо, предположим. Начнем сначала –– раньше я плохо относилась к тебе?

Глупый вопрос и так ясно. Саша наморщила лоб, пытаясь сформулировать более мудрую мысль:

–– Давай забудем прошлое. Совсем. Ты мне нравишься и, кажется, на тебя можно положиться… Мне нужна такая подруга, Майла. Давай дружить?

‘Свят, свят, свят! ‘–– мысленно перекрестилась та.

Саша прочла ответ на лице служанки и не сдержала огорченного вздоха:

–– Ладно, забудь. И иди спать.

 –– Что вы, госпожа.

–– Тогда здесь ложись.

–– Нет, нет, –– замотала головой девушка.

–– Тогда иди, погуляй. Что тебе меня караулить? Я еще долго шить буду. А у тебя наверняка дела есть.

Служанка недоверчиво покосилась на госпожу: что происходит? Добра, мила и обходительна –– уже настораживает, а расспросы о семье, обитателях замка и юной герцогине – рождают желание проглотить язык. Нет, поговорить Майла любит, но откровенничать с госпожой? Не известно, чем это безобидное занятие закончится. Зачем она про Дезидерию выведывает? А игрушку шьет? А о Майле беспокоится?

‘Нет, видимо, сильно их госпожа головой стукнулась’, –– пришла к выводу девушка, не зная, как еще объяснить произошедшие в ней перемены, и несмело шагнула за дверь –– надо бы о том Вордану поведать. Да и господину сенешалю не мешало бы знать.

Саша шила до глубокой ночи под тусклым светом от свечей, мечтая за завтраком порадовать малышку игрушкой. Когда заготовка была готова, она отложила ее и легла спать. Майла задернула полог и, задув свечу, села на привычное место у кровати и принялась задумчиво разглядывать ночные тени, ползущие по потолку.

Видеич думала, что заснет, только коснувшись головой подушки –– ничего подобного. С полночи она промучилась на средневековом ложе, в надежде уснуть, но это было невозможно. Мягкие перины казались ей печкой и тестом одновременно –– она чувствовала себя начинкой в пироге, который уже сунули в духовку. Меховое одеяло было тяжелым и душным, но без него было холодно. Девушка ворочалась и вязла в пухе перин, запутывалась в простыне и одеяле и, казалось, проваливается все глубже, к основе кровати.

К середине ночи Саша оставила надежду поспать: каждый позвонок вопил о совершающемся против него преступлении, голова стала тяжелой, настроение, соответственно, отвратительным. Она решительно поднялась и, съехав с перин на пол, принялась стаскивать их чудовищное нагромождение, мечтая добраться до первой и хоть час поспать как человек 21-го века радея о родном позвоночнике, а не как знатная дама темных времен, зарытая в пух и мех.

Атласная простынь упала на пол, и верхняя перина поехала вниз.

–– Что вы делаете, госпожа? –– прошептал испуганный голос над ухом.

Саша вздрогнула от неожиданности и уставилась на Майлу:

–– Что ты здесь делаешь?

–– Я?.. Так…сторожу.

–– Кого? Луну, полог или очаг?

–– Э-э…вас.

–– А кто-то покушается?

–– А? Не-ет.

–– Тогда иди спать.

–– Но, госпожа, а если захотите пить или на горшок?

Саша уставилась в потолок, выискивая на нем крупицы терпения, понимания и вежливый тон. А так хотелось сорваться и, затопав ногами, послать всех в еще более древние места. Нет, затея старушки с каждой минутой становилась все более отвратительной в Сашиных глазах, а сама Морхара все более возмутительно неприглядной со своим моральным кодексом. Не зря Видеич когорту гадалок и в просвещенные времена не жаловала. Ох, не зря.

Девушка, не желая обижать служанку, не стала высказываться, а просто глянула осуждающе и принялась стаскивать вторую перину с кровати. Потом третью, четвертую. Гора позади росла, но с постели не убывало.

––Да что ж это такое? –– застонала в отчаянье, стянув шестую перину, и спросила у Майлы. –– А где горошина?

–– Кто, госпожа? –– не поняла та. Конечно, она же сказку о принцессе на горошине не читала. Ну, ничего, Саша займется на досуге плагиатом и обязательно ее воспроизведет в назидание отсталым массам этого жуткого времени.

Еще одна перина прошелестела вниз.

––Вам мало? Еще принести? Или постель перестелить? –– несмело спросила служанка, пытаясь понять, что задумала госпожа среди ночи.

––Мало?! –– ужаснулась Саша и уставилась на служанку горящими глазами, заподозрив, что та желает продлить экзекуцию ее тела и усугубить состояние души. –– Так, Майла, ты свободна!

–– Но госпожа, а если?...

–– А на ‘если’ у меня и руки, и ноги на месте. И голова. Пока. Поэтому, будь так любезна, испарись в сторону своей спальни. Сейчас же!...По-жа-луй-ста, –– Саша с трудом взяла себя в руки и снизила тон, видя, как Майла сжалась от страха. –– Извини, я немного раздражена. Иди спать. Утром разбуди меня часиков в семь. Когда у нас завтрак?

–– А-а?... Как? ‘Часиков’?..

–– Просто разбуди меня, как рассветет! –– процедила Саша, подхватив девушку под руку, и насильно выдворила ее из комнаты. Хлопнула дверью и, прислонившись к ней спиной, тяжело вздохнула: она становится грубиянкой и, кажется, слишком много говорит. Да, Морхара явно не учла лексикон и манеры покойной герцогини и ее ныне здравствующего двойника.

‘Нужно быть осторожней’, –– решила Видеич, ‘а то действительно наживешь себе еще больше неприятностей, чем покойница’.

И приступила к общению с перинами. Их оказалось 19. Саша мужественно стаскивала их и считала, чтоб не поддаться панике и не заверещать от переизбытка чувств. И вот, наконец, показались отполированные доски кровати. Она кинула на них меховое одеяло, второе, вытащила из-под вороха перин вместе с подушкой и легла, зевнула с удовлетворением и, запретив себе думать, наконец-то, заснула.

Г л а в а 19

Майла заподозрила неладное еще вчера, а сегодня пребывала в стойкой уверенности, что без козней нечистого дело не обошлось. Она посмотрела на ошеломленную Айрин и кивнула: я тебе говорила! Вот и подтверждение.

Девушки застыли у входа в комнату, не решаясь пройти дальше, и взирали на учиненный погром со смесью ужаса и недоумения: перины валяются на полу вперемешку с парчовыми покрывалами и подушками, атласная простынь обвила стойку подсвечника, очаг погас, халат госпожи валяется на столике. А сама герцогиня, безмятежно посапывая и улыбаясь, спит на одном из одеял, сунув под голову сложенные лодочкой ладони вместо подушки.

–– Она…сильно ударилась, –– нашла оправдание странному поведению госпожи Майла, о чем и не преминула шепотом сообщить подруге. Та покосилась на нее и несмело шагнула к постели, чтоб задернуть полог, и не дай бог, не разбудить госпожу, но тихая поступь и шорох юбок произвели обратный эффект –– Бритгитта открыла глаза.

–– Доброе утро, –– улыбнулась, приветствуя девушек.

И это в ответ на то, что ее разбудили! Вместо привычного злобного окрика и оплеух - ласковое приветствие. Айрин, как склонилась в попытке загладить свою вину, так и замерла, словно одеревенела, только глаза взирали на герцогиню, как на диковинное животное, со смесью страха, недоверия и настороженности: что еще на их голову дьяволица придумала? В то, что она изменилась в лучшую сторону, девушка не верила. Таких и смерть не изменит: порок в кровь прошел, а грехи всю душу выжгли. И ни монастырь, ни епитимья не спасут от объятий ада, слишком вопиющи злодеяния, слишком многочисленны ее преступления.

Саша, заметив в серых глазах незнакомой девушки огонек ненависти, качнула головой: опять она что-то не то сказала. Неужели у них не принято приветствовать друг друга и желать доброго? Н-да, тяжело жить в средневековье, нерадостно. А нравы-то, нравы –– загляденье.

Герцогиня встала и принялась искать одежду, обращаясь к Майле:

–– Который час? Завтрак скоро?

–– Завтрак? Но еще очень рано, поварята только встали, –– запричитала девушка. Саша нашла, наконец, халат и довольно улыбнулась, одевая его –– прекрасно –– все еще спят, значит, она успеет дошить зайца до завтрака, как и планировала. И посмотрела на перины, прикидывая, стоит ли их сгружать обратно на кровать, если вечером вновь придется убирать? Нет, не стоит.

–– Девочки, помогите мне, пожалуйста, пристройте куда-нибудь перины. Уберите, отдайте, себе заберите…

–– Госпожа, вы берегли перины пуще жемчужного ожерелья, а теперь желаете их отдать?! –– не поверила услышанному Айрин.

–– А? Ожерелье? –– а вот его-то уже и нет, к кузнецу переехало. Что ж она еще натворила сама не ведая –– озадачилась Саша, отворачиваясь от служанок, чтоб скрыть смущение, но повторила настойчивей: Перины все равно уберите. Я не буду на них спать.

–– Куда убрать? –– хором спросили девушки.

–– Да откуда я знаю?! Себе заберите, другим раздайте.

–– Другим?! –– опять хором воскликнули служанки.

–– Да, другим, себе. Своим родным, другим слугам, в деревню отправьте, беднякам отдайте!

Служанок посетил паралич: лица вытянулись, рот открылся, веко задергалось, а в глазах, словно рекламная лента на экране телевизора, заскользили диагнозы и предположения, одни интересней других. Саша сникла: и почему ее мама глухонемой не родила?

–– На чем же вы будете спать? –– осмелилась спросить Айрин и побледнела, услышав:

–– На одеяле. Вполне комфортно.

Девушка с полминуты рассматривала герцогиню и вдруг резво сорвалась с места, схватила перину и понесла в соседнюю комнату, не иначе в сундук запихивать.

‘Да, делайте что хотите’, –– мысленно махнула рукой Саша и принялась одеваться с помощью Майлы, пока экспресс имени Айрин носился по кругу с перинами. Потом взяла шитье и побежала на кухню, припомнив корыто с куриными перьями –– как раз, чтоб набить игрушку. Под аккомпанемент испуганных полусонных взглядов поварят и служанок она набила зайца и вернулась к себе, чрезвычайно довольная, что сегодня ее уже не убивали глазами. И не знала, что после ее ухода Гаймор, тот самый полный мужчина-повар, всерьез пожелал пригласить отца Северена на освящение кухонного пространства, а поварята получили дружные подзатыльники за то, что пустили герцогиню к корыту с перьями.

Саша же в это время уже пришила голову к туловищу и обдумывала, что превратить в глаза и нос игрушки. Идеально подошли серьги с топазами и агатовая пуговка. Под хмурыми взглядами служанок она выломала камни из сережек и прикрепила к меховому созданию. Айрин не сдержавшись, перекрестилась, Майла побледнела и видимо, приготовилась упасть в обморок, но герцогине Мороган было все равно, что думают о ее действиях. Ее воображение уже рисовало картины беспредельной радости ребенка при виде столь очаровательного зайчика. Ну и что, что косоват и неказист? Зато большой и милый. И мордочка приятная –– добрая.

Саша придирчиво оглядела игрушку и подумала, что не мешало бы ее скрыть до поры, до времени. И поняла, как? Пара стежков и готов парчовый мешочек вместо подарочной упаковки. Сверху девушка завязала газовый шарфик, превратив его в шикарный бант. ‘Чудно’ –– кивнула с удовлетворением и глянула на служанок:

–– Нравится?

–– П-прелестно, –– проблеяла Айрин. Взгляд говорил об обратном. Майла благоразумно промолчала, усиленно разглядывая пол под своими ногами. И пусть. Саша подхватила пакет и направилась в зал, на завтрак.

Ее уже ждали: Винсент скучал, развалившись на стуле, Пипина внимательно присматривала за слугами, сервирующими стол, Вордан и Родерик о чем-то переговаривались, Дезидерия, подперев ладонью щеку, размазывала кашу по своей тарелке.

–– С добрым утром! –– с милейшей улыбкой поприветствовала всех герцогиня и, клюнув девочку в щечку, поставила перед ней блестящий мешок с игрушкой. Чем вызвала хмурое недоумение у девочки и настоящий переполох в окружении. Мужчины вскочили, тетушка Пипина закатила глаза, схватившись за сердце, а девочка перевела взгляд с мачехи на парчовый мешок и вместо того, чтоб развязать его, проявив естественное для ребенка любопытство, начала испепелять взглядом словно врага.

–– Это тебе подарок, –– пояснила Саша, немного растерявшись от столь странной реакции. Мужчины грозно нахмурились. Девочка даже не пошевелилась: в ее душе шла борьба интереса с подозрительностью. Пару минут она колебалась и вот несмело протянула руку, желая прикоснуться к подарку. В ту же секунду Вордан с лязгом вытащил меч из ножен и, подцепив мешок острием, откинул его на пустующий конец стола, подальше от ребенка.

–– Да вы что?! –– возмутилась девушка и, получив красноречивые взгляды мужчин, от которых можно было безотлагательно скончаться, прикрыла глаза, сдерживая вздох сожаления и разочарования. И что криминального она совершила? Какую крамолу они усмотрели в банальном подарке?

Вордан тем временем осторожно подошел к мешку и, оглядев со всех сторон под настороженными взглядами присутствующих, начал вскрывать мечом упаковку. По его виду можно было предположить, что внутри он ожидает увидеть как минимум живого вампира, который непременно выскочит и всех покусает. Родерик думал не иначе, судя потому, как усиленно прикрывал юную герцогиню спиной. А Винсент подошел к Саше, готовый схватить ее в случае сопротивления или при попытке к бегству.

–– Спешу огорчить, милорд, в данной упаковке находится всего лишь заяц. Игрушка, а не граната или клубок ядовитых змей, –– заметила Саша с нескрываемым сарказмом. Но мужчина ей не поверил, даже когда убедился в правдивости слов: распоротый мешок высвободил пушистого зайца и нагнал еще большего страха. И только глаза Дезидерии при виде чудной игрушки расширились от восторга. Она ахнула и качнулась к ней, но была перехвачена Родериком. Вордан же стал безжалостно вспарывать несчастную меховушку под возмущенные восклицания Саши и протестующие крики девочки.

–– Что ж ты делаешь?! –– герцогиня рванула на спасение зайца и была схвачена Винсентом. –– Отпусти, сейчас же!

Зашипела возмущенная не столько его бесцеремонной грубостью, сколько актом вандализма свершаемого на глазах ребенка.

–– Что ты вытворяешь, Бритта?! –– процедил Винсент ей в лицо и, судя по взгляду, был готов распороть ее, как Вордан игрушку. –– Это ведьма научила тебя колдовству?! Ты хотела убить леди Дезидерию?!

–– Да очнись, ты! Чем убить?! Игрушкой?! Маньяки! Сумасшедшие! Отпусти меня! И прекратите это сейчас же, Вордан!

И сникла: от игрушки осталась лишь груда пуха, меха и парчи. Дези со слезами умчалась вон, а Вордан и Родерик внимательно уставились на останки невиноубиенного подарка, в которых, вопреки их ожиданиям, не было ни змей, ни колюще-режущих предметов, пропитанных ядом. Они вопросительно глянули на Бритгитту:

–– Неужели нельзя было это сделать без ребенка? –– с осуждением спросила она у Вордана, качнула головой и, сдерживая слезы огорчения, сгребла все в подол платья и пошла к себе.

Ее не остановили, проводили взглядами, полными ненависти, и только Вордан смотрел чуть виновато и выглядел растерянным. Ему очень не нравилось то, что происходит с герцогиней. Раньше он знал, как с ней себя вести, а сейчас –– нет. И оттого чувствовал себя скверно.

–– Быстрей бы Мороган возвратился, –– бросил Родерик, покосившись на воина. Тот ответил хмурым взглядом и вышел из залы.

–– Это невозможно восстановить, правда? –– с грустью спросила Бритгитта у служанок, выгрузив останки игрушки на стол в своей комнате.

Айрин выгнула бровь и не сдержала удовлетворительной улыбки.

Майла огорченно нахмурилась: ей было искренне жаль загубленный труд госпожи. К тому же та была настолько расстроена, что, казалось, еле сдерживается, чтоб не расплакаться.

––Думаю, …можно попытаться всем вместе, –– робко заметила девушка. –– Если примемся за дело сейчас, то к обеду возможно управимся.

Айрин возмущенно глянула на нее и передернула плечами: меня в расчет не бери. Это не укрылось от глаз Саши, и она нахмурилась: мало ей врагов в округе, так еще и в близком окружении один появился. Нет, обойдется она и одной служанкой –– целее будет.

–– Ты права, Айрин, мы обойдемся без тебя. Ты свободна. Совсем.

Девушка испугано уставилась на нее:

–– Помилуйте, госпожа.

–– Мне хватит одной служанки.

Щеки Айрин вспыхнули, в глазах заблестели слезы и огоньки ненависти. Она подхватила юбки и выбежала вон. А Саша огорченно нахмурилась, заподозрив, что опять сделала что-то не так:

–– Пожалуй, решение было поспешным, –– спросила у Майлы. Та и не взглянула. Замерла у стола, свесив голову на грудь и даже дышать боялась: а если и ее герцогиня лишит места? Что она тогда делать будет?

–– Майла, что я делаю не так, скажи, пожалуйста. И не бойся меня, я не способна причинить намеренное зло. И не хочу становиться причиной неприятностей окружающих, наоборот, хочу помочь, и ничего из этого не получается. Помоги мне понять, что стоит делать, а что - нет.

–– Простите, госпожа Бритгитта, но люди не привыкли к проявлению добра с вашей стороны, –– очень тихо и робко, ответила девушка, продолжая изучать рассыпанные по столу перья и кусочки меха.

–– Я была настолько несправедлива, груба и жестока?

Майла склонилась еще ниже: что ответить? Не настолько она глупа, что бы высказывать всеобщее мнение в глаза герцогини Мороган, бессердечной, хитрой и лицемерной интриганке с жизненными принципами своего отца –– Дьявола.

Но ответ и не понадобился. Их беседу, очень кстати для Майлы, прервал граф Вайвик, ввалившись в комнату без стука. Он хмуро обозрел присутствующих и кивком головы приказал служанке немедленно скрыться с глаз. Саша же тяжело вздохнула, взглядом провожая ее, и посмотрев на нареченного брата, загрустила еще больше: судя по выражению его лица, пожаловал он с весьма неприятной темой.

Дождавшись, когда Майла выйдет за дверь, Винсент двинулся к сестре, грозно хмуря брови и цедя слова:

–– Что за дьявольское творение ты хотела преподнести наследнице Готфрида? Что сделал тебе невинный ребенок? Тебе мало убийства леди Дезидерии, ты желаешь убрать и ее дочь?

–– Ты обвиняешь меня в смерти матери Дези? –– удивилась и одновременно насторожилась девушка.

–– Обвиняю?! Лицемерная порочная тварь! Ты решила поиграть и со мной? Я не эти болваны, Бритта, –– палец графа указал на гобелен с лилиями, висящий на стене, а за ней, насколько Саша знала, находился коридор с окнами-бойницами, выходящими во двор замка. Значит, Винсент имел ввиду всех его жителей кроме себя. Уже интересно.

–– Остановись. Ты заходишь слишком далеко. Ты безумна в своей злобе и ненависти. Я знаю все, что ты думаешь, что желаешь. Мне знаком каждый закоулок твоей черной души, и не трудись изображать кроткую невинную монашку! Меня ты не проведешь! Не смей даже смотреть в сторону Дезидерии! И не мечтай о ее смерти –– этого не будет! Если хоть волос упадет с ее головы, я не смогу спасти твою душу. Подумай о божьем суде! Твои преступления и так вопиют к отмщению, они давно переполнили чашу его терпения. Сейчас у тебя еще есть шанс попасть в царствие Божье: я и Мороган поможем тебе очиститься, раскаяться и страданьем искупить тяжкие грехи, кои ты по ухищрению отца своего…

–– Вы садисты? –– спокойно спросила Саша, прерывая завывания фанатика.

–– Что? –– на минуту растерялся тот и нахмурился, уставился на сестру исподлобья. –– Что обозначает сие слово? Заклятье? Ты пытаешься наложить заклятье на меня и Готфрида?! Это ведьма научила тебя сатанинским молитвам?! Что еще она тебе передала?! Яд?! Заклятье на смерть?! Это им ты решила убить Дезидерию?! –– граф кричал, пытаясь дотянуться до девушки, но та благоразумно заняла оборонительную позицию, сделав пару шагов в сторону так, что меж ней и Винсентом теперь был стол. Сашу препятствие радовало, Винсента нервировало настолько, что он побелел и начал размахивать рукой, стремясь достать ею до сестры. Та, вспомнив выражение лица их преподавателя психических болезней Зои Николаевы Борисовадской, попыталась его воспроизвести на своей физиономии, надеясь, что оно окажет тот же успокоительно располагающий эффект, что оказывал у нее. В том, что граф имеет органические поражения подкорки, она уже не сомневалась. Однако, то ли ввиду своей скудной практики общения с психическими больными, то ли в связи с неизвестной современной медицине болезнью Винсента надетая на лицо маска лишь усугубила неадекватное состояние пациента: он начал вещать с придыханием и более активно простирать к ней руки, злобно сверкая глазами, как разъяренный недосягаемостью матадора бык.

–– Я молюсь о твоей проклятой душе день и ночь, а ты окончательно губишь ее, отдаваясь нечистым помыслам!!

–– Да, Господи помилуй! Оставьте вы меня, наконец, в покое! –– не сдержавшись, воскликнула Саша, успевая увернуться и не попасть в цепкие руки фанатика.

–– Ты смеешь кощунствовать?! Употреблять имя Господа всуе?!!

‘Как все запущено-то’, –– мысленно подивилась Саша и начала прикидывать: успеет ли она выбежать за дверь, и как говорили Ильф и Петров в лице незабвенного Бендера, добежать до китайской границы, пока этот бесноватый бьется в экстатическом припадке?

–– Бритта, не заставляй меня думать, что твоя душа навеки потеряна для Господа нашего! Не вынуждай меня убить тебя, оставив без покаяния!!

–– А Мороган убьет с покаянием? –– уточнила на всякий случай девушка.

–– Да! Да!! Он поможет тебе!! Очистит твою душу от скверны грехов, выжжет семя твоего отца адскими страданиями, здесь на земле! И ты взойдешь в царствие Божье просветленной!! Он вырвет твою душу из мерзких лап твоего отца!!

–– А отец у нас кто?

–– Дьявол!! –– завопил тот. Лицо перекосило от переизбытка чувств, и оно стало похоже на рекламный щит шизофрении.

–– А, ну да, конечно, конечно, –– ‘кто б спорил?’–– пожала плечами Саша, медленно продвигаясь к выходу.

–– Только он мог породить подобную тварь!! Но я не дам ему глумиться над твоим телом и разумом!!

–– Вот здесь подробнее, пожалуйста, –– согласно кивнула девушка, надеясь усыпить бдительность ненормального. И бросилась вон, как только увидела, что граф схватил стол и желает его откинуть.

Она, как пуля, просвистела по коридору, слыша возмущенный рев графа за спиной, и буквально скатилась вниз по лестнице, стремясь вон из замка, во двор, где наверняка есть люди, которые если и не спасут, то во всяком случае помогут затеряться от глаз безумца.

Саша летела по залам и понимала, что больше ни за что не желает оставаться в замке, только бы выбраться, добраться до конюшни и вскочить на лошадь. А там она направится к Морхаре. И пусть та делает, что хочет, но Саша больше ни за что не вернется сюда –– мало, полон дом ненормальных, так скоро еще один явится уникум, предводитель фанатеющих графьев, садист с нравом вепря и манерами изуита, и, судя по завереньям Винсента, с радостью добавит ей благостных ощущений.

Вот только Дезидерии за что такое ‘счастье’? Бедный ребенок! Что из него вырастет в обществе отца –– садиста, тетушки –– истерички, патологически подозрительных стражников и гостей с заворотами всех мозговых извилин? О! Саша знает, что будет делать: она попросит…Нет –– потребует! Чтоб Морхара в знак компенсации за ‘удачный’ отдых, отправила ее домой вместе с девочкой! И не иначе! Пусть только попробует возразить –– Видеич уже готова высказаться на любую тему и аргументировать любое требование!

Саша пролетела, как электричка мимо изумленной стражи, пса Вилларда, забывшего на секунду ее полета о любимой косточке, и выскочила во двор. Здесь было на удивление многолюдно и шумно. Со стороны сада доносились возмущенные крики и гам, толпа там была наиболее плотной, что для нее было сейчас как нельзя кстати. Туда она и направилась, надеясь, что Винсент не сдаст стометровки и заблудится в лабиринтах замка, теряя свой пыл по дороге. А пока и ей не мешало бы затеряться в толпе да заодно узнать –– что происходит. И чем глубже она ныряла в толпу, тем меньше думала о брате.

Собравшаяся под сенью фруктовых деревьев толпа напоминала зрителей, ожидающих шоу, для одних приятное, для других –– отвратительное. Стражники со строгими лицами стояли по кругу, а центре, расставив ноги и водрузив ладонь на рукоять меча, как тевтонский рыцарь, возвышался Родерик, рядом переминался Вордан, отдавая приказ двум воинам. Те закидывали на толстую ветку яблони веревку, а еще двое держали худого, оборванного мальчишку лет десяти с невозможно грязной и помятой физиономией, на которой словно в палитре художника смешались все краски: красная –– кровь над бровью и на губах, синяя –– синяк на скуле, серая –– разводы пыли, смешанной со слезами. Ребенка явно избили. И явно на глазах у всей толпы и …Дезидерии, которая рвалась к мальчику и плакала, но ее крепко держал за плечи один из стражников.

Все это возмутило Сашу настолько, что она, мигом позабыв о Винсенте, помчалась в гущу воинов, вознамерившись воздать им по заслугам за совершенное преступление, но она и близко не могла допустить мысли, что веревка, болтающаяся на суку, также предназначена для мальчика. И поняла это, когда ребенка потащили к виселице. Тот конюший, что насторожил ее вчера своим недобрым взглядом, пробирался к кольцу стражников, судя по лицу, с криминальными намереньями. Дезидерия закричала сильней и начала рваться из рук воина. И Саша, боясь не успеть, взвыла, как сирена автомобильной сигнализации, и ринулась в атаку. Ее:

–– Не сметь!!! –– пронеслось над головами, как самолет над городом, и невольно шокировало присутствующих. Дези смолкла, с изумлением уставившись на возмущенную мачеху, с воем воинствующего ирокеза врезающуюся в толпу. Родерик развернулся на голос и нахмурился, Вордан чуть склонил голову набок, пытаясь сквозь толпу разглядеть женщину и понять, чем она собственно возмущена? Остальные примолкли.

Саша, наконец, пробралась в центр и, проигнорировав недовольство мужчин, потребовала, чтоб стражи сейчас же отпустили мальчика. Те в растерянности уставились на Родерика.

–– Вешайте! –– рявкнул тот.

–– Не сметь!! –– громче него возвестила девушка и развернулась к Родерику. –– Что здесь происходит?

–– Казнь вора! А вы мешаете свершению правосудия!

–– Вот как! Вор. Этот? И что он украл, позвольте спросить, милорды? Листья с деревьев?

–– Яблоки!

–– Что?! –– она не верила собственным ушам –– яблоки! Ребенок взял яблоко и за это его хотят повесить! Вот так добрые времена рыцарей и трубадуров.

–– Вы хотите повесить из-за яблока? –– обратилась она к Вордану, надеясь услышать опровержение.

–– Да. И не за яблоко, а за 8 яблок. Но вы правы, для подобного наказания хватит и одного. Таков закон. Все, что находится на землях Мороган, является собственностью милорда, и любой, посмевший покуситься на его имущество, достоин казни!

–– Ах, –– задохнулась от возмущения девушка. –– Вот как?…Казнь…за какие-то яблоки. Да вы звери, милорды, и достойны, носить не мечи, а пыточные инструменты!

–– Вы ведете себя возмутительно, милорд Мороган будет поставлен в известность! –– прогремел Родерик багровея от гнева, но был грубо прерван:

–– О вашем отвратительном поведении!! И не сметь разговаривать со мной подобным тоном!! И вон отсюда, мужлан!! А вы сейчас же отпустите ребенка –– правосудие совершено. Все свободны!

Родерика раздуло от гнева, и апоплексический удар замаячил рядом с его малиновой от натуги физиономии. Он попытался высказаться, но видимо не нашел достойных случаю слов и, развернувшись, зашагал вон. Вордан же недоверчиво спросил:

–– Вы хотите сказать, что освобождаете виллана от наказания?

–– Именно! И в следующий раз, когда вам захочется потешить свой животный инстинкт и удовлетворить низменные потребности, выбирайте достойную жертву и забудьте о детях, будь то вилланы, смерды, рабы или дворяне! Если вы еще хоть раз устроите подобное на глазах Дезидерии, я лично пущу стрелу в ваше черное сердце!

Вордан прищурился: лицо герцогини было искажено привычной глазу гримасой разъяренной фурии, но слова, что она произносила, и действия были абсолютно противоположны ее сути. Мужчина качнул головой и нахмурился, решительно не понимая, что происходит –– та Бритгитта и эта, словно две разные женщины с одним лицом и одной фигурой. Та, если б и появилась на казни, то только лишь для того, чтоб потешить себя видом агонирующей жертвы, эта искренне считала подобное наказание зверством и выступила на защиту незнакомого оборвыша, грязного воришки из вилланов.

–– Отпустите ребенка, ну! –– приказала герцогиня стражникам, и те, получив еле заметный кивок в разрешение от Вордана, синхронно отошли в сторону, выпустив ребенка. Мальчик со стоном повалился на землю и упал бы, если б не сильные руки конюха, подхватившие его, и руки Саши.

–– У него что-то с ногой! –– встревожилась она. Конюх растерянно моргнул, не понимая причины участия дьяволицы к мальчику. Его взгляд оббежал воинов, и лицо напряглось, словно он готовился к бою, если вдруг те вздумают опять покушатся на ребенка.

–– Ты его родственник? –– догадалась Саша. Мужчина промолчал, а мальчик затравленно поглядывал то на него, то на герцогиню и не понимал, что чудом избежал смерти. Еще не верил.

Вордан взмахом руки приказал стражникам разогнать толпу и разойтись по своим местам, а сам остался внимательно наблюдать за Бритгиттой и присматривать за леди Дезидерией, которая уже стояла рядом с мальчиком и, сжимая кулачки у груди, беззвучно плакала.

–– Он твой друг? –– спросила Саша. Девочка кивнула:

–– Его зовут Ульриф.

–– Красивое имя, –– кивнула девушка, осторожно ощупывая ногу мальчика. –– А вас как, милорд конюх?

–– Айларик, –– нехотя разжал тот губы. –– Я его старший брат.

–– Живете далеко?

–– Нет.

–– В деревне, за пригорком, –– робко поведала Майла.

–– Господи, ты-то откуда взялась? –– удивилась Саша.

–– Увидела, как вы бежите от милорда Винсента и побежала за вами.

–– Спасибо, –– оценила Саша и попросила: Если не трудно, сходи, пожалуйста, в мои комнаты и принеси ножницы, полотно. А ты, Дези, беги на кухню и прикажи заварить мак. Отвар принесешь сюда. Собери корзину: творог обязательно, молоко, хлеб, и, конечно, яблоки для лакомки. Ты, Айларик, иди к гончару и возьми глины побольше. У твоего брата, похоже, перелом, если кость не закрепить, он останется хромым. Но мы этого не допустим, правильно? Вперед, друзья.

Саша распоряжалась тихо, но твердо, и ни у одного не возникло мысли перечить. Все быстро разошлись выполнять поручения. Девушка же попросила Вордана одолжить ей кинжал, чтоб вспороть ткань на брюках, не потревожив кость ноги. Тот не без колебания протянул клинок и подивился проворности рук герцогини и ее заботе о ребенке. Бритгитта Мороган стояла на коленях перед сопливым вилланом, не боясь испачкаться, не брезгуя и не считаясь ни со своим положением, ни с богатством наряда, с ласковой улыбкой на устах успокаивала и подбадривала мальчишку, вспарывая штанину, ощупывая худенькие плечики, ребра, руки, шаря нежными руками по грязному телу.

–– Что-нибудь еще болит, малыш?

Тот замотал головой, не смея жаловаться.

Вордан невольно вздохнул и попытался придать взгляду, если не холодное, то хотя бы беспечное выражение, но вытянувшееся от изумления лицо портило картину и выдавало с головой растерянность и недоумение, посетившее начальника стражи.

–– Вы понимаете, что совершили? –– тихо спросил он , когда герцогиня отвлеклась от пациента и обратила внимание на мужчину.

–– И что?

–– Теперь каждый из вилланов будет считать, что может безнаказанно грабить милорда.

–– Теперь каждый сможет рассчитывать на справедливое правосудие и будет чувствовать себя человеком, а не тлей.

Вордан побледнел и, припав на одно колено, заглянул в лицо герцогини:

–– Кто вы? –– выдохнул одними губами.

–– Человек. Такой же, как ты и он, –– Саша кивнула на мальчика, не спуская глаз с воина. Тот покачал головой, резко встал и отошел, уступая место Дезидерии, Майле и Айларику.

Девушка принялась изготавливать лонгету, чтоб наложить на поврежденную голень, от всей души желая, чтоб ее предположение о переломе было ложным. Однако, рентген–установки не было, а рисковать без снимка не хотелось. Она напоила ребенка отваром, показала мужчине, где и как придерживать ногу, и быстро наложила лонгету забинтовав конечность от ступни до середины бедра:

–– Вот и все, теперь нужно, чтоб просохло. Потом твой брат сходит за лошадьми, и мы отвезем тебя домой. Ты молодец, настоящий мужчина –– не плакал. А нога заживет, месяц и будешь опять по деревьям лазить…

–– Не буду, –– шмыгнул носом мальчик и вдруг заплакал, стыдясь и пытаясь прикрыть лицо рукой. –– Я больше никогда, никогда не буду.

–– Правильно –– воровать не будешь. А лазить, бегать, прыгать? Будешь, –– Саша вытирала слезы малышу заодно оттирая грязь с лица кусочком батиста. –– О, так ты не мавр? У вас, господин Ульриф, оказывается белая кожа и на щеках, и на лбу, и нос недурственен. Вы, оказывается, весьма симпатичный субъект.

Дезидерия невольно заулыбалась, слушая иронические восклицания мачехи, и прыснула от смеха, глядя, как расширяются зрачки друга от удивления. ‘Слава богу, что дети быстро забывают плохое’, –– подумала Саша и спросила нарочно строгим голосом:

–– А знаете ли вы, молодой человек, сказку о Мойдодыре?

Тот зачарованно смотрел на герцогиню и смог лишь отрицательно качнуть головой в ответ.

–– А вы, юная леди Мороган?

–– Нет, –– качнула головой и Дези, с интересом поглядывая на нее.

–– Что ж, придется вам ее рассказать. Хотите?

–– Да, –– хором грянули дети, и Саша рассмеялась:

–– Что ж, уговорили, расскажу. Айларик, можешь отпустить ногу, давай, малыш, я помогу тебе сесть, –– Саша подсадила ребенка и приобняла, чтоб он не упал и не повредил еще плохо застывшую глину. –– Ну, вот, теперь Дези поделится с тобой яблоком и сядет рядом, чтоб лучше слышать удивительную и поучительную историю про грозного Мойдодыра и непослушного грязнулю.

Мальчик был по-настоящему счастлив: он остался жив, получил яблоко и сидел в обществе красивой и доброй, как богиня, герцогини, которая обнимала его. И спасла, заботливо перевязала, не брезгуя оборванной ветхой одеждой, но еще и собралась рассказывать какую-то историю, ему! Ульриф зажал руками яблоко и, боясь дышать, смотрел в прекрасное лицо, стараясь запомнить его как можно четче, и ощущение блаженства и восторга наполняло его душу. Дези тоже, забыв разногласия и былую неприязнь к мачехе, пристроилась рядом и слушала, открыв рот.

–– …’Вдруг из маминой из спальни кривоногий и хромой’…

Айларик хмурился, сверля недоверчивым взглядом ту, что считали дьяволицей, ту, что погубила его брата Гьюго и по единогласному мнению всех жителей замка и его окрестностей была достойна самой жуткой смерти, и пытался понять –– ему снится происходящее или он бредит наяву? А эта женщина со светлым ликом и лучащимися не злобой, а добротой глазами и есть та самая ненавистная герцогиня Мороган, смерти которой он желал всей душой и не раз мысленно убивал, вскрывая хрупкую шею припрятанным как раз ради этого святого дела кинжалом?

Вордан щурился и чувствовал, как его душу охватывает благоговейный трепет: буквально на секунду ему показалось, что вокруг головы миледи Бритгитты воссиял нимб. Он тряхнул волосами: может, это козни дьявола? Но тогда куда девался тот демон, что жил в теле этого создания? Может, это Морхара изгнала его вместе со смертью? Тогда она достойна преклонения наравне со святыми. Ведь и им подобное было не под силу. Вот только вопрос: надолго ли светлый ум посетил герцогиню?

Майла улыбалась, сложив руки на груди в умилении:

–– Она ангел, –– сообщила доверительно Вордану. Тот одарил девушку хмурым взглядом, но промолчал –– неисповедимы пути Господни. Кто знает, может быть, служанка и права?

Саша на минуту прервала повествование, чтоб попросить Айларика:

–– Сходи за лошадьми. Глина уже высохла.

Тот с минуту посидел, словно омороченный и нехотя встал, поплелся к конюшне, прислушиваясь к ласковому голосу за спиной:

–– ‘Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое, и зубной порошок, и густой гребешок’!...

Чудеса да и только! И эту он хотел убить? Вот бы взял грех на душу …

–– А кто такой крокодил? –– несмело спросил Ульриф, когда сказка закончилась.

–– Животное: зеленое, как лягушка, хвостатое и зубатое.

–– Страшное? –– восхитился мальчик. В его в глазенках зажегся страх и жгучий интерес.

–– Страшное.

–– Страшнее дракона? –– уточнила Дезидерия.

–– Страшнее. И кусачее! –– Саша клацнула зубами для подтверждения и засмеялась. –– Не бойтесь, он кусает лишь грязнуль.

–– Почему?

–– Потому что у него аллергия на грязь.

–– А что такое аллергия? –– озадачилась девочка.

–– Болезнь. Наверняка жуткая, –– заявил мальчик.

–– Точно, –– подтвердила Саша и решила пояснить, видя, что девочка не удовлетворена. –– Это когда человек не переносит определенные средства, предметы… У меня, например, теперь до конца жизни будет аллергия на Родерика, а у Ульрифа на яблоки.

–– Не-а, –– лукаво прищурился мальчик и впился резцами в яблоко, прожевал и заяви: –– Когда я вырасту, стану бардом и буду сочинять не менее прекрасные сказки и воспою вас, госпожа герцогиня.

–– Меня-то за что?

–– За красоту и милосердие, за доброе сердце и.. –– и смолк, смутившись собственной смелости, схожей с дерзостью.

–– Чтоб стать бардом, нужно очень много учиться: учиться считать, писать и много, много читать.

–– А я уже умею писать…немного, –– похвасталась Дезидерия. –– Меня отец Северен учит.

–– А меня никто не учит, –– совсем расстроился Ульриф.

–– Не огорчайся. Как выздоровеешь, приходи. Я научу тебя и писать, и читать, и считать. Станешь ученым и превзойдешь всех менестрелей.

Ребенок посмотрел в зеленые глаза и отчего-то сразу поверил: так оно и будет. И гордо вскинул подбородок:

–– Я стану Ульрифом..

–– Как зовут твоего отца?

–– Звали…Берштам.

–– Значит, будешь Ульрифом фон Берштамм! –– провозгласила Саша. Мальчик заулыбался, смакуя новее имя:

–– Ульрифом фон Берштам, Ульрифом фон…

–– Ой, не могу –– сэр Ульриф, –– засмеялась над ним Дезидерия. Саша же увидев Айларика, придерживающего коней, обратилась за помощью к Вордану, прерывая озорство детей.

–– Надеюсь, вы не собираетесь сопровождать их? –– спросил мужчина у герцогини, передавая ребенка брату, уже вскочившему в седло.

–– Именно, –– кивнула та и легко вспрыгнула на коня. –– Не стоит беспокоиться, я удостоверюсь, что ребенок устроен и имеет должный уход, и вернусь.

–– А я?! –– возмутилась Дезидерия.

–– А ты остаешься за хозяйку. Присматривай за замком. А завтра наведаемся к твоему другу вместе…

–– Завтра? Вы что и завтра собрались навещать оборвыша? –– не поверил Вордан.

–– Да, милорд. Возможно послезавтра. Если понадобится, каждый день, до тех пор, пока ребенок не поправится. До встречи, –– пустила коня в путь.

Они жили в той деревне, что лежала на холме и была хорошо видна из сада. Удручающая нищета и запустение царили в ней: низкие домики с соломенными крышами, напряженные лица жителей, их грязная, потрепанная одежда.

Братья жили на самом ее краю, в низком маленьком доме с земляным полом. Испуганная женщина с блеклым лицом брякнулась на колени при виде герцогини и не смела подняться. Две худые девочки, лет пяти, шести, в грязных рубашках, смотрели на красивую богато одетую женщину с детской непосредственностью: беззастенчиво и пытливо. В доме из мебели: узкая кровать, лохань, стол, две табуретки да старый сундук.

Саша хмуро оглядела единственную комнату и, поставив корзину со снедью на стол, проследила, чтоб Ульрифа положили, не повредив ноги:

–– Не вставать даже по нужде, иначе останешься хромым! –– наказала ему строго. –– Ногой не шевелить, на нее не ступать! Завтра приеду, проверю.

И посмотрела на женщину, которая, обнимая дочерей, робко косилась на госпожу, не смея и рта открыть, и шаг к сыну сделать.

–– Как вас зовут?

–– Майла, –– прошептала, пряча лицо в макушке дочери.

–– Меня –– Бритгитта. Следите за сыном. Завтра я наведаюсь к вам, чтоб проверить, как идут его дела. В корзине провизия: творог давать ему обязательно, каждый день. Корзины будут привозить. Я прослежу. Заодно кормите девочек и ешьте сами. Айларика я сейчас заберу, но через час он вернется –– поможет ухаживать за братом. У вас чудесные сыновья и дочери, –– Саша улыбнулась девочкам и вышла из хижины, мрачнея с каждым шагом. Вскочила на лошадь и, пустив ее галопом, поспешила выехать за пределы деревни. Только тогда и остановилась, поджидая мужчину. Айларик отставал ненамного и через минуту уже останавливал лошадь рядом с госпожой.

–– Давно отец умер? –– спросила тихо.

–– Пять лет как.

–– Семья на тебе?

–– Мама болеет…Был еще брат, Гьюго, –– и вскинул пытливый взгляд. –– Помните?

–– Гьюго? –– Саша растерялась : тяжело вспомнить, когда не знаешь.

–– Я ведь вас убить замышлял. За него, –– поведал мужчина, разглядывая траву перед собой.

‘Вот еще один труп предъявлен покойнице’, –– вздохнула девушка: ’Знатная стерва, видать, эта Бритгитта была’.

–– Что ж.. я перед тобой.

–– Нет. Теперь я ваш должник, по другому проводу. Чтобы ни случилось –– вы можете на меня рассчитывать. Всегда. Пока жив.

‘Ну, и время’, –– качнула головой Саша: ’За яблоко –– детей вешают, за незначительную помощь –– в вечной верности клянутся’.

–– Не стоит разбрасываться такими словами. Ничего ты мне не должен –– забудь. Люди должны помогать друг другу –– это не долг и не обязанность, это –– назначение. Естественное, как желание есть и пить. Дышать.

–– На все воля Божья, мы рабы его…

–– Мы не рабы, а дети его! –– грубо оборвала его возмущенная Саша. Мужчина удивленно посмотрел на нее:

–– Вы госпожа, вам виднее, но святая церковь учит обратному.

–– Она учит вас страху и клевещет на творца, который никогда и не мыслил быть тираном! А ведь именно этот статус дает ему ваша церковь, называя детей его рабами!

–– Госпожа, умоляю, ни кому больше не говорите подобного. Вас и так считают…

–– Дьяволицей, –– подсказала Саша. Мужчина кивнул, отводя взгляд. Он не знал, что будет делать, сейчас если вновь услышит из чьих-нибудь уст подобное высказывание: вернет ли его обратно словом или кулаком? Наверняка. Но вот сможет ли опровергнуть сложившееся об этой женщине мнение? Вряд ли. И вдруг подумал: что, если есть действительно Бог, то не сотворил ли он чудо, забрав ту герцогиню Мороган и прислав светлую голубку с душой ангела?

–– Вы уверены, что Бог есть?

–– Да. И он наш отец. Запомни –– отец, а не деспот.

Она сказала это тихо и спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном, таком же простом и непреложном, как замок на горе, деревня за спиной. И было в этом спокойствии столько уверенности, сколько он не встречал и в проповедях отца Северена. И вдруг поверилось и, словно озарение, пришло понимание –– она действительно знает, что говорит! Да и кому, как не ей знать о том, к кому она ближе всех смертных! Пусть он не ведает, зачем Бог послал ее в эти земли, и не надо ему того знать –– главное в том, что его удостоили прикоснуться к чуду и открыли глаза, как слепому, бредущему во мраке, указали маяк, дали поводыря.

–– Я буду служить вам, пока бьется мое сердце! –– заявил Айларик, бледнея от благоговения и святой тайны, открывшейся ему.

Саша поморщилась, уловив в тоне мужчины нечто фанатичное –– второго Винсента ей не выдержать. И кинула:

–– Поехали: у меня есть лишние перины –– заберешь для девочек матери и брата. Завтра появишься опять –– для тебя приготовят корзину на кухне, заберешь и зайдешь ко мне. Вместе Ульрифа проведаем. Присмотришь за ним пока, а с остальным –– сообразим.

И наддала коня, устремившись к замку.

Г л а в а 20

Снег падал под одну мелодию, которую Максим ставил снова и снова.

–– Сынок, иди кушать. Я пирог испекла, с мясом, как ты любишь, –– робко сообщила Галина Анатольевна, заглядывая в комнату.

Тот не реагировал –– стоял к ней спиной и смотрел в окно.

–– Максимушка, ну чего ты? И музыка эта тоску нагоняет. Выключи ты ее, и так на душе муторно!

Парень выдернул шнур и снова уставился в окно.

Мать несмело подошла, положила руку на плечо, заглядывая ему в лицо:

–– А может за тортом сбегать? Ты какой хочешь?

Парень ответил взглядом и снова в окно уставился, а женщина всхлипнула, запричитала, действуя на нервы:

–– Это что же делается?! Да как же ж так можно себя увечить?! Да что ж она с тобой сделала? Не иначе приворожила, поганка эдакая…

Максим ожег мать взглядом, от которого та не только замолчала, но и чуть отстранилась, всерьез подумав, что сейчас еще и тумака получит. Вот дожила -– на старости лет кулака сыновнего отведать! И из-за кого, из-за чего? Из-за девки –– шалавки!

Не отведала. Парень молча прошел мимо и хлопнул входной дверью.

–– Ты куда?!! –– очнулась Галина Анатольевна и заревела с досады, увидев закрытую дверь и отсутствие мужской куртки на вешалке.

Вайсберг смотрел на бесцельно шатающуюся по улицам фигуру парня и пытался понять: ’Кто: он или я?’

За тот месяц, что прошел с похорон, они оба как-будто иссохли. Артур Львович и сам не ожидал от себя подобных переживаний. В его сердце, казалось, давно потухли угли нормальных человеческих чувств. И вот сначала затлели, а потом такой пожар в груди устроили, что им можно было весь город спалить. Его все чаще мучил вопрос, который ни разу не возникал раньше: ради чего он жил и множил свое богатство? Ради кого? Для чего?

Нет, он пока мог держать себя в руках –– потому что работал как никогда активно. На этот раз у него был очень требовательный заказчик –– он сам.

Вайсберг распрощался с ‘Васей’, подчистил компромат, уволился с работы и мог бы спокойно нежиться в роскоши, балуя себя и радуясь улыбке ребенка… Но у него отняли дочь. Разве такое можно простить?

–– Ты не заболел, Максим? –– голос полковника был полон отеческой заботы.

–– Никак нет, господин полковник, –– отрапортовал Малевин, вытянувшись по струнке. ‘Субординация, мать ее’, –– скривился Федосеев. Он терпеть не мог это обращение –– господин. Ну, что за глупость? А этот осунувшийся парень, повидавший больше, чем любой за стенами их здания –– чем он не господин? И какая нужда в гребаной субординации в трудные моменты? В Шали все равны были. Пули да осколки на господ и слуг не делили, как и на солдат и офицеров –– всех забирали, а цинковый гроб никакая звездочка не украсит…

–– Вот что, Максим, бери отпуск. Пиши рапорт, я подпишу, и зайди к Полине Викторовне, путевку выбери: Кипр там или Мальдивы.

–– Не надо…

–– Надо! –– отрезал полковник. –– Я с бойцами работать привык, а не с призраками! Все. Свободен. Пока не приведешь себя в порядок, не возвращайся.

––Лучше север, –– неуверенно протянул парень.

–– В тундру что ли? Оленей своим видом пугать? Ладно, –– не удержался, вздохнул: эк, парня скрутило-то…Махнул рукой. –– Сам выберешь, куда. Я Оскольцеву предупрежу. Иди.

Приказ есть приказ, и Максим написал рапорт на отпуск, получил бесплатную путевку на теплоход, идущий в круиз по северным странам зарубежья, и через двое суток вылетел в Москву.

И закрутилось: красавец–лайнер, фешенебельная одноместная каюта, изнеженная публика. Безмятежное Осло, Олсун со шпилями башен, Тронхейм, пропитанный духом короля Густова, беззаботный Берген с шумным рыбным рынком –– достопримечательность всей Европы. Фломсбанен –– серпантин средь скал и утесов, убегающий за облака, фигурки троллей, гномов, величавая природа фьордов и завораживающая мощь водопадов.

Через 14 дней Максим садился в самолет на Москву в еще более угрюмом настроении. Поездка совершенно не развеяла скорбные мысли, а казалось, лишь усугубила неадекватность душевного состояния. Лицо парня, обветренное на просторах Ирландии, заострилось и словно замерзло, в фиалковых глазах поселился холод Бриксдальфоссенского водопада, прикрытый мертвенным покоем Гейрангерского фьорда, в котором остановилась сама жизнь.

Таким он и появился на пороге родного дома, вымучил улыбку, подставляя щеку под материнский поцелуй, и ушел в свою комнату. Через минуту, к огорчению Галины Анатольевны, из нее донеслась унылая мелодия ненавистного БИ-2.

Дни летели, словно облетали листья с дубов. Одна неделя, вторая промелькнули незаметно и третья прошла, будто песок сквозь пальцы.

Нога Ульрифа благополучно заживала и Саша появлялась в деревне лишь раз в неделю удостовериться, что озорник не сломал глиняную повязку и исправно получает миску с творогом. Девочки Эдегерта и Майрина при виде посетительницы бежали к ней навстречу и щебетали, пересказывая новости и ябедничая на брата. Их мама больше не дичилась, но все норовила прикоснуться к руке герцогини, припасть в поцелуе, словно к Мадонне. И то и дело благодарила ее за каждую мелочь: за одежду и кухонную утварь, за сладкий пирог и чудесное покрывало, за кувшин молока и мягкие игрушки для детей. Саша старалась не задерживаться у них, смущенная столь щедрой благодарностью. И не раз высказывала Айрику, что не стоит того делать, но тот лишь улыбался и щурился на солнце, сидя у конюшни. Его лицо теперь сильно напоминало лицо сфинкса, обремененное извечной тайной, известной ему одному, интригующей, притягивающей, но не досягаемой для осознания другим. Челядь поглядывала на него с уважением и некоторой опаской, и каждый знал –– упаси Господи, хоть слово плохое сказать при нем о госпоже.

Впрочем, никто и не говорил. Не было на то причины. Взгляды окружающих как-то само собой потеряли былую ненависть, а после настороженность и страх. Конечно, не все и не сразу. Винсент и Родерик, например, так и не смягчили свое отношение к герцогине и, напиваясь по вечерам в обществе друг друга, высказывали обиды и предсказывали плачевные события, кои непременно случатся, если не явится хозяин. И жаловались на то, что дьяволица прибрала весь замок к рукам. Вордан хмуро слушал их стенания и понимал, что графом движет банальная ревность и неудовлетворенность, которую он искусно прикрывает религиозной маской. А Родерик стыдится того, что признал герцогиню так же, как другие, и считает, что тем предал своего хозяина, которому верой правдой прослужил 15 лет.

Вордан же ни на минуту не находил себе места и все пытался выяснить причину странных необъяснимых перемен, что произошли в леди Бритгитте да и в замке. Он подмечал каждый нюанс, каждую незначительную мелочь и откладывал в глубины памяти, вечером в тишине сидя у очага в своей комнате, старался еще раз прокрутить события дня и понять что к чему. Он с удивлением смотрел на то, как светлеет лицо угрюмого Даркара, когда мимо проходит госпожа и кивает ему в знак приветствия. И тот прекращает работу и кланяется в ответ чуть не до наковальни и долго смотрит ей вслед, улыбаясь, что дитя. А когда он улыбался? Когда так кланялся –– из уважения, а не из подобострастия? Кому? Разве что Кельтскому вепрю…

А Майла? Расцвела, похорошела, стала бойкой и,Э кажется, голову готова отдать за свою миледи Бритгитту, которая и обращается-то с ней, как с самой близкой подругой, а не как со служанкой. И щедра непомерно. Мало теперь Майла ходит в богатых нарядах с плеч герцогини, так и спит на одной кровати с ней, и что пес сторожит ту, готовая зубами загрызть, только кинь косой взгляд в ее сторону. Графа Вайвика неделю назад подсвечником огрела за то, что тот, перепутав спьяну двери, ввалился в покои Бритгитты. И такой шум устроила, словно он покушался на тело госпожи. Тот долго извинялся потом перед сестрой за то, что вообще на свет родился.

Дезидерия, забыв былую неприязнь и простив все обиды разом, ни на шаг от мачехи не отходит. Вот и носятся по замку вдвоем. Костюмы мужские сшили и из луков стреляют.

–– Зачем вы учите ее тому, что не подобает знать леди? –– спросил как-то Вордан у Бритгитты.

–– Я учу ее защищать себя и других. Разве умереть почетнее, чем уметь постоять за себя?

–– У нее есть охрана.

––А если ее не будет? А если понадобится ее помощь отцу или …вам?

–– Когда Мороган узнает, что вы творите, разгневается. Кому, как не вам знать, каков он в гневе?

–– Вы меня пугаете? Не стоит, милорд. Я только и слышу о Кельтском вепре –– ужасном, жестоком и вечно сердитом. Мне в последнее время все чаще кажется, что слухи о его невоздержанности и бессердечии сильно преувеличены.

Нет, ничего не осталось от той злобной дьяволицы, что вводила в трепет всю округу одним своим именем. И даже Гадур больше не посылает поварят к отцу Северену освящать черпаки и ложки после посещения герцогиней его владений. Виночерпии перестали дрожать и заикаться в ее присутствии. Сейчас все больше глазеют и краснеют, млеют от каждого ласкового слова. А на тепло и ласку герцогиня не скупится. Даже стражников переманила, бывалых воинов. Придумала игру со странным названием –– футбол и втянула мужчин в ребячью затею. Вот они и гоняют с криком и азартом мяч по полю вместе с деревенскими мальчишками, леди Дезидерией и самой Бритгиттой. В результате ее беспрепятственно пропустили в покои наследницы. Вчера Вордан проходил мимо покоев юной герцогини и вдруг услышал в приоткрытую дверь ее спальни голос женщины:

–– ..’Я колобок, колобок, по амбару метен, по сусекам скребен, я от дедушки ушел, я от бабушки ушел и от тебя, лиса, подавно уйду’!...

Он осторожно заглянул внутрь и остолбенел: герцогиня лежала на кровати рядом с Дезидерией и гладила ту по голове, рассказывая замысловатую сказку. Девочка доверчиво улыбалась и обнимала женщину, как мать!

Это стало последней каплей в чаше терпения Вордана. Он решительно направился в конюшню и поскакал к ведьме за пояснениями, твердо уверовав, что без колдовских чар здесь не обошлось.

Та лукаво щурилась, поглаживая кота и слушая Вордана, а потом заявила:

–– Не похожа на себя говорите, милорд? Так, может, злоба ее, по воле Божьей, вместе с лихорадкой перегорела да и сгинула? Бывает…

Мужчина, как ни странно, поверил и немного успокоился, но, вернувшись и увидев Бритгитту, встревожился вновь, но уже за нее. Герцог не сегодня –– завтра явится домой и устроит ад своей жене. Но разве эта Бритгитта достойна его гнева? А прощать он не умеет…

Вордан задумчиво смотрел на герцогиню, с криком обходящую Манфреда и пасующую Сейверду, и еле сдерживался, чтоб не закричать, уподобившись другим болельщикам из вилланов, в силу юного возраста не принятых в команду.

–– Милорд, –– рядом остановился Кларенс, писец герцога Мороган и доверительно сообщил: –– Милорд Годфрид скоро будет в замке.

–– Откуда знаешь? Гонец прибыл?

–– Да, милорд. Но господин Мороган просил оставить дату его приезда в тайне. Сообщение передано лично вам.

–– А Родерику?

–– И ему. Он уже готовит замок к прибытию хозяина, а вам приказано встретить герцога.

–– Ясно,–– кивнул мужчина и закричал стражникам, прекращая футбольную баталию, к всеобщему неудовольствию. Воины спешно разошлись, и Дезидерия надулась:

–– Почему?!

–– Потому что у них служба. Время забав закончилось, –– ответила Саша, поднимая мяч. –– А тебе, кстати, пора к тетушке Пипине на урок труда. Гобелен так и не дошила?

–– Ну, Бритта, –– скорчила несчастную рожицу девочка.

–– И не проси, проказница! Женщина, не умеющая управляться с иголкой –– позор. К тому же тетя Пипина расстроится. Разве можно огорчать тех, кто тебя любит?

–– А ты? Ты меня любишь?

–– Я люблю послушных девочек.

–– Ты хитрая, –– засмеялась Дезидерия, заметив, что Саша ведет ее в замок.

–– Не без этого, –– рассмеялась в ответ девушка.

–– Хорошо, я буду прилежной ученицей, но после обеда обещай, что мы поедем в лес. Вместе. Я же знаю, ты часто ездишь, а меня не берешь.

–– Холодно, Дези.

–– А скоро вообще снег ляжет, и тогда точно никуда не поедем. А детям нужен свежий воздух, ты сама говорила.

–– И кто из нас хитрый? –– выгнула бровь Саша, подталкивая девочку к калитке.

Мороган почти не слушал Вордана. Его занимали посторонние звуки. Он мог поклясться –– в лесу что-то происходило. Герцог резко вскинул руку, приказывая всем остановиться и смолкнуть, и через минуту явственно услышал встревоженный голос. Он жестом указал своим людям продолжать движение без него и направил лошадь в гущу деревьев.

Метров через пятьсот он оказался на краю небольшой поляны и увидел всадника на тонконогой арабеске, озирающегося вокруг. Мужская одежда, лук и перчатки, короткая стрижка и мастерское управление лошадью могли сбить с толку кого угодно, но не его. Перед ним была таинственная женщина, очень изящная и… очаровательная. Он не успел задаться вопросом –– кто она? Как услышал полный отчаянья крик:

–– Дези!! Дези, отзовись!!!

Бровь герцога непроизвольно взметнулась вверх: у его дочери появилась подруга? Из мелкого дворянства или из вилланов? Скорей первое: движения порывистые, но уверенные, гордая осанка и богатый бархатный колет. Интересно, сколько ей лет? Достаточно ли она взрослая, чтоб стать его любовницей? Пожалуй, он будет не против…

–– Дези-и-и!!!

–– Бритта, я здесь!! –– донеслось еле слышно.

Вот так-так –– Бритта…

Девушка пришпорила лошадь, устремляясь на голос, и Мороган двинулся следом, решив тайно проследить за всадницей, и узнать, что происходит. За дочь он не боялся, уверенный, что поблизости с девочкой наверняка притаилась охрана. И каково же было его удивление, когда он понял, что женщины оказались в лесу одни. И попали в беду.

Стая матерых волков кружила у раскидистого дуба, на который забралась Дезидерия, и мечтала ее достать. Волки скалили пасти и рычали. При приближении лошади четверо отделились от стаи и устремились навстречу, еще двое решили обойти всадницу со спины.

Мороган только успел снять лук с плеча, как понял, что он не понадобится –– Бритгитта направила лошадь на хищников, видимо, желая затоптать их копытами, и одновременно спустила четыре стрелы подряд, три из которых попали точно в цель.

Что за чудеса? Его женушка стала лучшим стрелком герцогства? Усердно тренировалась с луком в его отсутствие? Вздор…

Мороган облокотился рукой на холку своей лошади, другой придерживал ветку, мешающую обзору, и принялся ждать, уверенный, что узнает еще немало нового и удивительного. И не ошибся.

–– Бритта, сзади!! –– зазвенел детский голосок, предупреждая.

Тычш-ш-ш –– свистнула стрела и остановила хищника, уже прыгнувшего в сторону всадницы. Наконечник вошел в глаз, и волк полетел на землю, не успев издать и звука.

‘Браво. Какая меткость.’

–– Бритта, еще!!

–– Вижу!

Тычш-ш-ш… На этот раз стрела не убила, но серьезно ранила. Хищник заскулил и упал на спину, пытаясь вытащить зубами древко.

‘Так-так, одна спасает другую. Какое завидное единство’…

–– Когда все закончится –– я тебя выпорю! –– выкрикнула Бритгитта вне себя от тревоги –– стая не убегала. Еще трое шли на нее, скаля пасти. А стрелы осталось две.

–– Ты сама говорила, что детей нельзя бить.

Тычш-ш-ш-ш…

–– Я тебя не буду бить, я тебя буду пороть!! И больше никаких прогулок! И отцу нажалуюсь!!

–– Ты не сделаешь этого, ты добрая!

–– Не подлизывайся!

Тычш-ш-ш-ш….

‘Интересно’. Ах, сколько страсти в голосе. А отвага? И забота о ребенке? Откуда, что взялось?… Что там Вордан говорил: изменилась? Ну-ну…

Тычш-ш-ш… Герцог выпустил стрелу, подсекая вожака в прыжке. Вот и все. Теперь опасность миновала, но и его инкогнито раскрыто. Мужчина пустил лошадь вперед.

–– Дези, сиди тихо, как мышка! –– предупредила девочку Саша, рассматривала чужую стрелу: к добру или к худу подоспел неизвестный спаситель? И услышала шорох: из кустов появился всадник в черной одежде –– огромный мужчина с каменным лицом. Длинные черные волосы, очень смуглая кожа и до невозможности яркие глаза –– фиалковые.

Третий раз в жизни Саша встречает человека с таким редким цветом глаз. Первый –– Макс Малевин. Вторая –– старушка-проказница, устроившая ей эту увеселительную путевку в средневековье и вот третий –– настораживающе громадный мужчина, напоминающий и статью, и лицом –– утес –– та же зацементированная непроницаемость и непоколебимость. Только глаза и выдают в нем живого человека.

Рука девушки пошла к поясным ножнам и вытащила кинжал. На всякий случай. Конечно, чтоб справиться с таким, не кинжал нужен и даже не тесак, а царь –– топорик. Но где ж его взять?

–– Вам кто-нибудь говорил, что не стоит гулять по лесу в одиночестве и тем более устраивать охоту на волков? Видите ли, миледи, подобная забава может обернуться большими неприятностями, –– с насмешкой сообщил незнакомец.

И голос как у Максима: густой, тягучий и завораживающий.

–– Спасибо за предупреждение. Учту.

–– Н-да? –– взгляд нагло ощупал ее с ног до головы и естественно не понравился Саше.

–– Вы кто?! –– прищурилась она, гордо вскинув подбородок, всем видом выказывая, что она особа особенная и по составу крови, и по положению, и по состоянию нервной системы –– оттого и в лоб дать, может, по совокупности.

–– Проезжий, –– усмехнулся Мороган: жена не узнает мужа…. Впрочем, и муж не узнал жену.

–– Вот и проезжайте!

–– Можно? Вы разрешаете? Как вы великодушны…Девочку сами с дерева снимите?

Саша побледнела, почувствовав угрозу для Дезидерии:

–– Сама.

–– Или мне помочь?

–– Не думаю, что это хорошая мысль, –– и показала кинжал, предупреждающе повертев его в руке. –– Проезжайте, господин проезжий.

Так-так. Дьяволица, готовая кинуться на защиту ребенка. Чужого, ненавистного…Н-да, нешуточные перемены произошли в характере герцогини. Вот только что ж так на нее повлияло? Падение с лошади? Вздор.

–– Вы угрожаете?

–– Предупреждаю.

–– И действительно способны? …

–– Легко!

Мороган с минуту молча рассматривал ее и, наконец, качнул волосами, насмешливо прищурившись:

–– Прелестно, миледи. Сначала вы подвергаете опасности мою дочь, потом не узнаете законного супруга, а теперь еще и готовы зарезать его. Ах, какая теплая встреча…А я скучал, верите? Ждал супружеских объятий и заверений в любви..

Зеленые глаза расширились от изумления:

–– Мо-мороган?!

–– Я так сильно изменился?

Ох, и голос, ох и взгляд! Кто его прозвал Кельтским вепрем? Ехидной было бы точней.

Саша спешно сунула кинжал в ножны и попыталась придумать достойное оправдание своему поведению:

–– Я…стукнулась головой, –– и нахмурилась: а это достойное оправдание?

–– В детстве? –– выгнул бровь герцог.

–– В младенчестве! –– брякнула Саша, сникнув.

–– Примите мои соболезнования, миледи Дези? Что молчишь, дочь?

–– Папа.

–– Сама спустишься или помочь?

Девочка запыхтела: в ней явно боролись страх получить нагоняй и радость от возвращения отца. Последнее победило, и она спрыгнула на руки Мороган, обняла за шею и защебетала:

–– Папочка, папочка! Я так рада, что ты вернулся! Ты больше никуда не поедешь! Я не хочу! А у нас столько интересного! Новостей много!.. Ах, как все чудесно получилось, папочка!

–– Я заметил, –– чуть изогнул губы в улыбке герцог и кинул на Бритгитту красноречивый взгляд, от которого ее посетил душевный тремор. –– Жду вас в замке, миледи. У нас появилась серьезная тема для разговора.

И пришпорил коня.

‘Ага, ага’, –– посмотрела ему вслед Саша и пожалела, что Друзилла не черепаха. Значит, через час Кельтский вепрь с радостью потешится над глупой путешественницей во времени. Не-ет, не дождетесь.

И Саша развернула кобылку в другую сторону, возжелав срочно посетить проказницу Морхару и славно ее покусать за удостоенную честь пасть от руки ехидного вепря.

Г л а в а 21

Мороган смотрел на языки пламени в очаге и вертел в руке кубок, неторопливо потягивая вино. Родерик закончил свой доклад и уступил слово графу Вайвику, который принялся вкрадчиво вклиниваться в разум, рассказывая диковинные истории о сестре. А Мороган отчего-то не верил ему. Перед глазами, словно наваждение, маячила картина их встречи: крепкие руки укрощают арабеску, прямая спина, тонкая шея и идеальный профиль. Хрупкая и пылкая. И совсем не похожа на Бритгитту…

–– Она еще больше похорошела, –– задумчиво протянул он.

–– Это дьявол! Он решил спасти свою дочь и послал ей помощь. Она стала осторожна и хитра, как никогда. Сейчас и святой может попасть в ее сеть. Но ..ты..

Мороган покосился на графа, скрывая ресницами насмешку, плещущуюся в глазах:

–– Я не святой.

–– Только на тебя и надежда. Я боялся, что ты поддашься ее чарам. Она заявила мне, что околдует тебя, склонит на свою сторону, и ты будешь есть с ее рук, как только вернешься. Будь осторожен. Предельно осторожен.

Мороган долго молчал, поглядывая на пламя в камине и обдумывая слова Винсента, и спросил:

–– Она говорила это до того, как ударилась головой и попала к Морхаре, или после?

Граф задумался: к чему этот вопрос? И ответил не без колебания и желания утаить:

–– До.

Мороган удовлетворенно кивнул. Винсент хотел еще многое сказать, но в зал вошел Вордан и, низко поклонившись хозяину, который, впрочем, и не посмотрел на него, доложил:

–– Отряд прочесывает лес, но пока известий нет.

–– И часто герцогиня до темноты бродит одна по лесу?

–– Нет, милорд, –– хором ответили Родерик и Вордан и, переглянувшись, словно заручившись поддержкой друг у друга, уставились в пол, предчувствуя негодование хозяина.

Герцог лениво махнул рукой, призывая начальника стражи к себе, и потребовал:

–– Я еще не слышал твоей версии о произошедших переменах, если не считать сбивчивой небылицы, что ты пытался поведать мне по дороге.

Вордан покосился на графа, который словно стервятник следил за каждым взглядом, жестом герцога, и, видимо, пытался понять, доволен он или наоборот, сердит. Но тот, как всегда был непроницаем для чужих глаз и лишь Родерик да Вордан, зная его лучше других, могли смело сказать –– Кельтский вепрь –– насторожен и заинтересован. Но пройдет не меньше недели, прежде чем и они узнают его мнение и решение. А другие так и будут теряться в догадках. Конечно, Винсент уже попытался воздействовать на герцога и дальше будет лить свой яд, чтоб Мороган как можно скорей устроил адскую жизнь жене, воздал должное и насладился местью. И Вордану очень хотелось помешать ему и убедить хозяина, что миледи Бритгитта теперь ангел, а не дьяволица, и достойна не наказания, а награды. Но разве Кельтский вепрь когда-нибудь слушал чужое мнение, руководствовался им в принятии решения? Да и графу не стоит знать, что Вордан на стороне герцогини. Оттого мужчина начал излагать уже известные Мороган новости, умышленно не затрагивая шаткие темы догадок, фактов и предположений.

По дороге к домику ведуньи Саша потеряла тревогу, да и страхи незаметно развеялись. Он еще только подумала, что зря, наверное, решилась навестить старушку, как увидела ее. Морхара сидела на валуне у опушки леса, словно поджидала ее, знала, что девушка поедет именно этой дорогой именно в этот час.

‘Все-таки она великая кудесница’, –– не без уважения подумала Саша, спешиваясь, и подошла к женщине, села молча рядом, не решаясь тревожить расспросами. Та задумчиво смотрела вдаль, пристроив подбородок на сложенные на трость ладони. Лицо безмятежно, взгляд в прострации…

Минут двадцать сидели молча, и девушка не сдержалась, вздохнула, прерывая сеанс медитации:

–– Мороган приехал.

Тишина в ответ, хоть бы бровью повела. Саша нахмурилась:

–– Извините, пожалуйста, что мешаю вашей нирване, но видите-ли, у меня по вашей милости образовались огромные неприятности…килограмм на 120 живого веса.

Морхара хмыкнула и уставилась на девушку:

–– Так уж и неприятности, –– а взгляд лукавый и проницательный.

–– Для кого как, –– уклончиво ответила Саша и признала, вздохнув: –– Вообще-то он симпатичный и … Но едкий, как натр. И характер, дай Бог выжить. Бритгитту, сразу видно, ‘любит’ безмерно. Боюсь, мне такой любви не пережить. Кстати, вы мне солгали. Дважды точно, а скорей всего и больше. Первое: герцогиня, роль которой по вашей милости приходиться мне играть –– гадюка редкостная, и уж простите, мне ее манеры и не воспроизвести. Воспитание подводит. Ее считают убийцей как минимум двух человек, и я уверена, вы знали об этом, как и о том, что к ней испытывали окружающие и супруг. А человек он, судя по всему, жесткий, Костик-то по сравнению с ним –– зефир в шоколаде. Мороган за нож хвататься не станет, что-нибудь покруче придумает с особой изощренностью… Так что я бы естественно хотела избежать сильных впечатлений от общения с ним и поскорей попасть домой. Это, кстати, второе, в чем вы солгали. Я больше чем уверена, вы меня в любой момент домой отправить могли. И сейчас. Легко. Вот и возникает вопрос… Второе. Зачем все это? И каков финал? Нет, еще один, третий: что я вам плохого сделала? Знаете, я целый месяц над этим думала, а сегодня герцога увидела и отчего-то решила, что он ваш сын. Из-за этого вы все затеяли.

–– Интересно, ’отчего’ ты подумала? –– фыркнула презрительно старушка. –– Почему, сын?

–– Ну, внук…

–– Нет, –– резко бросила та.

–– Правнук? –– озадачилась Видеич.

–– Нет! –– недовольно сверкнула глазами Морхара.

–– Тогда пра-пра-пра-пра-правнук! –– из вредности заявила девушка.

–– Это я на столько выгляжу? –– удивилась женщина.

–– По характеру, да.

–– И откуда ж в тебе столько вредности, Алекс?

–– От жизни собачьей. У нас песня есть: ‘собака бывает кусачей только от жизни собачьей’. Вот я та собака и есть. Вы помогли. Конечно, вам хотелось родную кровь защитить. А что просто убрать эту Бритту нельзя было? Здесь за яблоко вешают, а уж за убийство тем боле не помилуют… Или ребенка оградили бы до приезда папы от козней мачехи. Он-то герцогине точно не по зубам.

–– Алекс, ты знаешь, сколько людей имеют фиолетовый цвет глаз?

–– Я не бюро статистики.

–– На сегодняшний день –– 734.

–– И что?

–– По-твоему я их всех родила?

Саша загрустила:

–– Нет, конечно, но если честно, мне все равно, сколько здесь человек с фиолетовыми глазами, сколько с зелеными и синими…я домой хочу.

–– Страшно?

–– Да, знаете…да. Как ни странно, жить хочется. Мороган меня убьет, сомнений нет. Медленно будет убивать, в полной уверенности, что я Бритгитта. Дьяволица, враг, убийца его жены и ..возможно еще нескольких членов семьи. Вряд ли я смогу его переубедить. А если признаюсь, что такая же герцогиня Мороган, как он –– Пьер Карден, то меня сожгут. Как ведьму. Времена-то славные…фанатики кругом, одержимые и ненормальные –– слово лишнее скажи, и привет пращурам.

–– Ты мне напоминаешь бабушку с очками.

Саша непонимающе уставилась на Морхару. Та вздохнула и пояснила с недовольным видом:

–– Представь комнату, по которой снует старушка с очками на лбу. Их и ищет: по столу шарит, под кровать кряхтя лезет и нервничает, и сама себя изводит придуманными страхами: ах, как же она без очков! Не видит ничего –– слепа. И немощна и всеми забыта… и появляется еще масса не относящихся к делу причин пожалеть себя. В этом и суть: хотела бы она действительно найти очки, а не жалеть себя, успокоилась, подумала, посмотрела бы в зеркало и обнаружила пропажу. Мой тебе совет, Алекс, перестань метаться по комнате в поисках очков –– сними их со лба и одень на нос!

Женщина встала и направилась в лес, не попрощавшись. Саша растерянно хлопнула ресницами, глядя ей вслед, и крикнула:

–– Вы не поняли –– я хочу домой…

–– Когда прозреешь, –– бросила старушка, удаляясь.

‘Чудненько!’ –– качнула головой Саша: и зачем она, интересно, ехала к Морхаре? Чтоб получить еще одну загадку и причину для дополнительной головной боли? Все происходящее напоминало девушке какую-то игру и далеко не детскую, из которой она может выйти, разгадав цепь ведьминых ребусов и шарад. А вот с потерями или без –– это как получится.

Саша вскочила на лошадь и направилась в замок: что ж, в чем-то Морхара права –– не зачем рассчитывать на помощь других, раз у самой голова на месте.

Майла металась по двору вне себя от беспокойства за госпожу. Давно стемнело и отряд, посланный милордом на поиски, вернулся ни с чем. Девушка уже не знала, что думать, как увидела силуэт всадника и услышала мерную поступь лошадиных копыт. Бритта спрыгнула и кинула поводья подошедшему Айларику:

–– Отведи, пожалуйста, Друзиллу в стойло.

–– Конечно, госпожа.

–– Где же вы были, миледи? –– укоризненно качнула головой Майла, открывая дверь перед хозяйкой.

–– Гуляла.

–– Холодно, темно, волки, разбойники, а вы одна. Не дело, миледи. И милорду это не понравилось. Милорд Мороган вернулся.

–– Знаю, –– бесцветным голосом ответила Саша и начала подниматься вверх по лестнице к себе.

–– Знаете? –– удивилась Майла. –– Я думала… ах, простите, не мое это дело. Приготовить вам ванну?

–– Пожалуйста, Майла. Что Дези?

–– Давно спит. Милорд весь вечер был с ней, а потом ушел в зал доклады выслушивать.

–– Зол? –– насторожилась Саша, предчувствуя, что Винсент со своей фанатической невменяемостью может таких гадостей наговорить, что ей потом ни за что не доказать, что она не злой Джин из бутылки. Да и Родерик поспособствует в уверениях, поддерживая графа. Веселые у нее денечки намечаются. А ведь только жизнь налаживаться начала…

–– Он не злой –– хмурый,–– кивнула Майла, открывая перед госпожой двери в ее покои. –– Но сказать наверняка не возьмусь. Никто б не взялся. Сами знаете, госпожа Бритгитта, каков он. Говорит одно, думает другое, и никогда не поймешь, сердит он или весел, доволен или наоборот...

Саша тяжело вздохнула: хороший экземпляр, многообещающий. А Майла, выглянув за дверь, закричала стражнику, отдавая приказ:

–– Ванну госпоже и поскорей!

–– Да я не тороплюсь,–– заметила Саша, снимая обувь и расстегивая колет.

–– А стоит, милорд ждать не любит,–– кинула служанка, проходя в соседнюю комнату. Девушка нахмурилась, насторожившись –– это она о чем? Не намечается ли у них с герцогом первая брачная ночь? Для Саши –– первая, для Бритгитты-то, понятно –– ...цатая.

Майла вернулась с малиновым бархатным платьем в руках, положила его на кровать и, придирчиво осмотрев его на предмет наличия пятен и повреждений, удовлетворенно кивнула:

–– Безупречно. Вам оно очень идет. Советую одеть.

Саша с ужасом воззрилась на приготовленный наряд:

–– Ты хочешь сказать, что этот вепрь придет сюда?!

–– Вас ждут в зале. В честь приезда милорда устроен пир, –– немного удивилась реакции госпожи девушка. –– Он ваш муж. Конечно, большой любви меж вами не было, но…брак освящен церковью и…

––‘И’ что?

–– Я по поводу ваших страхов. Конечно, может случиться всякое,…он строг и порой не воздержан до крайности, но бывают характеры и хуже. А вам повезло: герцог силен, умен и красив. Он лучший воин. Ему нет равных в бою и …любви..

–– Это из собственного опыта знаешь, да? Вот и возьми его себе! –– Саша села прямо на приготовленное платье, всем видом показывая, что ни за что с места не сдвинется. Майла растерянно моргнула:

–– Я не хотела вас обидеть, госпожа. И не подумайте плохого…просто милорд любвеобилен как любой мужчина…и я –– нет,…я лишь говорю вам, что слышала от других. И потом, госпожа, вам стоит оставаться такой, как сейчас, и господину Годфриду больше не придется подвергать вас наказанию…

–– Какому наказанию?

–– Ну-у.. он мужчина и хозяин. Естественно, что он не привык, когда ему перечат, а вы при всех пытались его унизить, вот ему и пришлось показать, кто главный…Но этого не повторится, я уверена. Вы изменились, а милорд слывет лучшим кавалером…

–– О чем ты говоришь? Что я сделала? А он?

–– Но госпожа, вы и сами знаете, что тогда случилось, –– совершено растерялась служанка.

–– Не знаю!...Не помню. Давай, не стесняйся, поведай мне славное прошлое нашей совместной жизни с галантным Кельтским вепрем.

–– Но…как же? Вы высмеяли его при гостях, и он взял вас прямо на свадебном столе, при всех.. Вы, конечно, сердились, … недолго. Он хороший мужчина, крепкий.

–– Все!! –– оборвала ее Саша, представив картинку изнасилования невесты посреди блюд с пирогами и гусиным паштетом, под гогот и подбадривающие крики приглашенных. И ужаснулась: какой бы стервой ни была покойная герцогиня, мужчина не может поступать подобным образом с женщиной! Что, собственно, ждет ее? Не та ли участь, что и постигла Бритгитту? И после этого идти на ужин? Смотреть в глаза насильника? Спать под одной крышей с подобным чудовищем?

Ну, уж, и повезло ей по части экстрима, спасибо ‘добрая’ баба-Морхара, удружила по щедрости своей душевной, спасла бедную девушку от муженька-наркомана, только Костик-то по сравнению с выданным ей ‘рыцарем’ –– ангел.

Ох, и вляпалась Саша, как сказала бы Катя –– ‘ по самые Нидерланды’!

Девушка зажмурилась и сжала кулачки, набираясь терпения и решимости и прогоняя отчаянье и страх. А в это время Майла распоряжалась, куда поставить лохань, готовила воду для госпожи.

Саша мылась медленно и молча и старалась не думать о плохом. Майла тоже молчала, боясь и смотреть в глаза герцогини, и все думала: чем она обидела госпожу? Что сказала или сделала не так?

Девушка, робея, спустилась в зал и подивилась устроенному пиру: обычный ужин при свечах в обычном составе: граф Вайвик, Родерик и Вордан. Из гостей –– Мороган, восседающий во главе стола. Увидев жену, он отвлекся от мясного рулета и недобро прищурился:

–– Какая радость! Вы все-таки соизволили появиться? Жаль. Я уж хотел доставить себе удовольствие и привести вас силой.

Саша с каменным лицом выслушала его и прошествовала к столу, желая сесть напротив Вордана, но Мороган приказал:

–– Идите сюда, женушка, –– качнул головой на стоящий рядом с ним стул. –– Забыли, где ваше место?

Девушка с минуту мерилась с его взглядом и была повержена –– прошествовала к указанному месту. Вот только сесть не успела. Мороган резко толкнул ногой стул, и он полетел в одну сторону, а Саша в другую. Она неуклюже хлопнулась на пол и удивлено уставилась в спину герцога. Тот словно ничего не заметил, спокойно потягивал вино из кубка и смотрел на Вордана. А вот тот-то как раз все видел и слышал –– привстал, испугавшись за герцогиню, желая помочь, но тут же сел и уставился в тарелку. Взгляд вепря склонил его, напоминая, что он всего лишь начальник стражи и имеет отношение лишь к рагу на своем блюде да воинскому составу, отдыхающему в соседней зале. И то пока в милости у хозяина.

Родерик сделал вид, что увлечен заячьей ножкой, а Винсент, не сдержав удовлетворенной ухмылки, развернулся к сестре и устроился удобней, чтоб лучше видеть ее унижение и насладиться продолжением экзекуции.

Сашу это разозлило, и она в упор посмотрела на него, плотоядно улыбнувшись:

–– Присоединяйтесь, граф.

Тот прищурился. А Мороган заинтересованно развернулся к жене и выгнул бровь, словно лишь сейчас заметил что женщина сидит на полу. И уж точно, не имеет ни малейшего отношения к ее падению.

–– Вы решили поужинать на полу? Вас так привлекает общество Вилларда?

–– Именно, милорд. Мне кажется, у него самые изысканные и галантные манеры из всех присутствующих, –– улыбнулась ему Саша. Виллард с любопытством посмотрел на хозяйку и перебазировался ближе к ее ногам, словно понял, что о нем говорят.

Мороган с минуту сверлил ее внимательным взглядом и будто ждал чего-то, а потом тихо спросил:

–– Может быть, все-таки присоединитесь к нам?

–– А стоит ли, милорд? Вы наверняка вновь поможете мне упасть, так стоит ли утруждать вас и себя? –– заметила Саша спокойным тоном.

Годфрид пытался понять: играет Бритгитта или действительно настолько изменилась, что стала кротка и мила? Невозможно. Чудеса прерогатива церкви. А они с дьяволицей шли разными путями и в принципе не могли примириться друг с другом. Впрочем, дела церковные Мороган интересовали меньше всего. А вот Бритгитта не просто интересовала, а до зубовного скрежета, до дрожи в руках. Сколько раз он представлял ее в своей власти: униженную, растоптанную, ежедневно, ежеминутно искупающую грехи свои не перед церковью, нет –– перед ним, перед Дезидерией. И он знал, как заставить эту тварь в женском обличие заплатить за каждый стон, за каждую крупицу боли и мук, что испытал его брат, жена, не родившийся ребенок и маленький сын. И спешил исполнить данный усопшим страдальцам обет, страшась, что их убийца выскользнет из рук мстителя. И вот он дома, и она –– в его полной власти… Но куда делась Бритгитта и его ненависть к ней?

Эта женщина, что безропотно снесла унижение, имела лишь внешнее сходство с дьяволицей и возбуждала не ярость и желание придушить в праведном гневе, а совершенно противоположные чувства.

Изменилась? Нет. Люди не меняются, их недостатки лишь усугубляются с годами, но не уходят, не исчезают без следа, словно их и не было. Мороган заподозрил, что дьяволица все же ускользнула от него.

Он отвернулся от девушки и бросил через плечо:

–– Садитесь и принимайтесь за ужин.

‘Значит ли это, что он больше не будет экспериментировать со стулом и моими ягодицами?’ –– озадачилась Саша и неуверенно поднялась, несмело присела на предложенный виночерпием стул, благоразумно сохраняя максимально возможную дистанцию меж собой и герцогом.

Тот даже не посмотрел на нее и все ж заметил настороженность:

–– Не бойтесь, дорогая, я не настроен вас кусать сегодня. Гусь Гадура привлекает меня больше.

–– Рада, –– кивнула Саша и добавила еле слышно: –– За себя. А то, сдается мне, у вас и слюна ядовита. И прививка от бешенства не поможет, и противоядия не найдется.

Мороган невольно замер: прививка? Что за странное слово? Откуда?

Вновь начал жевать, пряча и интерес, и удивление, и подозрение. Всему свое время, всему. А спешить ему некуда. Уже. Эта женщина –– загадка хоть и притягивает, но и настораживает. Ему очень не хотелось ошибиться в выводе и раскрыть ее тайны за один вечер. Подобные личности редко ему попадались, и он решил продлить наслаждение от общения, посмаковать ее, как гурман изысканное блюдо: обнюхать, насладиться видом, чуть откусить, почувствовать вкус и прелесть на языке и медленно, очень медленно есть маленькими кусочками, растягивая удовольствие.

Что за глупость взбрела ему голову?

Саша ела и исподтишка поглядывала на герцога: да, знатный мужчина. И кого же он ей напоминает? Безупречный профиль, густые волосы почти до плеч, таких необъятных, что в его родословной нужно было подозревать присутствие Зины –– королевы воинов, но никак не миниатюрной Морхары. Никогда она не видела столь огромных людей…Стоп!

Девушка вдруг заволновалась и вновь, и вновь пыталась припомнить, где она могла видеть Мороган? По логике –– нигде. Если ведьма не переносила его во времена телевидения и космических технологий… О Боже!

Саша выронила нож и беззастенчиво уставилась на герцога, открыв рот: –– Макс! Малевин Максим! Тот самый сосед–молчун! Конечно! И какое сходство? Просто поразительное! Одень этого средневекового герцога в одежду 21-го века, чуть осветли кожу, сделай ему современную стрижку и появится брат –– близнец Малевина. Но как такое может быть?

Ах, да старушка! Ох, ведьма! Вот на что она намекала, про что пела! Макс! Макс…

Мороган выгнул бровь, заметив пристальный изумленный взгляд герцогини:

–– Что вас так поразило в моем лице? Прибавилась морщинка?

Саша, к всеобщему удивлению, рассмеялась. Ей так и хотелось стукнуть мужчину ложкой по лбу в отместку за тот страх, что она пережила, и попросить его перестать дурачиться. А еще хотелось кинуться ему на шею и расцеловать. Нет, зацеловать. И спросить: а осталось ли в силе его предложение? И не затем ли он объявился в этих местах, герой-спаситель? Если – да, то она согласна. Да! Да, да, да! Навеки ваша, доблестный спецназовец!

Господи, да он даже смотрит, как Максим –– сквозь полуопущенные ресницы!

Девушка качнула головой, умиляясь собственной глупости и слепоте: и она не понимала, о чем толкует ей Морхара! И боялась единственного, кто в ее понимании действительно был достоин звания –– мужчина! И верила тем небылицам, что плели о нем. Грозный Кельтский вепрь…милейший добряк Максим Малевин, правильный, как законы Божьи, и основательный, как социалистическая платформа Кубы.

–– Я люблю тебя! –– выдохнула с умилением и восторгом, забыв про все на свете, прямо в каменное лицо. Мороган замер, не зная как реагировать: у него не было сомнений в искренности признания, но в том-то и дело, что оно было слишком искренним и неожиданным по сути своей.

Родерик презрительно фыркнул, помогая хозяину прийти в себя:

–– А уж как я вас, дорогая Бритгитта, –– протянул Мороган с сарказмом.

Его желчный, холодный тон подействовал на Сашу отрезвляюще. Она сникла и покраснела, недоумевая: что это на нее нашло? Совсем забыла, что находится в средневековом замке, а не на своей кухне. И при всей схожести с соседом герцог остается герцогом Мороган, а не становится капитаном ФСБ Малевиным и совершенно не в курсе, что связывает его прототипа в далеком будущем с ненавистной ему женщиной по имени Бритгитта. У него нет для нее ни тепла, ни понимания, ни тем более –– любви. Здесь они враги, а не друзья.

Мороган неожиданно для себя неприятно поразило огорчение женщины. Он нахмурился, пытаясь понять, что с ним происходит. Что за наваждение? Как случилось, что его сердце вспомнило о своем существовании и заворочалось в груди, погнало кровь по жилам, разгоняя многолетнюю наледь, золу, оставшуюся от прошлого счастья? Может, причина в этом признании? Если подумать: когда последний раз он слышал столь искреннее заверение в любви да еще в присутствии трех свидетелей? Никогда. Даже Дезидерия признавалась в чувствах тихо, словно в преступлении, и столь редко, что он мог пересчитать ее откровенность на пальцах, припомнив и день, и час, когда это случилось. Леди Ганивьера? Она любила многих. Это слово для нее ничего не значило, как и для него признания ночных посетительниц его постели. Но тайные слова, произнесенные во всеуслышание устами врага, к которому он стремился с одним желанием –– придушить, вдруг проникли в душу, поразили и …взволновали.

И все же дело не в нем. В этой женщине, что в отличие от Бритты, не страдает лицемерием. И он решил проверить правильность своей догадки:

–– Я рад, что меж нами возникли столь завидные чувства, –– протянул он, с хищным прищуром разглядывая жену, словно незнакомку. –– Но раз так, не соблаговолите ли вы, милая женушка, напеть мне своим ангельским голоском пару любимых нами баллад? Я так скучал по вашему исполнению. Креймер! Принеси герцогине лютню. Она желает усладить своим пением наш слух! –– приказал он виночерпию и придавил взглядом Винсента, уже открывшего рот, чтоб напомнить герцогу о том, что его сестра не способна воспроизвести и одного нормального звука, а уж играть на лютне и подобно не умеет. А кошачий визг и жалобные стоны струн, что она сможет исторгнуть, вряд ли смогут усладить чей-либо слух. И закрыл рот, оставив мнение при себе, и приготовился насладиться интересным зрелищем, задуманным Мороган для повторного унижения дьяволицы.

Саша же хлопнула ресницами, озадачившись: какими еще неведомыми ей достоинствами обладала покойница? Со вздохом взяла принесенную лютню. Наморщила лоб, перебирая струны и тексты песен в памяти. Взгляд скользнул в оконный проем, туда, где в небесной темноте плыл разбавленный тучами шар луны. И поняла, что исполнит. Была одна песня, которая нравилась одинаково сильно и ей, и Максиму. Он даже записал ее на свой мобильный в Сашином исполнении.

Через минуту руки привычно перебирали струны, исторгая нужные аккорды. Она словно вновь взяла гитару и очутилась дома. И хотя в руках была лютня, а вместо привычного узкого пространства ширился огромный зал она, как и тогда, пела для него и надеялась, что он все равно услышит и через века, и все поймет:

–– ‘Я не вернусь, так говорил когда-то и туман, глотал мои слова и превращал их в воду… Я все отдам за продолжение пути, оставлю позади свою беспечную свободу’…

Рука Мороган невольно сжала кубок и по позвоночнику пошли токи, проникая в сердце, заставляя его биться все сильней и яростней. С каждой фразой, с каждым тактом он все больше уверялся –– эта женщина не Бритгитта. И не понимал, как этого не заметили окружающие? Приятный волнительный голос, задумчивый, полный печали взгляд и душа, способная настолько тонко чувствовать –– все это могло принадлежать кому угодно, но не дьяволице. Но куда она делась и как такое могло случиться? А может он все-таки не прав, и герцогиня набралась у Морхары колдовских чар и заклятий по одурманиванию мужчин?

Он хмурился и вслушивался в слова песни, в голос, трогающий саму душу и чувствовал, как им овладевает трепет. О, это забытое чувство волнения…Не слишком ли он стар для него?

Смолк последний аккорд, и в зале повисла тишина. Винсент хмурился, Родерик поглаживал усы, щурясь на герцогиню, Вордан задумчиво смотрел перед собой, а Мороган с каменным лицом изучал узор на кубке. Саша вздохнула:

–– Теперь я могу быть свободна милорд?

Он лишь кивнул. Девушка встала и пошла к себе, довольная, что экзекуция ужином закончена, и он прошел весьма плодотворно. Для нее.

И уже ступила на первую ступень лестницы, как услышала вопрос:

–– Позвольте узнать, куда вы направились, миледи?

–– К себе, –– пожала плечами Саша, остановившись, и посмотрев на герцога. –– Я устала и хочу спать.

–– Увы, сегодня вы спите на конюшне.

––Что? Ей послышалось?

–– Вы наказаны, миледи. За то, что подвергли мою дочь опасности.

Саша склонила голову, обдумывая услышанное, и не сдержала улыбки: и в чем наказание? Ах, какой страшный зверь объявился в замке! И какие жуткие наказания придумывает. Что такое конюшня, имеющая сено для удобного ложа, по сравнению с двумя стульями, на которых ей приходилось спать, работая в нервном отделении педиатрической больницы? А те перины, от которых она неделю как, наконец, избавилась?

–– Спасибо, милорд! –– весело рассмеялась Саша, к всеобщему удивлению, и безропотно направилась в сторону выхода на улицу.

‘Изменилась, говоришь’? –– прищурился Мороган на Вордана, проводив жену подозрительным взглядом. Он ждал возмущенных криков, как минимум, и угроз с попыткой убить его на месте, как максимум, а вместо этого милая, довольная улыбка и благодарность за унижение и откровенное оскорбление достоинства благородной дамы. Может, Бритта что-то не поняла? Нет, она могла потерять память, но не ум.

Значит, что-то не понял он.

Мужчины еще долго сидели за столом, потягивали вино и перебирали новости и события, произошедшие за время отсутствия хозяина этих обширных владений. Мороган скупо прокомментировал жизнь в тех краях, которые ему довелось посетить. Наконец, мужчины начали расходиться. Первым ушел Вордан, спеша узнать, не нужно ли что герцогине? Ночи очень холодные, зима не сегодня –– завтра укроет землю снегом, и женщина легко может простудиться. Да и не место ей среди лошадей, на соломе, как самой последней нищенке.

Потом ушел Родерик, и, наконец, нехотя покинул герцога и Винсент. В принципе, он был удовлетворен произошедшим –– Мороган только ступил на свою землю, как принялся осуществлять задуманное. Скоро можно будет вернуться домой и не беспокоиться о душе несчастной Бритгитты. От силы месяц и она попадет в светлые руки Создателя, раскаявшаяся, искупившая грехи. В эту ночь Винсент спал как никогда безмятежно и сладко.

Морогану же не давало покоя поведение Бритгитты, и он направился в конюшню проверить, как она исполнила его приказ. И был уверен, что не найдет ее там. Наверняка женщина уже спит в своих покоях на множестве любимых перин под бдительным оком служанок, довольная, что так искусно исполнила роль кроткого и невинного существа и с легкостью провела бывалых воинов.

И он даже хотел этого, потому что тогда загадки бы разрешились и волнение, сродное юношескому пылу влюбленного, уступило бы место естественному и понятному чувству ненависти и расчетливой мести.

Но желаниям не суждено было сбыться.

У входа в конюшню, перегородив проход к двери, словно сторожевой пес лежал Айларик и смотрел в небо, усыпанное звездами. Увидев хозяина, он вскочил и низко поклонился.

–– Открой, –– приказал Мороган и, шагнув внутрь, застыл у порога. В углу, на меховом одеяле, постеленном на сено, спали двое, мирно посапывая под еще одним одеялом. Одним на двоих. Первая была Бритгитта –– безмятежно улыбающаяся и совершенно довольная. Вторая –– ее служанка, молоденькая и внешне неприметная вилланка.

Мороган шагнул к жене и присел рядом, пытливо разглядывая спящую. Он пытался увидеть в ее лице фальшь, признак того, что всегда сопровождало ее действия –– расчетливой хитрости, надменности, недовольства и злости. Нет, лицо светло и ресницы чуть дрожат, и дыхание ровное и глубокое. Она не притворялась, а действительно спала.

Мороган вопросительно покосился на конюшего. Тот, не скрывая, любовался госпожой и, казалось ничуть не удивлен и не обеспокоен.

Годфрид качнул головой: не много ли странностей появилось в его замке?

И откинул одеяло с жены.

Айларик дернулся, желая воспрепятствовать герцогу, но вовремя опомнился, замер. Герцог поднимал девушку на руки бережно и почти нежно, стараясь не потревожить сон. Проснулась лишь Майла. Вскочила и испуганно уставилась на господина. Тот качнул ей головой, приказывая бежать вперед и готовить постель герцогини. Майла взметнулась и, подхватив одеяло, скрылась с глаз.

К появлению Мороган в покоях госпожы она уже успела разжечь огонь в камине и закрыть ставни. Мужчина с удивлением отметил отсутствие перин на ложе Бритгитты –– меховое одеяло и две подушки. Он осторожно положил девушку и опять заглянул в лицо: что он упустил? И не нашел ничего необычного, кроме разве самой сути произошедшего.

Он качнул головой и решительно покинул комнату –– будет завтра и будет послезавтра и еще множество дней, в один из которых он обязательно узнает, что за птичка поселилась в теле дьяволицы, и как это случилось.

Г л а в а 22

Вскоре лег снег. Еще кое-где и кое-как, но уже было ясно, не растает.

Недели пролетали, как один день. Саша жила обычной жизнью, разве что по указу герцога обязана была прислуживать его воинам во время трапезы, да мыть посуду после. Девушка с радостью приняла на себя дополнительные обязанности и прилично справлялась с ними. Стражники у герцога были милыми и воспитанными людьми, большинство из которых она знала довольно близко –– они вместе устраивали футбольные матчи. Разговоры на эту тему не стихали и во время обедов. Рыжий верзила Сайрес, голкипер воинской команды, и Юджирон, нападающий Сашиной команды, быстро распределили обязанности по помощи госпоже меж товарищами, установив своеобразное дежурство, и ей не приходилось таскать чаны с похлебкой и огромные блюда с пирогами, гусями да горячим рагу. И убирал после себя каждый, с улыбкой кланяясь герцогине и расспрашивая о незначительных вещах, бросая фразы в знак внимания и уважения: ‘Как вам сегодняшняя погода’? ‘Уверен, вы сегодня устроите знатное сражение’. ‘Спасибо, пирог с яблоками сегодня особенно удачен’. ‘У Майлорта болит нога, наверняка к непогоде’. ‘Не нужна ли вам помощь, миледи Бритгитта? Я могу принести воды’. ‘Не огорчайтесь, что милорд запретил вам прогулки, мы и здесь не дадим вам скучать’. ‘Да, да миледи, с нетерпением ждем матча’…

В общем, указ герцога привел к тому, что Саша еще больше подружилась с воинами и челядью замка. А то, что ее теперь не выпускали за ворота и запретили брать лошадь, угнетало лишь первые сутки, на вторые она наряду с постоянной командой организовала и запасную –– юношескую, в которой виночерпии вместе с вилланами и поварятами устраивали не менее бурные и азартные сражения, чем взрослая команда. А еще учила Ульрифа грамоте. Дезидерию всему тому, что умела сама, и считала, могло пригодиться ей в жизни: от стрельбы из лука до лечения определенных болезней, от выкраивания колпаков для кухонных работников до приготовления печенья, а главное, терпению, пониманию и любви к ближним. И усердно шила: игрушки детям, одежду беднякам в деревню, слугам, чтоб заменить износившуюся. В общем, дел хватало. И, слава богу, ей никто не мешал.

Мороган объезжал свои немалые владения, выслушивал накопившиеся жалобы и вершил правосудие, вставая чуть свет и появляясь дома далеко за полночь. Винсент либо уезжал с ним, либо рьяно молился, обсуждал с отцом Северном богословские темы и пил, тайно и сильно. Родерик гонял воинов на тренировках да принимал подать с вассалов милорда. Вордан сопровождал господина.

В тот день Саша даже не заметила, что Мороган дома и никуда не выехал. Она как обычно помогла подать завтрак воинам, наскоро помыла посуду, подгоняемая Дезидерией и переодевшись в мужскую одежду, помчалась на импровизированное футбольное поле, где ее уже ждали. Должен был состояться решающий матч, последний в этом сезоне. Снег еще не тронул их поле, но уже подкрадывался, белыми островками маяча по периметру. Все жители замка сгорали от нетерпения узнать: кто же выйдет победителем и получит из рук миледи Бритгитты награду –– флаг с вышитым ею лично футбольным мячом, сапфировую брошь и возможность пыжиться от гордости всю долгую зиму, неся звание –– чемпион.

–– Я –– чемпион Сайрес! –– стукнул себя в грудь гигант.

–– Ты сначала им стань! –– возмутился Юджирон.

–– И стану!

–– Мы вас обыграем!

–– Нет, мы вас!!

Саша прикрыла рот ладошкой, чтоб скрыть смех, и подкинула мяч:

–– Начали!

Вордан с тоской смотрел на тренировку воинского состава и мечтал оказаться с той стороны замка, где уже вовсю кипят страсти футбольного сражения. Но милорд Мороган будет недоволен, если не найдет его здесь. И приходилось мучиться от неизвестности.

Вскоре появился герцог. Встал рядом, сложив руки за спиной, и начал обозревать свое воинство, придирчиво осматривая, внимательно следя за каждым из тренирующихся. С полчаса молчал. ‘Полматча прошло’, –– с тоской подумал Вордан и услышал то, что, надеялся, пройдет незамеченным глазу господина:

–– Не вижу Сайреса, Юджиона, Богарта, Вильета и многих других. Где они? –– он был явно не доволен и даже сердит, усмотрев в отсутствии воинов пренебрежение к его персоне и своим обязанностям.

Вордан опустил голову. Солгать? Сказать, что они уехали на охоту?...

–– И не говори мне, что они уехали на охоту…в составе 30 человек.

–– Нет, милорд, –– не сдержал тяжкого вздоха мужчина. –– Они играют.

–– В куклы с моей дочерью?–– выгнул бровь Годфрид. –– Тогда мне стоит подумать: нужны ли им мечи, а мне такое количество нянек для единственной наследницы.

–– Милорд, это совсем не то, что вы думаете. Игра называется –– футбол. О, это очень серьезная игра, требующая и хорошей реакции, и сноровки, и умения…ума. Сегодня решающий матч. Миледи выставила приз –– самолично вышитое знамя…

Мороган до хруста сжал зубы: миледи! Мало эта чертовка беспокоит его душу, тело и воображение, так еще и морочит голову его воинам!

–– Матч… А скажи мне, Вордан, когда она успевает? Ей мало работы? Или ее освободили от указанных мною обязанностей?!

–– Что вы, милорд. Ни у кого и мысли не возникает перечить вам. Миледи в точности исполняет ваши приказы и очень хорошо справляется с работой. И даже благодарна вам за это. Сама она не решалась напроситься в помощницы, а в воинском зале всегда стоял шум, и обеды проходили долго. Теперь порядок, чистота и тишина.

Теперь Мороган сжал и кулаки –– дьяволица безропотно и ‘с радостью’ выполняет черную, унизительную для любой леди работу? И ‘благодарна’ ему!

И кто сказал что это –– Бритгитта?

–– Пойдем. Я желаю посмотреть …матч.

Делать нечего –– Вордан повел хозяина к калитке, через которую можно быстро попасть на футбольное поле. И чем ближе они подходили к нему, тем медленнее шел Мороган. Наконец, остановился и застыл, не зная то ли сердиться, то ли смеяться. Квадрат вытоптанной земли был обложен камушками и имел четыре внушительных валуна с двух сторон. По краю толпились слуги: от юных виночерпиев до оборванных вилланов из деревни. А его воины галдели, как толпа простолюдинов на базаре, споря о чем-то непонятном, и чуть не наскакивая друг на друга, словно петухи. Стоял невообразимый гам, в центре которого находились его женушка и лучший из воинов. Сайрес, взъерошенный, потный и красный, нависнув как скала над женщиной, орал, злобно вращая глазами и прижимая к ребрам круглый шар:

–– Гол!!!

–– Штанга!!! –– вопила в ответ Бритгитта с неменьшим возбуждением и, подперев руками бока, казалось, готова кинуться на великана, который был как минимум в три раза больше ее. Лицо разрумянилось, глаза горели, волосы разметались и прилипли ко лбу, тонкая фигурка, обтянутая мужским костюмом из черного бархата, выглядела не только хрупкой, но и до возмутительности притягательной.

–– Гол!!

–– Я сказала штанга!!! Мяч попал в валун!!

–– Вздор!!! Мяч прошел в ворота!!! Гол!!

–– Штанга!!!

––Хм, –– ответил смущенно Вордан на изумленный взгляд герцога.

–– Угу, –– кивнул тот и решительно направился к спорщикам. Встал, буквально в метре от них и озадачился: когда же они его заметят? И тот и другой продолжали кричать в лицо друг другу непонятные герцогу слова: ’гол’ и ‘штанга’. Через минуту он понял, что может лишиться слуха, пока ждет, и решил обратить на себя внимание, отобрав мяч у Сайреса. Тот метнул в наглеца гневный взгляд и, мгновенно побледнев, смолк. Бритта перевела взгляд с оппонента на герцога и застыла с открытым ртом. В глазах появилась смесь растерянности и непонимания: а что собственно вы здесь делаете?

Герцог подкинул на руке произведение кожевника, внимательно осматривая легкий кожаный шар и давая время спорщикам прийти в себя.

Бритта вздохнула и заскучала, и Мороган обратился к Сайресу, выставив мяч как улику:

–– Не подскажите ли, мессир Сайрес, что сие значит? Очень, знаете ли, любопытно мне знать, что вы делаете здесь в то время, как должны находиться на ристалище? И отчего кричите, словно торговец на ярмарке?

–– Простите, милорд Мороган, –– пробубнил мужчина, свесив голову на грудь. Девушка набрала в грудь воздуха, решаясь заступиться, и шумно выдохнула –– Мороган развернулся к ней и навис с весьма неприятным видом, вопрошая неласково:

–– А вы, миледи, не соизволите ли объяснить мне значение слов: матч, гол, штанга?

Девушка скривила рожицу, означающую что угодно, только не подобающее случаю покаяние, и Мороган еле сдержался, чтоб не рассмеяться. Тут его толкнули –– из толпы протиснулась девочка и возвестила:

–– Папа, папа, я расскажу!

–– А ты что здесь делаешь? –– удивился герцог. Дезидерия была одета точь в точь, как мачеха, и точно так же вела себя, повторяя даже манеры: она подперла руками бока и заверещала:

–– Была штанга: мяч ударился о валун и ушел в сторону, а Сайрес настаивает, что был гол! Но все видели, что этого не было!

–– Мяч прошел в ворота! –– рявкнул великан, не сдержавшись. Бритта вздрогнула от неожиданности и словно очнулась, выкрикнула в лицо:

–– Тебе же ясно сказали –– штанга!! Все видели!!

–– Молчать!! –– пришлось крикнуть и Мороган, давя в зачатке новое разрастание конфликта.

–– Ну-у, так всегда, –– уныло протянула Дези и попросила: –– Пап, отдай мяч. У нас 1:1, и кто победил непонятно. Отдай, мы должны выяснить кто победитель.

Мороган с минуту пытливо смотрел на дочь и кивнул:

–– Отдам. Если мне объясните правила игры.

–– Ура!! –– пронеслось по рядам юных зрителей. Воины довольно заулыбались, Вордан перевел дух и расслабился, а Сайрес указал на Бритту:

–– Госпожа хорошо объясняет. Вам понравится игра, милорд. Она замечательная.

Мороган уставился на девушку, и та нехотя и чуть смущаясь начала рассказывать, как играть. Герцог слушал ее в пол-уха, его мысли были далеки от глупой беготни по полю за единственным мячом на почти сорок человек. Он, не мигая, смотрел в лицо девушки и все сильнее сжимал в кулак спрятанную за спину руку, чтоб удержаться и не схватить собеседницу, не впиться в манящие губы. Ему представлялись ее изумительные белые плечи, спрятанные сейчас под черный бархат, и пальцы, казалось, уже касаются нежной кожи, и губы ощущают ее вкус…

Наваждение! –– Мороган тряхнул волосами и кивнул присутствующим, стараясь больше не смотреть на Бритгитту:

–– Я понял. Начинаем!

‘Что за безумная женщина’! –– думал он во время игры, внимательно следя за герцогиней, находясь все время поблизости. Ее раз двадцать чуть не сбили, не затоптали на смерть, она получила два удара и три тычка, но словно и не заметила этого, кричала, кружила по полю и все рвалась в гущу воинов за мячом.

Когда был забит решающий гол, герцог схватил девушку за руку и, развернув к себе процедил в лицо:

–– Выиграли последний раз!

И двинулся с поля к замку.

Саша поджала губы и сообщила его спине все, что думает о тиранах вообще. Мысленно, конечно. А вслух закричала, провозглашая победу:

–– Ура!! –– этот возглас был подхвачен и сотряс воздух оглушительным ревом воинства.

Мороган даже качнуло от неожиданности. Он остановился и обернулся: его жена прыгала, выкрикивая свое ‘ура’, а вокруг те же пируэты выписывали его воины, взрослые мужчины, которые на данный момент больше напоминали больных бешенством кузнечиков. Герцог качнул головой и направился в замок, твердо уверенный, что его жену зовут как угодно, но не Бритгитта.

Мороган выслушивал отчет Родерика о сдаче податей, как в залу, хромая, вошел мальчуган в добротной и сшитой явно на заказ одежде. Он степенно поклонился мужчинам и направился к лестнице, ведущей вверх.

Годфрид вопросительно посмотрел на Родерика.

–– Ульриф, брат конюшего, –– тихо ответил тот.

–– Стойте! –– тут же окрикнул мальчика Мороган и, подойдя, окинул внимательным взглядом. –– Что вам здесь угодно, молодой человек?

–– Я по приглашению миледи Бритгитты, милорд. Госпожа так добра, что дает мне уроки грамматики, –– ответил малыш, робея, и тут же напомнил себе, что он уже большой и должен вести себя подобающе: выпрямился и с достоинством отпрыска благородного семейства посмотрел на герцога. –– Я хочу стать бардом, милорд, чтоб воспеть в балладах вашу воинскую доблесть и милосердие вашей жены, прекрасной леди Бритгитты.

Мороган прищурился: ’Так-так…готов воспеть милосердие…Нищий мальчишка на попечении дьяволицы,…которая сама двух слов на бумаге связать не может и с трудом считает до десяти’.

–– И чему вы уже научились?

–– Я знаю все буквы и могу…почти могу читать. И считаю до пяти! –– гордо возвестил мальчик. –– Миледи считает, я смышленый.

–– Вполне возможно… Какой месяц вы берете уроки у моей жены?

–– Три недели, милорд.

–– Тогда вы действительно смышлены…или у вас хороший учитель.

Мальчик расцвел, услышав похвалу из уст самого Кельтского вепря, но не забыл заметить:

–– Миледи Бритгитта самый лучший на свете учитель!

–– Охотно верю. Что планируете изучать сегодня?

–– Чтение и сложение.

–– Сложение? –– выгнул бровь мужчина и кивнул. –– Что ж, не буду вас задерживать.

И проводил ребенка задумчивым взглядом:

–– Так что я еще не знаю, Родерик? –– спросил тихо. Сенешаль развел руками.

Ее отстранили от работы. Теперь обед воинам разносили три дородные вилланки, и Саша восприняла это как личную обиду и жестокое, но совершенно несправедливое наказание. И потребовала у Гадура вернуть ей работу, на что услышала:

–– Приказ милорда! Вам не место среди простых наемников, миледи! И где ж это видано, чтоб знатная дама своими нежными ручками плошки после них скребла?

Девушку это замечание возмутило до предела, но она оставила высказывания на сей счет для других ушей –– милорда Мороган.

–– Я сейчас вернусь, –– заверила Гадура и решительно направилась к герцогу за ответом, кипя от негодования.

Милорд был не один –– из залы доносился вкрадчивый голос Винсента, и Саша невольно притормозила, прислушиваясь к тому, что он говорил:

–– …Годфрид, для ее же блага. Она должна понять, что путь страдания единственно правильный. Я разговаривал с отцом Севереном. Он считает, что ты недостаточно тверд в своих намерениях. Гордыню невозможно усмирить лишь черной работой. Отправь ее на конюшню, на скотный двор и …подвергай физическим наказаниям. Плоть так же должна быть усмирена. Никаких перин –– пусть спит на голом полу и ходит в рубище, ест черствый черный хлеб…

Саша скривилась, сообразив о ком идет речь, и шагнула в зал:

–– Добрый день, Винсент. Случайно услышала разговор и не могу удержаться от комментариев –– знаком ли ты с радикальным способом решения религиозных проблем на почве искупления грехов и усмирения плоти? Нет? С удовольствие просвещу: берешь серп, желательно тупой, и без наркоза лишаешь себя мужского достоинства. Если удастся и выживешь –– можешь смело считать себя ангелом!

Мороган фыркнул и прикрыл ресницами насмешку и любопытство, появившееся в глазах.

У Винсента задергалось веко. С минуту он пытался найти достойный ответ и смог лишь повернуться к Мороган, призывая в свидетели святотатства сестры. Ткнул в ее сторону пальцем и прошипел:

–– Ты видишь, в какой опасности ее душа? Ее нужно прилюдно заставить каяться, держать в посте и молитве много дней и ночей, чтоб дьявол оставил это тело.

–– Угу, вместе с той душой, о коей ты печешься, –– кивнула Саша, не скрывая презрения к фанатику. –– Может, я сама как-нибудь о ней позабочусь, а ты пока своей займешься?

Винсент зло сверкнул глазами, а герцог продолжал изучать пламя в камине, как-будто ничего больше его не занимало.

–– Милорд, вы должны принять меры…

–– Ты свободен Винсент! –– оборвал его Мороган и поторопил взглядом. Мужчина понял, что перешел границы дозволенного, указывая хозяину, что ему делать. И склонившись в низком поклоне, заглаживая свою вину, тихо выскользнул из залы.

Герцог вновь стал изучать огонь в камине, а девушка неуверенно прошла к окну, расстроенно нахмурилась: и отчего люди сходят с ума? И почему ей так везет на ненормальных? Что она сделала собственному брату, чтоб он так ее ненавидел?

–– Идите сюда, от окна дует, –– тихо позвал Мороган, и Саша безропотно подошла, встала с другой стороны очага, поглядывая на веселые языки пламени.

–– Когда я был маленьким, очень любил смотреть на огонь. Говорят, в нем живут саламандры и наделяют своих любимцев провиденьем, –– задумчиво протянул Годфрид, чтоб отвлечь девушку от скорбных мыслей.

–– Вы действительно верите в это?

–– А вы? –– вскинул он взгляд. –– Во что верите вы? В дьявола, Одина или Иисуса Навина?

Саша качнула головой: неужели мало Винсента? Еще и с вами эту тему обсуждать?

–– Спросите у графа Вайвика.

–– Ах, да! У кого же еще?... Даже богословские беседы вы перепоручаете вести ему. Брат, конечно…у вас странная родня, миледи. Не находите?

–– Ее не выбирают. Гены, знаете ли.

–– Гены? –– качнул головой Мороган, то ли соглашаясь, то ли уличая в преступлении. И сложив руки на груди, не спеша подошел к ней, встал рядом, внимательно изучая лицо девушки.

–– Что вы на меня так смотрите? –– забеспокоилась Саша.

–– Жду, когда вы выскажете свои претензии. Ведь вы явились, чтоб поговорить со мной, а не с братом. И в весьма расстроенном состоянии.

–– Да, милорд. Я была возмущена вашим наказанием и хотела выяснить его причину. Вернее, возможность его изменить. Может быть, вы накажете меня как-нибудь иначе?

–– Поясните, –– фиолетовый глаз внимательно прищурился.

–– Вы лишили меня работы на кухне за то, что я посмела отвлечь ваших воинов от повседневных обязанностей. Но хочу заметить, милорд, игра в футбол тренирует тело и разум не меньше, чем тупое махание мечом…

–– Махание мечом спасает жизнь не только обитателям замка, но и всем моим подданным. А ваша игра спасает лишь от скуки, а мне не нужны праздно шатающиеся.

–– Это не моя игра.

–– А чья?

Саша опустила голову, не зная, что ответить. Врать не хотелось, а правда была ей не по карману. Мороган нежно приподнял ее за подбородок и тихо сказал:

–– Вы все перепутали, миледи: наказанием была работа на кухне, а не ее отсутствие.

Зрачки девушки удивленно расширились:

–– Трудотерапия?

Годфрид еле сдержал улыбку, услышав еще одно незнакомое слово: похоже, их запас неиссякаем:

–– Примерно, –– кивнул, словно понял о чем речь, и решил испытать женщину. –– Неужели грязная работа и прислуживание грубым воякам доставляли вам удовольствие?

–– Представьте, да. И эта работа не грязней другой, а ваши ‘вояки’ приличные и очень воспитанные люди. И я прошу вас вернуть мне мои обязанности.

–– Отчего вы так настойчивы?

–– Я привыкла работать, милорд, а не, как вы выразились ’праздно шататься’. Мне претит безделье. Я хочу быть полезной.

–– Так в чем же дело? У вас есть достойное леди занятие –– покровительство нищим вилланам и обучение их грамоте. Кстати, сами-то вы давно брали в руки перо? Писали Фьегорту? –– Мороган взял первое, пришедшее на ум имя, и чуть не рассмеялся, увидев, какой эффект оно произвело на девушку –– та озадаченно наморщила лобик, пытаясь вспомнить того, кто не существовал. ’Так-так, и что ты будешь делать?’ –– пытливо уставился на нее мужчина, из всех сил сдерживая улыбку, но губы сами расползались в стороны, обнажая безупречно белые зубы.

Саша совсем растерялась –– этот мужчина был для нее неразрешимой загадкой. Она никак не могла понять, смеется он или сердится, и что вообще хочет. Так же она не могла понять Максима, и его взгляд часто возбуждал в ней чувство ущербности.

И вот мало ей этих братьев-близнецов, так еще какой-то Фьергонт упал на голову! И что прикажете делать?

–– Я… напишу.

–– Когда же?

–– Э-э-э…сегодня же.

–– А Алисанте и Кларенсу?

–– Ап…у-у…э-э-э, буф-фр! –– Как много, оказывается, знакомых было у Бритгитты. Морхара могла бы и предупредить, чтоб не ставить ее в неловкое и весьма чреватое неприятностями положение. Впрочем, бабулька выразилась вполне ясно –– плыви лебедь белая, пока ласты работают!

–– Напишу! –– заверила Саша и кивнула с самым серьезным видом, чтоб разогнать последние сомнения.

–– Н-да? –– изобразил удивление Годфрид, от души потешаясь над доверчивой глупышкой,–– думаете, стоит тратить бумагу?

–– Конечно, –– заверила Саша, мысленно советуя герцогу поскорее отправиться в еще какую-нибудь командировку.

–– Есть веская причина тому?

‘Да что ж ему надо?!’ –– вздохнула девушка, совершенно запутываясь:

–– Угу, есть.

–– И, наверное, безотлагательная?

–– Угу, –– прикусила губу Саша и покосилась на выход, придумывая повод удалиться.

–– Так мне позвать их?

–– Кого?

–– Алисенту и Кларенса.

‘А они живут через дорогу?’ –– озадачилась девушка. Мороган качнулся к ней и, заглянув в лицо, проникновенно сообщил:

–– Кларенс, мой писец, Бритта. А Алисента, его сестра. Они живут здесь. Я думал, вы знаете об этом.

–– Я ударилась, милорд, –– напомнила ему девушка, надеясь, что для него это веская причина, объясняющая то, что она не знает слуг, живущих в доме.

–– Я помню, –– кивнул он. –– В младенчестве.

–– Вы невыносимы, –– Саша развернулась, желая поскорей покинуть герцога, пока он еще какую-нибудь каверзу не придумал.

–– Постойте, миледи, мы ведь так и не решили, чем вам лучше заняться?

Саша остановилась и подозрительно покосилась на мужчину:

–– Ваше предложение?

Герцог шагнул к ней и, обхватив за талию, прижал к себе:

–– Самое лучшее занятие для женщины –– согревать постель мужчины.

Саша глянула в его смеющиеся глаза и, покраснев, оттолкнула наглые руки, ринулась вон из залы, не найдя лучшего ответа на столь возмутительное предложение.

–– Распорядитесь подать обед, я голоден, –– донеслось до нее уже на выходе. Она невольно улыбнулась: Максим, помнится, в той же манере руку и сердце предлагал. Впрочем, пращур его во всех отношениях переплюнул…

Мороган довольно щурясь, смотрел на выход из залы, в котором скрылась девушка, и пребывал в самом приятном настроении: ах, что за дивный цветок появился в его владениях. И кому сказать спасибо? Узнать подробности? Наверное, стоит посетить Морхару. Кому, как не ей, знать ответы на многочисленные вопросы? Вряд ли без нее обошлось.

Что ж, он обязательно наведается к ней, чуть позже, когда точно будет знать, чего заслуживает ведьма: кошеля или виселицы.

Придется ее протеже пройти через некоторые испытания, впрочем, мягкие –– девушка притягивала его настолько, что готов был простить ее обман и с легкостью подыграть, и оставить все, как есть, но лишь в том случае, если эта Бритгитта оправдает его надежды. Впрочем, сходные с иллюзией…

А где его настоящая жена и зачем ее заменили другой, он узнает обязательно, и если та мертва, а эта невинна и не имеет преступных намерений, он с радостью забудет о дьяволице, и оставит все, как есть. Что и говорить –– эта жена ему больше по нраву, чем та…

Жена…

Мороган глубоко вздохнул, чтоб умерить рвущееся наружу сердце и усмирить фантазии. Одно плохо –– он хотел ее. Хотел настолько, что терял не только бдительность –– голову.

Г л а в а 23

Он придумал самое худшее наказание из всех, что мог придумать –– позвал гостей. В выходные замок напоминал растревоженный улей. Саша затаилась. Ее страшили неизвестные люди в богатых одеждах с надменно-замороженными лицами, и она старалась не выглядывать из своих покоев и мучилась от страха, понимая, что долго прятаться не получится. И неважно, что к концу выходных, по разведданным Майлы, гости разъедутся –– два дня нужно пережить, и не просто пережить, а достойно, чтоб не совершить какой-нибудь глупости и не раскрыть себя. А как это сделать, если не знает даже имен прибывших?

И на весь спектр неприятностей одно утешение –– уехал Винсент. Его жена собралась умирать и послала гонца, желая увидеть супруга хотя бы перед смертью. Граф немедленно собрался в дорогу и пожелал взять с собой сестру, но Мороган категорически воспротивился, и Винсенту пришлось отбыть одному. Дышать Саше стало намного легче –– под взглядом и неусыпным контролем фанатика жилось несладко, и она то и дело ждала от него неприятностей. И вот брата нет, а неприятности все же появились. Мороган словно принял эстафету по контролю и давлению и прочим милым их сердцу мелочам. Правда, взгляд фиалковых глаз значительно отличался от взгляда серых, но манеры и приемы были много искуснее. И вот это-то Сашу и нервировало. Мороган был много умней Винсента, и, казалось, знает то, что скрыто от глаз других, но что из этого последует, было невозможно и предположить.

В комнату ворвалась Майла, раскрасневшаяся от впечатлений, восторженная от предвкушения знатного веселья:

–– О, госпожа! Вы еще не одеты? Милорд велел вам спуститься и пообещал привести силой в чем вы есть, если не поторопитесь!

Девушка заметалась по комнатам в поисках достойного ее госпожи наряда и принялась наряжать совершенно расстроенную и оттого не годную к сопротивлению Сашу и, не умолкая, щебетать:

–– Ах, сколько знатных дам! А милордов?! Граф Фридем, ваш сосед, лорд Фольворк, миледи Трудвида с сыном, отменным мужчиной. Ах, какой красавец! А еще Айнштайм и Соффлекс, Мойтр….Ах, какое знатное веселье намечается! Менестрели уже заняли свои места, Гадур превзошел сам себя и испек огромный торт со сливками! Ах, весь замок в восторге! Милорд давно не устраивал праздников, он вообще не любит шума и многолюдных сборищ, живет замкнуто. Вы же всегда стремились к веселью и правильно –– вы созданы, чтоб блистать! Ну, отчего ж вы там грустны? И не появляетесь перед гостями? Леди Мойтр считает, вы подурнели и стесняетесь, а служанки миледи Трудвиды открыто завлекают милорда, думая, что вы у него в немилости. Совсем страх потеряли… Все из-за того, что вы отказались выходить и погребли себя в этих покоях! Хозяин встречает гостей, а хозяйка и шагу навстречу не ступила! А некоторые считают, что это проявление возмутительного пренебрежения к ним. Всем известен ваш нрав, но подобного вы себе еще не позволяли –– пренебрегать своими вассалами и соседями! Ах, сколько претензий возникнет к вам у милорда! Подозреваю, он уже вне себя: холоден, что глыба льда, и едок больше обычного!

Девушка закончила с платьем и принялась украшать госпожу, как новогоднюю елку, свешивая на нее драгоценности: серьги, браслеты, бусы, диадему на голову.

Саша стащила ее и хлопнула на стол с самым хмурым видом.

–– Тогда сеточку, –– легко согласилась Майла и начала пристраивать на голове ансамбль из золотых нитей, жемчуга и россыпи мелких корундов. Саша, морщась, стащила и ее.

–– Да что с вами, госпожа? –– всплеснула руками служанка, всерьез забеспокоившись. –– Вы не заболели? Бледны и печальны…

Что ей ответишь? ‘Майла, я до смерти боюсь’! –– легко подумать, трудно сказать. Чем аргументировать свой страх? Тем, что она понятия не имеет, как выглядит миледи Трудвида и не отличит графа Айнштайма от лорда Фольворка? И обязательно совершит какой-нибудь промах –– не то скажет, не так посмотрит. А притвориться глухонемой не получится. И умереть за две минуты до выхода на ‘эшафот’ тоже.

Как объяснить Майле, что Мораган пригласил гостей и устроил праздник не в знак особого расположения к супруге, а с целью ее уличения в преступлении. И ему она тоже не сможет объяснить, как заняла место Бритгитты. И зачем и отчего не призналась сразу. Что теперь будет? Прощай ее уютная квартирка на Вернадского, здравствуй веревка на шею. В лучшем случае. А если еще церковь подключат, узрев в ней особо опасную ведьму? Станет недурственным факелом на метр семьдесят.

Саша еле сдержалась, чтоб не расплакаться, и уставилась на свое размытое в отшлифованной пластине железа отражение: и как путевочка? Отдохнула? И за что Морхара над ней издевается?

‘Сними очки со лба’! –– а проще выражаться нельзя? Доступнее. Нет, в принципе понятно –– Максим, в нем дело и в ней, в их отношениях, но как можно разобраться, имея перед глазами его полное отражение? Вот, вот в чем дело!

Как только она поняла, кого ей напоминает Мороган, она окончательно запуталась и перестала адекватно воспринимать действительность! Ее мозг, глаза, уши, сердце и душа воспринимали средневекового герцога, как соседа–современника –– без страха, осторожности и прочих естественных компонентов для сохранения жизни в этом мире. И вместо того, чтоб вести себя предельно осторожно и внимательно, она плавилась от тех чувств, что имелись у нее к Максиму, и еле сдерживалась, чтоб не прижаться к плечу Мороган и не выплакаться, не пожаловаться на то, что ей пришлось пережить молитвами злой колдуньи, не говоря уж тех трудностях, которые она испытала и там, и здесь.

Но если она не позволяла себе подобного, когда рядом был Максим, как она может позволить себе подобное, когда рядом Годфрид? И откуда она знает –– как он относится к ней? Если Максим долгое время оставался для нее загадкой, то и этот ничем не уступил –– те же манеры. Теряйся в гипотезах –– что надобно? И когда он проявится? Как и Макс, через семь месяцев? Немного осталось –– полгода. Вот только проживет ли она столько? Если в ее веке не знаешь, что ждет через час, то в эти жестокие и воистину темные времена –– подавно. Здесь каждая минута –– сдача экзамена на зрелость, жизнеспособность и ловкость ума. А ставка –– жизнь и возможность вернуться домой….

Правда, к этому она уже не стремилась с той силой, что раньше, скорей по инерции считалась не с желанием, а стереотипом мышления –– дом там, где родился, значит надо именно туда и никак иначе. Старательно придумывая причину вернуться, прятала от себя самой причину остаться. Макс…Она полюбила его, сама того не желая, и сознательно отталкивала, понимая, что у них не может быть будущего: она нищая бесперспективная соседка с более чем посредственными физическими и умственными данными, отягощенная хлопотным окружением. Он –– самостоятельный, уважаемый и положительный во всех отношениях мужчина, герой, красавец и умница. Оттого завидный жених для других и недосягаемый для нее. Что она ему может дать? Чем удержит? А потом вновь боль обид и тоска одиночества? Так лучше и не начинать, не мечтать, не пытаться…

Но она получила шанс здесь. Мороган, что Малевин, но она ему уже ровня: хоть фальшивая, но герцогиня и полезной может быть, и помочь много лучше любой другой, в силу имеющихся знаний. Огромных для этих времен и мизерных для своих. Стоит ли стремиться домой? Макс, наверное, давно забыл ее, а может, и женился. А что ей предлагал да ходил часто, так это не обязательно –– любовь, скорей –– жалость.

А если нет? Если любит, ждет, ищет?

Нет, домой! Что она здесь будет делать? Плутать в дебрях своих глупых иллюзий, мыслей и чувств? И рисковать потерять голову не только в переносном, но и в прямом смысле?

Но как вернуться, как дожить до этого светлого момента, если она опутана, связана по рукам и ногам и чародейкой Морхарой и Кельтским вепрем? Вот ведь задачка: что там высшая математика! Впрочем, она б ее решила. Напрягла б извилины и нашла выход.

Вот только б не сливался Макс Мороган с Годфридом Малевиным в одно целое, путая ее мозговые файлы. А то получается –– говорит она с Максом –– отвечает Годфрид, смотрит на Мороган –– видит Малевина. И надо же иметь такое поразительное сходство!

И надо ж было ей вляпаться в такую историю!

 –– Миледи, милорд Годфрид уже на лестнице. Не думаю, что вам станет лучше, если он явится сюда! –– предупредила Майла, успев сбегать на разведку, пока Саша предавалась тоске и занималась самокопанием.

Девушка тяжело вздохнула и поднялась: будь что будет. Авось!

Помогите все святые… На всякий случай.

Мороган отметил бледность герцогини, неуверенность, тоскливый взгляд и натянутую улыбку и с фальшивой заинтересованностью уставился на собеседника, делая вид, что не заметил появления жены. Его догадка с легкостью получала одно подтверждение за другим, и он еле сдерживался, чтоб не рассмеяться и не объявить глупышке, что ее тайна раскрыта. Но в этом была своя прелесть: знать и молчать, ждать и играть, ставя девушку в неловкое положение, и смотреть, как она выпутывается из расставленных сетей. Давно он так не забавлялся. Не чувствовал легкости и радости, ведя не сражение с противником, а приятную душе игру с понятным и давно предсказанным финалом.

У него практически не осталось вопросов, во всяком случае, тех, что требовали серьезного расследования для получения ответов. Он был почти уверен, в том, что девушка появилась в его владениях без злого умысла. Он готов был поспорить, что Бритта умерла, ударившись виском о камень, как рассказали очевидцы. А Морхара, спасая свою шею и шею внучки от веревки, свершила чудо воскрешения –– на деле устроив подмену. Подробности узнать труда не составит. И, наверное, стоит наказать ведьму за дерзкий замысел, обман своего господина, да не хочется.

Мороган, не скрывая, любовался подаренным колдуньей чудом –– своей новой женой –– много обворожительней, чем предыдущая. Прелестное, утонченное создание, в меру дерзкое, в меру кроткое. Более прекрасное, чем Бритгитта. Лицо этой герцогини Мороган отображало живость ума, мягкосердечие и легкость нрава, а не гонор самоуверенной эгоистичной твари, бессердечной и жестокой лицемерки, порочной, как сам Дьявол.

–– О-о, миледи Бритгитта! –– развел руками лорд Фальк, приветствуя хозяйку. –– Вы как всегда ослепительны, обворожительны, чудесны…

Запел старый ловелас, помогая женщине спуститься с лестницы.

Саша мило улыбнулась полноватому льстецу в смешном головном уборе и озадачилась: кто он? Как обращаться к нему? О чем говорить?

Ей помогли, еще один мужчина с полными губами и изрытым оспой лицом поклонившись ей, забрал того, увлекая в сторону.

Саша замерла, оглядывая гостей и прикидывая, кто есть кто из названных Майлой.

Трое мужчин стояли рядом с Мороган и вели неспешную беседу –– один огромный, как Годфрид, с тупым подбородком и сонным взглядом смотрел в окно, двое других –– рыжий крепыш, лет сорока и седовласый старичок больше обращались друг к другу, чем к остальным собеседникам. Мороган же, казалось, внимательно слушал их.

Саша отвернулась в другую сторону: у камина сидела пожилая пара, вернее - дряхлая –– старик с морщинистым лицом держал дрожащей рукой кубок, женщина в богатом, но слишком теплом платье с неприступным видом оглядывала окружающих. За ними у стульев стояли трое, видимо, их дети –– две полноватые девушки и белокурый юноша с лукавыми синими глазами.

Высокий мужчина с орлиным носом и взглядом подстать щурил глаза, через весь зал поглядывая на Сашу. Рядом пожилая леди с характерным повторением черт –– тем же носом и маленькими серыми глазками. А вот молодая особа рядом с ней была явно из другого гнезда: стройная, изящная и очень красивая. Тугие косички обвивали золотистые ленты и были уложены в замысловатую прическу вокруг ушей и затылка, обнажая лебединый изгиб шеи. Девушка то и дело бросала оценивающие и любопытные взгляды на окружающих. Особого внимания удостаивались мужчины.

У окна две группы –– четверо мужчин примерно одного возраста и трое мужчин, окружающие даму, лет 30 в не богатом, но весьма элегантном наряде с лицом строгим, но приятным.

–– Вам представить гостей, дорогая? –– раздался за Сашиной спиной вкрадчивый голос, полный насмешливого любопытства. Она покосилась –– Годфрид высился над ней и смотрел сквозь полуопущенные ресницы, словно ждал промаха, чтоб уличить во лжи.

‘Не дождешься’, –– подумала Саша и ответила, изобразив светскую львицу и очень надеясь, что удачно:

–– Зачем? Мы знакомы.

–– Но вы же ударились, –– напомнил Мороган, склоняясь к ней. Приобнял за плечи и начал вещать прямо в ухо, разворачивая девушку к тем, о ком шла речь.–– Тот, кто помог вам спуститься –– Ланкран Фальк, а рядом с ним его племянник –– Гийом: игрок, забияка, мот. Любитель крепкого вина и доступных женщин. Он давно мечтает завладеть имуществом дяди и не знает, что тот и сам не прочь поживиться. Пара у камина, мелко поместное полунищее семейство Мойтр: Сесилия и Каргуа, а рядом их дети: та, что полнее –– Пипина, та, что выше –– Матильда и юный Бертам. Между прочим, ваш пылкий поклонник. Вот и сейчас он прожигает вас взглядом. Помнится, на нашей свадьбе вы переусердствовали, завлекая глупца, и он чуть не вонзил в меня кинжал, до того был переполнен чувства, но увидев ваши голые прелести, забыл как держать оружие.

Саша бросила возмущенный взгляд на герцога и попыталась оттолкнуть его, избавившись от шокирующих подробностей и нервирующих объятий. Но Годфрид лишь улыбнулся ей в лицо и продолжил:

–– А вот и еще один поклонник. Говорят, он много удачнее Бертама…Ансельм Софлекс, –– крепкие руки развернули ее в сторону троицы мужчин и женщины. –– Рядом его жена –– Трутильда. Особа весьма строгая и способная на поступок…Будте осторожны, она прекрасно осведомлена о ваших наклонностях и пристрастиях мужа. Рядом стоит ее брат, рыжий такой, с усами –– Анхельм. Ничем не примечательная личность, но вояка славный. Высокий –– Арвик Анштайм. О, о нем стоит вам рассказать подробнее, ведь вы не виделись с ним полгода и не знаете, что ваш любовник, наконец, устроился при дворе, получив незначительную, но полезную для связей должность…писца.

–– Не многовато ли у меня любовников, милорд? –– озадачилась Саша, находясь в некотором замешательстве и от излагаемой информации, и от шокирующе игривого тона, в котором она преподносилась.

–– О, вы очень щедры и любвеобильны…Четверо мужчин у окна –– лучшие воины в моих владениях, бедны, но благородны. Фридем –– седой, невысокий –– получил наследство недавно и начал отстраиваться. Поднимется… А вот ваш самый ярый поклонник –– Трист Норвик. Когда-то он мечтал завладеть вашим приданым. С не меньшим пылом и сноровкой, чем вашим телом. По-моему, последнее удалось, но с мечтами о первом пришлось расстаться.

–– Зачем мне эти подробности?

Мороган даже не обратил внимания на ее вопрос, продолжил:

–– Теперь он находится в глубоком расстройстве по поводу несбывшихся иллюзий. Больше расстроена лишь его мать –– миледи Трудвида. Знатной интриганкой была в молодости, но кроме головной боли ничего не нажила. Теперь мечтает поправить свое положение, удачно женив сына…или воспитанницу. Красавица с лукавым взглядом –– Мелисента, дочь ее сестры, умершей лет пять назад,…но неважно. А-а! Вот и славный Уорвик Эйзенфар, –– Саша встретилась взглядом с карими, весьма выразительными глазами жгучего брюнета очень приятной наружности. Стройный, изысканно одетый и заманчивый, как подарочная упаковка.

–– Тоже мой любовник? –– предположила Саша и услышала легкий смех над ухом:

–– Увы, миледи, мне придется вас разочаровать: нет. И не был и не будет, и сильно удивится, если узнает, что вы могли предположить подобное. Он мой друг. Не один бой мы сражались бок о бок. А вот рядом с ним действительно ваш любовник –– граф Ульфит.

Саша поморщилась: ну, и вкус у этой Бритгитты.

–– Немного ли их набралось для одного вечера?

–– Что поделаешь, дорогая, вы были знаменитой шлюхой… Но советую запомнить: мне не идут рога, и даже не пытайтесь подарить их мне! Рискуете остаться без головы.

Девушку неприятно поразили эти слова, как, впрочем, и грубый тон, коим они были произнесены: она повернулась к Мороган, желая достойно ответить, и увидела его спину. Герцог спокойно шел к группе не представленных ей мужчин, явных вояк, отмеченных шрамами и колючими взглядами. А Сашу тут же окружили, начали приветствовать, расспрашивать, делать двусмысленные комплименты и оценивать взглядами, кружа вокруг, как стая голодных пираний.

За час общения в подобном темпе она израсходовала все свои физические и психические ресурсы, находясь в постоянном напряжении и страхе совершить какой-нибудь промах, насторожить собеседников и Мороган. А тот пристально следил за ней издалека. Она чувствовала этот взгляд даже спиной и все больше терялась, запутывалась, сбивалась с мысли и темы разговоров. И не сдержала вздох облегчения, когда возвестили о начале ужина.

Но не подумала, что главное испытание только начинается.

Мороган сидел рядом, облокотившись на спинку ее стула, и вел непринужденную беседу с соседями, не отказывая при этом себе в удовольствии погладить кожу на шее девушки, поиграть с ее волосами. И тем самым волновал ее: не то нервируя, не то возбуждая, но точно, лишая аппетита. Саша с тоской смотрела на всевозможные блюда и понимала, что не сможет проглотить и кусочка.

 –– Вам не понравилась утка, дорогая? Гадур плохо справился с этим блюдом? –– озадачился Мороган.

Саша не успела ответить –– леди Трудвида, услышав разговор о поваре, не преминула влезть и развить эту тему:

–– Давно мечтаю переманить вашего Гадура к себе. Отменно готовит, лучшего и не едала.

–– Но ваш повар немногим уступает повару милорда Мороган, –– заметила миледи Мойтр.

И начался непринужденный спор на пустом месте, вскоре к нему подключились и остальные гости. От этой болтовни у Саши начала болеть голова. Она хмуро смотрела на разряженных павлинов, ведущих бессодержательный разговор, и пыталась взять в толк смысл их существования, понять их жизненную позицию. И поняла, что недостаточно отупела для этого.

–– Не хмурьтесь, –– тихо попросил Мороган, задумчиво поглядывая нее, и качнулся, зашептал прямо в ухо, касаясь губами нежной кожи. –– Все не так уж плохо.

–– Что вы имеете в виду? –– насторожилась Саша.

–– Я не враг вам, миледи, вот только хотелось бы знать, кто вы мне?

Девушка испытывающе посмотрела на него: что он хочет этим сказать? На что намекает? И понятно, не нашла ответа. Лицо –– непроницаемая маска, а взгляд пытлив и загадочен.

–– Я не понимаю вас.

–– Полно, миледи, все вы прекрасно понимаете.

С минуту они моча смотрели друг на друга, и вот взгляд Мороган скользнул вниз, рука накрыла ее ладонь и подняла, сжимая крепко и бережно:

 –– Смотрите: светлое на темном….В моей жизни достаточно темного. Его было даже слишком много. Если б я был уверен, что светлое действительно –– светлое, я бы сумел его по достоинству оценить.

Саша сочувственно смотрела на него и понимала, что этот приступ откровения имеет веские причины. И не смогла промолчать:

–– Я вам не враг Годфрид, –– заверила с подкупающей искренностью. И еле сдержалась, чтоб не погладить его по голове как маленького ребенка, жалея и спасая от боли прошлых потерь, одиночества и сомнений.

Мороган долго молчал, испытывающе рассматривая ее, и, наклонившись к уху, доверительно сообщил:

–– Очень хорошо, миледи. Мои враги долго не живут.

–– Кто бы сомневался, –– качнула головой Саша: что за игру он ведет? То манит и заверяет в лояльности, то угрожает. И поняла –– это лишь бравада, попытка броней прикрыть уязвимость. Она часто поступает так же. И он не исключение.

–– Есть такие. Кому знать, как не вам.

–– У вас поразительная манера говорить загадками. Людей это нервирует.

–– Но не вас?

–– Привыкла, –– пожала плечами девушка и заверила, чтоб прекратить развитие шаткой темы. –– Вы зря мучаетесь, милорд –– я не предам вас и не причиню зла. Не смогу.

–– А хотели бы?

–– Нет, –– покачала головой, с легким укором поглядывая на него. –– Вы слишком мнительны.

–– А вы на редкость доверчивы, –– и поцеловал ее ладонь.

–– Ах, какая прелестная пара! –– тут же воскликнула графиня Мойтр. –– Посмотри, Каргуа, совсем как мы когда-то.

Старик подслеповато прищурился и вновь уткнулся в свою тарелку –– фаршированный вепрь интересовал его больше.

–– Видите, вам уже завидуют, –– с легкой улыбкой сообщил Мороган.

–– Было бы чему…

–– Моему благорасположению.

–– Хм.

–– Вы влюблены, Мороган, –– прозвучало скорей обвинение, чем констатация факта. Арвик в упор посмотрел на герцога.

–– Чтоб любить Бритгитту, нужно иметь много отваги и мало ума, –– задумчиво ответил тот.

–– Значит, у вас мало смелости и много ума?

–– Достаточно, чтоб любить свою жену, а не чужую. Это ограждает меня от раскидистых украшений, что обычно дарят любовники законным супругам.

Разговор явно приобретал опасное направление. В голосе герцога уже звучали предостерегающие нотки, а в глазах Арвика появилась готовность довести полемику до столкновения на мечах. Саша дернула свою руку, пытаясь обратить на себя внимание, и спросила, чтоб пресечь глупый спор:

–– А где Дезидерия?

Мороган удивлено посмотрел на нее и сжал ладонь сильней:

–– Дорогая, девочке не место за одним столом со взрослыми. Она давно поужинала в детской и, уверен, спит. Она целый день резвилась с юной Крутильдой Софлекс и Ворвиком Фридем. Неужели их озорные крики не обеспокоили вас днем?

–– Нет. Я не видела ее сегодня и …

–– Да, да. Знаю. Настала пора вечерней истории. Каждый день вы бросаете свои дела и идете в детскую, чтоб поведать Дези занимательные и …странные истории.

–– Откуда вы знаете? –– удивилась девушка: она ни разу не видела герцога в спальне дочери, ни разу не столкнулась с ним в коридоре, выходя.

–– Каждый раз, когда мне хочется пожелать дочери доброй ночи, я поднимаюсь к ней, иду к дверям спальни…–– голос Мороган вновь приобрел насмешливее нотки и взгляд оттаял. Он развернулся к ней, с интересом поглядывая в зеленые глаза. –– И что же слышу, как думаете? Ваш голос. И диковинные рассказы: про мессира Колобка…который отчего-то напоминает мне ваш футбольный мяч.

–– Такой же круглый…

–– Глупый…Но он не самый странный персонаж. Есть более..м-м чудные –– девочка Алиса, например, которая мало то и дело растет и уменьшается, так еще общается с кроликом, который постоянно смотрит на часы… вытаскивая их из кармана.

–– Что в этом чудного?

–– Миледи, –– качнулся к ней герцог с насмешливым прищуром. –– Вы видели часы, что расположены меж часовней и садом?

–– Здесь? –– уточнила Саша, пытаясь вспомнить, и отрицательно качнула головой,–– нет. Там только какие-то камни и палка…

–– Палка?... Миледи, эта, как вы выразились, палка и есть главный компонент часов. Она отбрасывает тень и указывает таким образом на камни, что расположены по кругу. Так мы узнаем время. Это гениальное изобретение есть лишь у меня –– отец по случаю купил очень умного раба. И тот соорудил эти часы много, много лет назад. Но вот в чем дело, дорогая…мне трудно представить, что их можно положить в карман.

–– Их вообще-то и на руке носят, –– пожала плечами Саша и смущенно отвела взгляд –– Мороган, не скрывая, изучал ее лицо на предмет психических повреждений. И явно вселился.

–– Н-да? Хорошо. Положим, чего не бывает в сказке? Тогда обсудим еще пару персонажей. Нет, трех медведей и девочку Машу со странными наклонностями трогать не будем, родители явно не занимались ее воспитанием. Но меня больше всего интересует милорд Дядястепа. Очень, знаете ли…м-м, неоднозначная личность. Я так и не понял, что за должность он занимает и отчего работает?

Саша еле сдерживалась, чтоб не рассмеяться: представляя недоумение Мороган, слушающего рассказ о Дяде Степе –– милиционере.

–– А калека милорд Паровозик из местности с легкомысленным названием? Железные руки, железные ноги…и при этом круглые? И работает возчиком, но бросает все и …начинает собирать цветы…Миледи, его серьезно ранили в каком-то сражении? В голову, да?

Саша не выдержала и прыснула от смеха. И смеялась так громко и заразительно, что невольно заулыбались и гости.

Мороган, выгнув бровь, с улыбкой смотрел на нее, словно еще ожидал пояснений и надеялся задать еще пару вопросов. Но Саша никак не могла остановить смех. Только посмотрит на него –– снова получает приступ веселья. Она представила себе, что вообразил средневековый мужчина, услышав сказки 20 века, и понимала его растерянность и интерес. Любопытно, а что себе воображала Дезидерия? А Саша еще удивлялась, отчего девочка так быстро засыпает? Теперь ясно –– наслушается подобных небылиц и мгновенно утомится в попытке сложить услышанное.

Саша прикрыла рот ладошкой, пытаясь остановить рвущийся наружу смех: взгляды окружающих уже приобрели недоумение, а некоторые смотрели и того хуже. Граф Уорвик –– настороженно и неприязненно, Бертам и Арвик с нескрываемым восхищением, Ансельм –– нескрываемым вожделением, Трутильда зло. Но Мороган понравился смех девушки и он не желал останавливаться, продолжил подтрунивать над ней, изображая на лице смесь растерянности и изумления, помноженных на отупение.

–– Особенно мне понравился поющий водяной, у которого жизнь –– жестянка, и он пытается сунуть ее в болото. Он постоянно ходит в латах?

–– Перестаньте, Годфрид, –– умоляюще попросила Саша, с трудом сдерживая улыбку.

–– Нет, объяснитесь. У меня пытливый ум и я просто сгораю от любопытства.

–– Вы шутите, –– качнула головой девушка.

–– Нет, –– голос Мороган утратил легкую насмешку и стал морозным, как январское утро. –– Я всего лишь пытаюсь понять, где Бритгитта могла слышать подобные истории? Кто мог их ей поведать? Заезжий торговец пряностями?

Сашино веселье мгновенно улетучилось, сменившись страхом и растерянностью. Лицо залила мертвенная бледность, а взгляд приобрел затравленное выражение:

–– Я слышала их в детстве, –– протянула неуверенно.

–– Положим, –– нехотя согласился Мороган, не спуская пристального и весьма неприятного взгляда с девушки. –– Тогда объясните, как Бритгитта стала одним из лучших стрелков в моих владениях?

–– Я тренировалась…

–– Вздор! –– герцог качнулся к ней, презрительно щурясь, и выдохнул тихо, но твердо. –– Вас ввели в заблуждение, миледи –– я далеко не так стар, как вам представили. Не глух, не слеп и пока в своем уме. И хоть был не раз серьезно ранен, но не в голову, миледи…Я могу представить себе Бритгитту на коне, в мужской одежде. С трудом, но могу представить ее на прогулке в одиночестве и с луком за спиной. Но защищающей мою дочь от волков? Рискующей жизнью ради ненавистного ребенка, препятствия? Нет, миледи, не могу. Как не могу представить ее учителем сопливого виллана, нянькой, рассказывающей сказки, заботливой словно мать. А играющей в футбол со стражниками? И никогда Бритгитта не спутала бы наказание с наградой, она воспитана по–другому, а физический труд, помощь тем, кто ниже нее по положению –– это унижение и оскорбление…милая.

–– Я сильно ударилась, –– твердо заявила Саша, решив, что будет стоять на своем до конца, что бы ни случилось. Это единственный способ сохранить жизнь и вернуться домой.

 –– Настолько сильно, –– качнулся к ней Мороган, –– что ваша речь значительно изменилась, потеряв привычные ругательства и едкие словечки, приобретя взамен вежливый тон и массу слов с неизвестным значением?

–– Э-э-э.. . неисповедимы пути Господни…

–– Во истину, миледи… Но давайте не будем читать религиозные проповеди и лезть в дебри законов Божьих. Вы, наверное, забыли, я не крещен и не исповедую веру вашего Христа и всего лишь терплю Северена и вашего зануду-братца. Ах, что с вашей памятью? Последствия удара? Н-да. Плачевные последствия. А я все не мог понять, отчего вы не интересуетесь результатом моей поездки? Помнится, это имело для вас огромное значение, как и ожерелье, коим вы оплатили изготовление странных предметов с двумя зубцами. Дьявольских предметов, за которые ваша святая церковь без раздумий отправит вас на костер! Они у меня, миледи.

Саша чувствовала себя близкой к обмороку. Страх заполнил каждую клеточку ее мозга и увеличивался с каждым словом Мороган. А тот помолчал, давая девушке переварить услышанное и не желая пугать больше, но стремясь к определенности, добавил:

–– А результат поездки положительный. Наш брак подтвержден, и теперь ваше имущество находится в моем полном распоряжении, как и вы, миледи. А то, что попадает в мои руки, остается со мной навсегда.

Саша с трудом проглотила образовавшийся в горле ком, и это все, на что она была способна. Так и сидела минут пять, как истукан с глазами, в которых шла активная рабата мысли и в весьма негативном направлении. Ей уже виделся костер, в который она отправится молитвами Кельтского вепря и Морхары. И хотелось заплакать –– за что ж ее так? Что она сделала? И хотелось убежать в места отдаленные и труднодоступные для любого –– от колдуньи до обычного человека и спрятаться там. Но мечты не имеют отношения к жизни.

Саша вскинула подбородок, набираясь решимости бороться до конца, и главное, веры в лучшее.

–– Танцы! –– возвестил Мороган, взмахнув ладонью, и на балконах заиграли менестрели, исторгая жалобные, визгливые звуки из неизвестных Саше инструментов. Все пришло в движение: гости начали выходить из-за стола, готовясь к танцам, девушки томно поглядывали на кавалеров, кавалеры выбирали дам, слуги делали перемену блюд.

 –– Разрешите, миледи Бритгитта? –– склонился перед ней Трист Норвик, опередив Арвика Анштайм и Бертама Мойтр в приглашении на танец. Саша с готовностью подала руку: пусть лучше она выкажет свою неуклюжесть, не зная ни одного па из средневековых танцев, чем будет находиться в опасной близости с герцогом. А тот проводил их подозрительным и весьма колючим взглядом.

‘И все же ему не откажешь в уме’, –– с уважением и непонятным себе самой удовлетворением думала Саша, повторяя пируэты за дамами: ’Морхаре нужно было учесть его прозорливость. Интересно все складывается, словно отражение в зеркале он и Макс. Что тот, что другой –– воины, благородны, умны и проницательны. Недаром Максим работает в ФСБ. Судя по его предку, если это его предок, наклонности заложены еще в основу ДНК. И оба знают больше, чем говорят. И говорят загадками. Правда, Максим больше молчит, чем Годфрид, но… вот вобщем-то и все отличия. Даже шрам над левой бровью –– один в один.’ Только, что ей от этого сходства? Максим ее вроде бы любил, а Годфрид не любит. Или –– наоборот?

А какое это имеет значение в ее сегодняшнем положении?

Она тряхнула волосами, отгоняя ненужные мысли, и только тогда обратила внимание, что танцует уже с Арвиком Анштайм, и тот поет ей комплименты, поедая при этом глазами, словно кусок торта.

–– Вы стали еще более прекрасны, Бритта. И притягательны настолько, что я готов сразиться с Мороган ради ваших глаз, –– выдохнул ей в лицо, приближаясь. И смолк, удаляясь, и вновь приблизился. –– Я могу исполнить вашу мечту –– представить вас королю…–– вновь шаг назад и опять вперед, к ней. –– Только скажите. Мы можем обсудить предложение, когда Мороган ляжет спать…Я мечтаю обнять вас снова, Бритта…

Саша одарила графа неприязненным взглядом и к собственному облегчению, перешла к другому партнеру –– Бертаму. Тот делал менее искусные комплименты и был более застенчив, чем навязчив. И все равно утомлял.

–– Она на удивление дурно танцует, –– заметил Уорвик Мороган, когда оба устроились у окна с кубками вина.

–– Тем не менее изящна даже в своей неуклюжести.

Эйзенфар нахмурился:

–– Ты стал благоволить ей? Готов простить?

–– Не бери в голову, друг мой. Лучше скажи –– тебе не кажется в ней что-то странным?

Уорвик внимательно посмотрел на герцогиню, танцующую с Бертам Мойтр, и пожал плечами:

–– Нет. А должно?

–– Да как сказать…Тебе не кажется, что она изменилась?

–– Внешне? Это прическа, Годфрид. Ну, и разве изрядно похудела. Я слышал, она чуть не выскользнула из твоих рук, упав с лошади?

–– Да. Было.

Посмотрел на жену –– та то и дело наступала на ногу юноши и хмурилась, смущаясь своей неловкости. А тот, словно не чувствовал боли, улыбался призывно и что-то говорил, без стеснения флиртуя с мастерством искусного повесы. ‘Далеко мальчик пойдет’, –– подумал Мороган и, заметив, какие взгляды бросают на девушку остальные мужчины, захотел прервать танец. Кивнул ей, приказывая подойти, как только герцогиня бросила на него взгляд.

–– По-моему, ты действительно поддался ее дьявольским чарам, –– задумчиво протянул Уорвик. –– Будь осторожен, друг мой. Порой лучше взять в постель последнюю шлюшку, чем объезжать столь знатную по части дьявольских козней кобылицу. Ты в огромной опасности.

–– Она изменилась.

–– Не верь, Мороган. Мне дико слышать от тебя подобный вздор. Бритгитта не сможет измениться и в аду.

–– Надеюсь, ей там хорошо, –– загадочно улыбнулся мужчина и поманил девушку, застывшую в нерешительности в паре метров от них.

–– Что вам угодно? –– спросила Саша, предчувствуя каверзу и не смея противиться. Мороган без слов обхватил ее за талию и, подтянув к себе, крепко обнял, прижимая к себе спиной –– так она не видела его лица, зато он видел ее и чувствовал, как под ладонью забилось сердце, волнуя кровь.

–– Не стану вам мешать, –– усмехнулся Уорвик –– взгляд Мороган красноречиво сообщал о его желании. И оно было много понятней его речей. Граф забрал у друга кубок и отошел, оставив сластолюбца наедине с предметом свой страсти.

–– Зачем вы меня звали? –– осмелилась спросить Саша, покосившись на мужчину. Ей было тепло и уютно в его объятьях и все ж не спокойно. То ли тревога, то ли волнение давили грудь и беспокоили сердце.

–– Возник еще один вопрос.

‘О, нет!’

–– А нельзя обойтись?

–– Нет. Ни малейшего желания.

Саша заинтересованно покосилась на него: взгляд манит, голос хрипл и тягуч.

Она хотела развернуться к нему, но мужчина пресек попытку, крепче сжав в объятьях:

–– Не беспокойтесь, миледи. Стойте спокойно, я же сказал вам, что не причиню вреда… Мой вопрос имеет отношение лишь к вам. Как вы смотрите на то, чтоб провести эту ночь со мной?

‘Если честно, не против’, –– чуть не брякнула Саша, но вспомнила, что после этого уже не сможет вразумительно ответить ни на один вопрос и притворяться Бритой. А вопросов у герцога возникнет много больше, чем сейчас, и все догадки получат весьма ясные подтверждения.

Девушка огорченно нахмурилась и качнула головой: что за путаницу учинила Морхара? Конечно, там, дома, еще неизвестно было бы, что у них с Максом, тем более после общения с ножом Костика… Но здесь-то наркоманов нет. А Малевин, то есть Мороган, вполне ясно выразил свое желание. И она отнюдь не против. Пора бы и о детях подумать, а от него они получатся и крепкими, и умными и здоровыми. Да и, в конце концов, неужели она не имеет права на обычное женское счастье? Пусть на месяц или два? Нет, видимо не имеет –– Морхара позаботилась. Согласись, и Мороган вполне может вздернуть всю троицу на ветке ближайшего дуба. Может, конечно, и не станет доходить до таких крайностей, но узнавать отчего-то не хочется. Лучше вернуться домой и спокойно пообщаться с Максимом. Только вернется ли она? Есть ли хоть один шанс оказаться в объятьях Малевина? И какой смысл стремиться из одних объятий в другие, если они не имеют разницы? Что голос, что глаза. Что руки…Вот только бог знает сколько лет пропасти.

Кругом тупик! И путаница!

–– Почему нет? –– по-своему расценил ее качанье головой Годфрид. –– Уверяю вас….я смогу доставить вам удовольствие.

Страшно, ах, как страшно решиться!

–– Изнасилуете, как тогда на столе? –– ответила неожиданной резкостью, чтоб пресечь дальнейшее продолжение темы и лишить его –– надежды, а себя –– колебаний.

Мороган настороженно замер:

–– Кто вам о том поведал?

–– Майла! –– брякнула Саша, не подумав. Мужчина успокоился и, склонившись к самому уху, зашептал:

–– С вами я буду ласков. Соглашайтесь, –– пальцы ненавязчиво стали ласкать бархат платья, поглаживая материю и соответственно то, что под ней. –– Сегодня я свободен и вы.

О, как это похоже на предложение Максима: та же размытая формулировка и игривый, ненавязчивый тон, чтоб в случае отказа достойно ретироваться. И не чувствовать себя отвергнутым и иметь шанс на повторное предложение.

–– Нет уж, милорд, я привыкла спать одна и в своей постели…

–– Не проблема –– не нравится моя постель, устроимся в вашей.

–– Простите, милорд, но вы, наверное, не в курсе –– со мной спит Майла. И думаю, ее сильно шокирует появление третьего лица в моих покоях…

–– Служанки не будет.

–– И куда она денется?

Мороган вздохнул и чуть отодвинулся, видимо обидевшись:

–– Я вам совсем не нравлюсь?

–– Нравитесь…

–– Тогда в чем дело? Давайте не будем кивать на слуг. Глупо. Я же вижу, вы хотите меня не меньше, чем я вас, и мне не ясна причина отказа. Объяснитесь.

–– Да что тут неясного, –– возмутилась Саша, но голос предательски дрогнул. –– Не знаю, что вы себе придумали, но ваши фантазии –– ваши проблемы. Я не хочу вас. И вообще, консервативна в вопросе полов…

–– Отчего же волнуетесь? Что значит –– консервативна? Не опытны? Или наоборот?

‘Черт!’ –– Саша вспыхнула и забилась в руках, пытаясь высвободиться.

–– Тс!–– остановил ее герцог.–– Зачем так рваться –– попросите –– я отпущу. И не стоит вести себя, словно девственница.

‘Черт, черт, черт!!’ И почему Морхара не презентовала ей шапку–невидимку, сапоги ––скороходы и прочую колдовскую прелесть для удачного исчезновения с глаз?! Ах, в ее планы это не входило. А Саше терпи?! А если герцог сейчас вспомнит о супружеских обязанностях и возьмет ее силой?! ‘Жаба ему милее‘…

Кругом вранье!

Мороган не без сожаления выпустил девушку:

–– И куда вы направитесь?

–– Спать.

–– Жаль. На всякий случай запомните –– двери в мои покои не запираются и постель всегда свободна для вас.

–– А в мои покои запираются! –– не моргнув глазом, солгала Саша и решительно двинулась к себе. Фривольная обстановка явно не для нее. Обойдется без подобных приключений: кавалеры уже без стеснения заигрывали с дамами, и в отсвете свечей и огня из каминов можно было различить их красноречивые взгляды, полные обещаний и томного ожидания. Ночка обещает быть длинной для многих гостей Мороган.

Готфрид проводил женщину задумчивым, немного огорченным, но больше подозрительным взглядом. Он был уверен –– она желала его. Но все ж отказала. Может, стоило напомнить о супружеском долге? Плутовка разожгла его кровь и с первой встречи возбудила желание обладать. Он никак не мог с ним справиться. Оставался один способ –– удовлетворить его. Но не насиловать же женщину? А если он ошибается, и это действительно Бритгитта? Наученная Морхарой как себя вести, и искусно исполняющая свою роль? Разве может быть такое поразительное сходство? И столь же поразительное отличие? Не рано ли он открылся? Не стоило ли для начала наведаться к ведьме?

Что ж, сегодняшняя ночь, возможно, прояснит ситуацию: либо в покои герцогини наведается кто-то из гостей, либо она попытается выехать из замка, чтоб предупредить сообщников о том, что ему все известно.

Мороган жестом подозвал Вордана:

–– Следить за покоями герцогини. Особенно рьяно за ней. Докладывать о любом движении немедля.

Мужчина поклонился и исчез выполнять поручение.

Г л а в а 24.

Саша металась по спальне, не находя себе места от беспокойства. Спать не хотелось, да и не моглось. Ей казалось, что стоит только раздеться и лечь, как явится Мороган. И Майла, понятно, ей не заступница.

И почему она должна страдать, распутывая тот клубок, что смотала Морхара? И неужели та не понимает, какой опасности подвергла и себя, и свою внучку? А ну, откроется Саша Мороган и вздернет тот всех троих от щедрости душевной. О чем бабулька думала? Такая гениальная могущественная чародейка, самая скандально известная, единственная и неповторимая на все времена…и так просчитаться!

Саше-то за что подобная головная боль?

Понятно, она с Максом связана. Но относительно! В любви ему она не клялась, обет верности не давала и ничего не обещала. Да и он не откровенничал на счет чувств, а что там, в голове у спецназовца –– поди, догадайся. Одно слово –– потомок ведьмы. И пусть она хоть что Саше говорит –– ни глаза наследственные, ни привычки родовые –– не спрячешь.

Зачем все это? Накручено, наверчено, а за какой надобностью? Нельзя проще было? Без перемещений, шантажа, угроз и прозрачных намеков на костры аутодафе и пеньковые веревки по белу шейку? Вот, мол, тебе, Макс –– живи и радуйся, а сомненья брось.

Или: вот тебе, Мороган –– живи и радуйся…

И все! Она ж понятливая. И совсем не против: одного намека хватит.

И не дура она, чтоб от Макса совсем отказываться. Хоть ребеночка б да завела.

Нет! Даже этого ей не положено!

И отчего так получается, что она до сих пор в девочках ходит? Словно, правда, чья-то рука свою жестокую роспись на ее судьбе оставила. И не Морхара ли? Станется с нее: и так натворила: болезнь, увольнение и сюда. Словно в бочку со скорпионами поместила.

А ведь так хотелось, чтоб как у людей: на душе чисто и в памяти светло.

–– Извините, госпожа, –– влетела в комнату Майла.–– Я сейчас же помогу вам раздеться…

–– Не надо, –– отмахнулась Саша.

–– Тогда не могли ли вы.. раз спать не желаете, –– замялась девушка. –– Отпустить меня?

–– Иди, –– вздохнула герцогиня: и правда, что ей здесь сидеть? Наверняка сердечные дела наметились –– вон светится вся. И пусть. Давно замуж пора, а то засидится, как Саша.

–– Благодарю, госпожа! Я быстро вернусь.

–– Да не спеши. Гуляй сколько нужно.

Майла улыбнулась довольно и выпорхнула за дверь. А у Саши в груди екнуло от страха: одна теперь, что случись.

Пошарила взглядом в поисках тяжелых предметов годных к употреблению в качестве средств защиты. И одернула себя: что это она? Совсем с умом раздружилась! От кого защищаться-то –– от Максима? Вот уж точно –– из ума вышла! Малевин насильником не был и не станет –– порядочен как любой офицер российской армии.

А Мороган?

А в чем разница? Захотел бы, так раз сто уже взял.

Значит не хочет?

Тьфу! И слава Богу! Печалью меньше.

А вот Морхару навестить стоит, порадовать. Сама кашу сварила, сама пусть и хлебает.

А может сбежать по-простому, без затей?

Куда? Да и смысл? Глупо. Бояться, в общем, нечего. С Максимом она всегда договориться сможет.

Тихо скрипнула дверь. Саша обернулась, думая, что это вернулась Майла, и несказанно удивилась, увидев мужскую фигуру: Арвик Анштайм.

–– Что вам угодно, милорд? –– наверняка двери перепутал…

–– Видеть тебя, обнять! Бритта, кошечка, я так скучал!

–– Вы ничего не перепутали, милорд?

–– Что ты, козочка моя. Как увидел твою служанку, сразу понял –– ты удалила ее, чтоб встретиться со мной. И вот я здесь, любимая! Как ты прекрасна! Ты стала ослепительно красивой. Мадонна, ангел!

‘Продолжайте, да-да, да. Я такая, мур-р‘, –– всплыла фраза в голове и девушка не сдержала улыбки:

–– Вы все не так поняли, милорд. Идите спать, уже поздно…

–– Я пришел. Вот постель.

–– Моя, милорд…

–– Перестань, Бритта. Ты сводишь меня с ума!

‘Да, по-моему, уже’, –– затосковала девушка и встала так, что меж ней и пылким воздыхателем покойной герцогини образовалось пусть и хлипкое, но препятствие –– стул.

–– Не будь так жестока, Бритти! –– раскрыл объятья граф. –– Иди ко мне, я горю от желания!

А взгляд как у маньяка.

‘Интересно это особенность времени или какая-то не известная науке эпидемия –– через одного безумцы’! –– озаботилась девушка, а вслух попросила:

–– Уходите милорд, пока я не вызвала стражу и не подняла на ноги весь замок.

–– Ты этого не сделаешь, –– сверкнул глазами мужчина, прокравшись почти до стула.

–– Это почему? Я замужняя дама…

–– Мороган пьет со своим другом. Остальные разошлись по своим комнатам и спят. Даже твоя служанка развлекается с моим слугой. Нам никто не помешает, Бритти. Ну, перестань меня дразнить, козочка моя! Не стоит терять время –– ночь коротка… Я так скучал, так мечтал о тебе! –– он протянул к ней руки, дрожа от нетерпения.

–– Арвик, идите к себе, –– мягко попросила Саша, понимая, что с тяжелобольными иначе нельзя. Ей не было страшно, скорей смешно. Па-де-де графа вокруг стула в попытках обнять ее и пылкость напыщенных завываний напоминали ей сценку из водевиля, да и сам он сильно напоминал опереточного героя. Ей так и хотелось в ответ заломить руки и выдать арию в стиле ‘Монсерат Кабалье отдыхает’ на языке тинэйджеров: ‘Откуда ж, граф, вы объявились?…Пошли бы дальше и забылись’.

Но Арвик не шутил и сделал резкий выпад, желая схватить девушку.

–– О-о! –– пришлось выставить стул ножками ему в грудь. –– Вы забываетесь, Анштайм. Я жена вашего господина…

–– Не бойся, Бритти. Я убью его. Только скажи, только позволь….

–– Вы не в себе…

–– От любви! Лишь от любви! Я готов убить всех.. ну, не будь со мной так жестока. Ах, я понял! Ты играешь? Ты такая выдумщица, Бритти, –– граф, видимо, принял вымысел за действительность и начал снимать колет, кружа вокруг стула, потом чуть качнулся и бросил одежду, отвлекая внимание девушки. Через мгновенье стул отлетел в сторону, а руки графа настигли предмет своей страсти.

–– Отпустите сейчас же!!! –– закричала Саша отбиваясь.

–– М-м-м, кричи громче, любовь моя…

–– Мороган убьет вас!

–– Из-за такой мелочи? Он прекрасно осведомлен о наших отношениях. Ну, перестань противиться, кошечка моя! Ах, какая ты упрямая! Ну, хорошо, хорошо, –– и зарычал, принимая правила выдуманной им игры, начал кусать в шею и заламывать руки. Пришлось его охладить, ударив в самое уязвимое место.

Граф охнул и ослабил хватку. Саша рванулась к выходу и ..потеряла рукав. Он треснул и повис на локте. Саша возмущенно воскликнула и упустила время для бегства. Граф схватил ее за подол и, резко рванув на себя, уронил на пол. Девушка взвыла от боли и ярости и попыталась за что-нибудь зацепиться, а за одно и отбиться, пиная насильника ногами, а мужчина рыча тащил ее к себе и уже рвал юбки, приближаясь к телу. Саша увидела три увесистых полена у камина и, сообразив, что они неплохо поставят графа на место, предупредила:

–– Последний раз предупреждаю: убирайся!!

–– Что ты, ласточка, мы так чудесно начали. Ты так заводишь…

Саша извернулась, схватив полено, и от души приложила его к физиономии Арвика. Тот издал булькающий звук, выпучил глаза…и хлопнулся лицом ей в живот.

–– Здрас-сте! –– прошипела она, вылезла из-под мужчины, и вздохнула. –– Ну, что за жизнь? Кругом одни идиоты!

И внимательно посмотрела на графа: тот был не только не движим, но, казалось, и не дышит. Неужели она его убила? Нет!!

Саша хлопнулась на колени и начала лихорадочно нащупывать пульс на запястье, на шее. И не слышала из-за нервной дрожи, бьющей ее как эпилептика.

Уорвик смотрел на луну, переваривая услышанное, и, отхлебнув вина, качнул головой:

–– Не верю. Прости, Готфрид, но ты придумал небылицу и поверил в нее. Но от этого ложь не стала правдой. А дьявол –– ангелом.

–– Не-ет, поверь мне….

–– Вот именно, нет. Пойми –– это невозможно. Даже если предположить, что какая-то часть истории имеет реальную почву. Посуди сам: как можно совершить подмену в столь короткие сроки? Или Морхара знала, что произойдет? Или это не она, а Винсент или Вордан?! Но даже так. Как можно найти женщину, точно отображающую Бритгитту?

–– Не точно. Эта более изящна и тонка, –– уточнил Мороган, глянув на друга из-за плеча. И вновь принялся покачиваться на стуле, поглядывая в оконный проем на звездное небо.

–– Точно такая же…Пусть, допускаю. Но разве такое возможно? Не-ет.

–– Морхара может.

–– Ты веришь в сказки?

–– О ней много рассказывали. Еще мой дед. А ему – его дед. Это сколько ей лет, получается, понимаешь? Тоже невозможно.

–– Именно. Ты часто ее видел? А другие? Все просто, Годфрид: умирает одна Морхара, подрастает другая. И все волшебство.

–– Хорошо! –– Мороган бросил качаться и, развернувшись к другу, сложил руки на столе. –– Тогда объясни, как она смогла научиться стрелять из лука с такой поразительной меткостью?

–– Научилась. На ярмарку съезди –– там медведь танцует. Научили.

–– А-а…отношение к Дези?

–– Вот! –– Уорвик отставил кубок и поддался к герцогу. –– О том и речь! Все это сплошное притворство! Она переманила на свою сторону ребенка и этим подкупила тебя. Вот здесь, я уверен, Морхара и замешана. Она дьяволицу надоумила как тебя взять. И помогла: подсказала, объяснила. Изменилась?! Ха! Ловкий ход, ничего не скажешь. Теряйся в догадках. А заподозрить столь кроткое создание можно в чем угодно, но не в темных замыслах. А уж тронуть –– совестно. Ты ж у нас благороден до оскомины. Надо отдать им должное - гениальный план. Бритгитта –– мастерица. Так в роль вжиться? Да рассуди ты здраво, Годфрид, ты же всегда лучше всех нас соображал –– как можно изменить человека изнутри, не тронув наружность? А как можно заменить? Твоя Морхара настолько глупа, что не понимает опасности подобной затеи? Или, положим, эта женщина, якобы не Бритта, с какой радости герцогиню изображать станет, рискуя получить петлю на шею? Да и как можно подобное свершить? Наколдовать? Так что ж эта ведьма богатства себе не наколдует? Замок, слуг, положение, должность при дворе? Зачем ей подобную историю затевать? Нет, не вяжется все это, Годфрид. Вывод один напрашивается: провели тебя, купили как юнца на набитый соломой кошель!

–– Не знаю… –– с сомнением протянул герцог, потирая затылок, и хлопнул ладонью о стол. –– Но узнаю!

Речь друга была полна здравого смысла, а как раз его-то Мороган и не хватало сейчас. Его мысли были полны иллюзий, и верить хотелось не Уорвику, а себе…и ей.

––Я хочу ее, вот в чем дело!

–– Так возьми, –– пожал плечами Эйзенфар.

–– Не могу, веришь? Эту, не могу.

–– Тогда тебе конец, –– предупредил мужчина, с жалостью и недоверием взглянув на друга. И добавил со значением, понизив голос. –– Дези тоже конец. О ней-то подумал? Бритта ее уберет и тебя, может, наоборот –– сначала –– тебя, но сути это не изменит. Она все земли к рукам приберет –– вот ее цель, а вы –– препятствие, которое она искусно обходит.

Мороган услышал шорох и вскинул взгляд –– Вордан. Мужчина подошел к герцогу и, склонившись к уху, тихо сообщил:

–– Анштайм в покоях вашей жены.

Скулы герцога побелели, взгляд налился кровью и рука сжалась в кулак: как же она его провела?! И сколько искренности во взгляде, сколько милосердия в речах? Ложь! Игра!

Дьяволица!

Он резко встал.

–– Ты куда? –– насторожился Уорвик.

–– Избавить себя от наростов во лбу. А замок от грязной ехидны!

Неожиданно распахнулась дверь.

–– Мадонна, помилуй! –– воскликнула Майла, оценив место сражения, и зажала ладонями рот, чтоб не сорваться на крик –– мертвенно бледное лицо милорда приводило ее в ужас.

–– Он жив, –– облегченно вздохнула Саша, нащупав, наконец, слабый пульс. Выпрямилась и качнула головой, разглядывая чуть опухшую щеку воздыхателя. –– Вот дурачок, а?

Она села на пол и устало сложила руки: на душе было радостно от того, что она не стала убийцей. Вот только не вовремя посетил вопрос –– а не рано ли радуется? Зайди сейчас Мороган, и Саша долго и нудно будет объяснять ему, что не золотая рыбка. А вот что она Бритгитта уже и доказывать не придется: вот она, улика метр семьдесят на кило восемьдесят в полураздетом виде и нетранспортабельном состоянии. Плюс она в изрядно порванном наряде –– рукав висит, юбки –– в лохмотьях. Что тут думать? Милые играли в садо-мазохистов. Докажи обратное.

Майла присела на корточки рядом с телом милорда и, видимо, думала о том же.

–– Что произошло?

–– Так, пообщались, –– фыркнула Саша, неопределенно пожав плечами.

Брови служанки взметнулись вверх, а глаза указали на кусок дерева, что так ласково объяснил Анштайму неправильность его взглядов на сексуальные отношения.

–– Угу, –– кивнула герцогиня и пожала плечами. –– Сам пеленг дал: ’Морда, морда я – полено, иду на сближение’.

Майла прыснула и тут же посерьезнела, глянув на госпожу предупреждающе:

–– Ой, что будет?

–– А что? –– пожала плечами Саша. –– Очнется и выставим.

–– Да? –– с сомнением окинула взглядом фигуру графа. –– Простите, госпожа, но он не тот, чтоб после такого уйти без ничего…Снова приставать начнет. А я помочь не смогу, выпорют, а то и запорют, –– вздохнула.

–– За что?

–– Так кто –– я и кто –– он?

–– А Винсент? Ты ж его огрела, и тот слова не сказал.

–– Так сказал бы…что? Что к вам крался? Вовсе не пьян он был и дверь не путал. Так что выбора у него не было другого, как смолчать. А говорят –– святой…

–– Ага,–– хмыкнула Саша и на Арвика кивнула, –– вот еще один. Занятно… Что ж делать-то?

–– Убирать его надо.

–– Куда? В сортир не войдет, …а самое место.

–– В коридор его вытащим и оставим, потом дверь на засов. А утром скажем, что ничего не видели и не слышали. А что там с пьяной головы с ним случилось –– Один ведает. Ишь винищем несет как из винного погреба! А он в своем подвиге признаваться не станет, ясно. Смех-то! Да и грех. Милорд прознает –– не жить графу.

–– Н-да-а. Поможешь?

–– Конечно!

–– Тогда за дело: и раз- два…

Девушки попытались поднять мужчину, но не смогли, пришлось тащить его волоком до дверей. Но через порог тело никак не хотело вылезать, и пришлось собрать все силы и выволочь, грозя добавить еще одно сотрясение бедной голове неудачного любовника. Наконец тело полностью покинуло пределы Сашиных покоев, и девушки дружно прислонились к стене, тяжело дыша от напряжения и пытаясь восстановить дыхание.

–– Так-так…Во истину, герцогиня, на некоторых ваша красота действует убийственно, –– раздался полный ядовитого шипения и плохо скрытой ярости голос. Саша, вздрогнув, вскинула взгляд: в паре метров от нее, прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди, стоял Мороган и смотрел исподлобья, как на лютого врага. У другой стены в той же позе маячил Уорвик. А за спинами милордов виднелся Вордан с лицом, полным негодования и презрения.

–– Господи Иисусе! –– выдохнула Саша, мгновенно осознав, что сейчас ее четвертуют, сожгут, сварят живьем и повесят одновременно. И судя по выражению лиц мужчин, она может не утруждать себя объяснениями. Сердце глухо ударилось о грудную клетку и замерло, словно подтверждая предчувствие: а смысл ему теперь биться?

И все-таки она попыталась высказаться, но голос сел и в голове путалось от страха, оттого кроме хриплого:

–– А…э, –– ничего не получилось.

Майла сжалась и боялась пошевелиться.

 –– Займись Анштаймом, я присоединюсь позже, –– кивнул Мороган другу и, резко схватив герцогиню за предплечье, грубо потащил ее в глубь коридора, туда, где находились его покои.

Он явно не рассчитывал свои силы и, понятно, не церемонился. Саша еле поспевала за ним, белая от страха и боли –– хватка Мороган, видимо, имела цель сломать ей руку.

–– Макс, мне больно!! –– закричала Саша, и в туже секунду мужчина впечатал ее в стену, словно стенобитное оружие. Девушке показалось, что ее позвоночник осыпался на пол, но высказаться она не успела: герцог вперил в нее полный ярости взгляд и, сдавив шею, процедил в синеющее от удушья лицо:

–– Меня зовут Годфрид! Годфрид, грязная, лживая тварь!! –– и бросил Вордану. –– Проверь покои герцогини: кого найдешь –– убей!

И вновь потащил девушку по коридору. Саша запиналась и пыталась понять, цела ли ее шея, и все хрипела, надеясь что-то объяснить, но от ужаса и боли забыла все слова.

–– М-мне…мне бо-больно! От-отпусти-те, по-жа-жалуйста! –– выдавила, наконец.

–– Сейчас будет еще больней, –– заверил мужчина, кинув полный ненависти взгляд через плечо. Девушка запаниковала: грозный блеск пустых, безумных глаз напомнил ей взгляд разъяренного быка, пикирующего тореро. Мрачное, по сравнению с которым грозовая туча –– белое пушистое облачко, выражение лица, чуть искаженное брезгливо –– злобной гримасой, красноречиво сообщало –– ее тащат на эшафот. И смерть будет долгой и мучительной.

Ее забила дрожь, а внутри, где-то в подвздошной области, образовался колючий, холодный шар, и запульсировал, мутя разум и содержимое желудка.

Мороган открыл дверь в свои покои и с силой швырнул девушку внутрь. Она пролетела через всю комнату и приземлилась, врезавшись в край кровати, добавив ощущений позвоночнику.

Дверь хлопнула, и массивный запор вошел в паз, возвещая, что пути обратно не будет.

Мороган развернулся к Саше и, вперив жуткий, бесчеловечный взгляд, которым легко можно было убить, начал срывать с себя колет.

Девушка схватилась за горло –– ее душило от ужаса. Она плакала и тщетно пыталась подняться –– тело совершенно не слушалось ее, будто объединилось в помыслах с Мороган и отказалось служить по сути уже покойнице. Зубы выдали трепетную дробь, мешая слова со стуком:

–– Мо-мор-ро…ган…не-не надо…я объясню,…то-то-только нет-так…пр-прошу-шу.

–– Прошу? –– герцог презрительно скривился, откинул рубашку, обнажая мощную грудь с круглой татуировкой по середине грудины, стянул сапоги и закричал. –– Это я просил вас, грязную шлюху, готов был преподнести себя, словно турнирный приз!! Умолял, как о подаянии!!! А нужно было взять, как самую низкую суку!! Вы предпочли Анштайма…О-о, он знает, как вас ублажить…Тварь!!

Герцог полностью обнажился и шагнул к ней. Саша взвыла и попыталась спастись бегством.

–– Куда же вы, миледи? –– прошипел Мороган, перехватывая ее и откидывая на кровать. –– Пришла пора напомнить вам о супружеском долге! Вы думали, что провели меня?! Ах, какое несчастное личико…. Довольно притворства!! Ваш жалобный вид меня больше не трогает, дьявольское отродье! Сейчас я вам покажу и расскажу, что такое мужчина…последний в вашей жизни!! Вы будете удовлетворены, миледи! Обещаю, –– руки герцога рвали платье, обнажая тело. Саша плакала навзрыд, путалась в простынях, лохмотьях наряда и пыталась отбиться, отползти, находясь в совершенном хаосе впечатлений. И получала одну плюху за другой, и грубые руки продолжали играючи сдерживать ее панические судороги. –– Куда вы? Ведь вам нравится именно такое отношение? Так что же вы? Долой одежду, сука! Ну!! Думаешь уйти? Нет! Эта ночь станет самой длинной в твоей жизни …и последней!! Завтра я убью твоего любовника, вздерну, как простолюдина, а рядом повешу твою сообщницу –– ведьму. О-о, какую искусную интригу вы с ней замыслили! …Завтра наступит финал: я повешу их, а когда трупы закоченеют, привяжу их к вам, чтоб вы смогли насладиться милым вашему черному сердцу обществом!!

–– Не-не-не надо…прошу,…только не так….только…не так, –– Саша уже не выла, а хрипела, придавленная безжалостными руками. От одежды не осталось и клочка.

Перекошенное от ярости лицо герцога нависло над ней, сильная рука зажала ее в стальной хватке, закинув их за спину, вторая грубо шарила по телу, специально причиняя боль и мученье, исторгая истошные крики из горла жертвы. Мужчина чуть приподнялся и грубо раздвинул ей ноги, вдавив их коленями в ложе.

–– Нет!! Не надо!! Нет!!! Пожалуйста!! Прошу тебя…Годфрид, прошу!! Не надо –– не так!! Только не так!!! Мама!!!

Герцог не обращал внимания, кривился от бушующей ненависти и шарил по телу, готовясь вторгнуться внутрь. Саша, обливаясь слезами, тщетно взывала к его разуму и состраданию словами, глазами, молила, обливаясь слезами: только не так, только не так…

–– Не так?...Не переживайте, герцогиня, я возьму вас и по-другому! –– пальцы герцога нашли отверстие и вонзились, намечая путь прохода уже более серьезного оружия. Саша дико закричала, забилась, пытаясь ускользнуть от рук насильника, и лишь увеличила боль внутри, в руках и в ногах, буквально расплющенных мощными ногами герцога. Перед глазами все поплыло, словно в комнату напустили дыма. Ах, как ей хотелось потерять сознание, а потом очнуться уже мертвой и больше не страдать, не ведать грубости, несправедливости и зла, наполнившего ее жизнь до краев.

Мороган замер, тяжело дыша и еще не до конца понимая, отчего пальцы так туго проходят, словно сквозь кожу, словно встречаясь с препятствием…

В его голове мутилось от гнева и желания не столько взять, а убить подлую тварь, изорвать, загрызть. Но в груди что-то екнуло и словно оборвалось от дикого крика девушки, взгляда полного ужаса и мольбы…и преграды, встреченной пальцами. Ярость еще туманила мозг, но уже уходила под натиском явных доказательств –– перед ним не Бритта! Подобное отчаянье и панический ужас не сыграешь и уж тем более не вернешь девственность ни чарами, ни другими средствами.

Мороган резко вынул пальцы и замер, приглядываясь к девушке: жалобное, несчастное лицо, залитое слезами, и не белое –– серое от страха и боли. А глаза… нет, они не проклинали, не укоряли –– просили, уже не надеясь на удачу.

–– Не так, пожалуйста, только не так, –– шептали губы как заклинание.

Герцог качнул головой: этого не может быть! Он уже ошибся раз и все-таки…

Мороган щурился, словно у него образовался тик, и вглядывался в ее искаженное лицо, пытался угадать подвох и понимал –– его нет. Он еще не ослабил хватку, не освободил девушку и тяжело дыша собирал мысли в своей голове. Минута, другая, и вновь занес руку над лоном, желая удостовериться, но на этот раз действовал осторожно, почти нежно. Мизинец с трудом прошел внутрь и был плотно обхвачен –– сомнений не осталось –– перед ним девственица.

В груди Мороган похолодело: вот о чем она молила: не так, только не так.

Герцог зажмурился на секунду и застонал: что ж он сотворил?

Нет, еще ничего, кроме того, что напугал девушку до смерти, лишил ее прелести первой близости, открыв не мир, полный грез и радости, а мир грязи и грубого насилия, боли, стыда и унижения.

–– Почему молчала? –– прошептал в отчаянье. И очень осторожно начал ослаблять хватку, освобождать ее. И чувствовал, как дрожит внутри каждая клеточка то ли от стыда, то ли от неудовлетворенного желания:

–– Я не насильник, –– попытался объяснить и не смог: в горле пересохло, голос охрип. Глаза отчего-то щипало, и он все жмурился, сдерживая чувства, овладевшие им не менее сильные, чем гнев, но более болезненные.

Он убрал руки и отодвинулся, выставив ладонь в знак успокоения –– девушку трясло:

–– Все…все, я не трону тебя. Успокойся.

Кого он уговаривал? Скорей себя. Его разрывали противоречивые чувства: хотелось убить Арвика, ведьму, устроившую подобное испытание и ему, и этой невинной жертве, и в тоже время хотелось остаться и прижать дрожащее тело к себе, завершить начатое, но бережно, нежно, даря ощущения свободы и радости, а не боли и стыда, и пить поцелуй, и наслаждаться стонами блаженства, а не криками ужаса.

–– Почему ты молчала?...

И смолк, резко сев и повернувшись к ней спиной: кого он винит? Перепуганную его похотью и грубостью малышку?

Что она думает о нем? Самое плохое. Старый, слепой болван!

Он покосился на девушку –– та пыталась сесть и закутаться в простынь и не могла остановить поток слез и истерических всхлипов, дрожащие руки не слушались и не могли обернуть тело, скрыть наготу. И Мороган, к своему стыду, заметил красные пятна, оставшиеся от его грубых ласк на ее нежной коже. Худенькая, тонкая, как веточка, но с высокой, манящей формой, грудью, покатыми плечами…

Мороган не сдержал вздоха: теперь он обречен до конца жизни гореть в аду желания и грезить этим телом и тем, что могло бы быть, но никогда не сбудется. Она возненавидит его и больше не подпустит. И будет права.

Мужчина встал, вспомнив про кувшин вина на столе у камина: оно кстати. И ему, и ей. Герцог залпом осушил кубок и налил второй, покосился на девушку: оттолкнет? Выплеснет ему в лицо? Обольет презрением и осыплет проклятьями?

Саша не видела его, она приходила в себя: оттирала слезы ладошкой и пыталась глубоко дышать, чтоб остановить истерические всхлипы и внутренний тремор. В голове немного прояснилось и хотелось уже не плакать, а разразиться нервным хохотом –– до чего ж она везучая! Губы скривились в усмешке, а перед глазами появился кубок.

–– Выпей, тебе нужно, –– голос тих и неуверен. Мороган не смотрел на нее –– страшился увидеть приговор в зеленых глазах.

Она бы выпила да не могла –– руки тряслись, расплескивая жидкость, а зубы клацали о край кубка. Годфриду пришлось поить ее, придерживая за плечи:

–– До дна, пей до дна.

Она не стала противиться: вино жгло горло и оповещало о том, что она еще жива.

–– Вот и все, –– Мороган отошел, поставил кубок на стол, с сомнением глянув на кувшин: выпить бы все и пару десятков бочек, что хранятся в кладовой.

Саша усмехнулась, шмыгнув носом:

–– Сейчас бы еще…пачку сигарет и литр кофе…–– голос дребезжал как расстроенный рояль, но в нем не было ни обиды, ни злости, ни страха –– скорей ирония. Годфрид нахмурился и принялся надевать брюки, искоса поглядывая на девушку:

–– Сигареты? Что такое –– сигареты?

–– Палочки с ядом…–– нервно хохотнула Саша и посмотрела на него. –– Вы всегда так напористы, милорд?

Вот и пришло время воздаяния: справедливых упреков и вполне заслуженных сравнений с представителями животного мира…

Мороган решился и заставил себя посмотреть в зеленые глаза, выслушать окончательный вердикт и совершенно растерялся. Она смотрела с любовью! Он мог поклясться –– именно так и не иначе. И ни грамма обиды, упрека, ненависти в глазах –– лишь легкое смущение и вина, словно не он, а она только что совершила нечто постыдное:

–– Вы бросаете меня? –– губы изогнулись в попытке улыбнуться и перевести все в шутку, но взгляд молил: не уходи. У Мороган стало жарко в груди.

–– Вам…нужно отдохнуть, –– ответил неуверенно, отводя взгляд, но тот вновь стремился к ней. –– Я запру дверь и вас не потревожат. Здесь вы в безопасности. Ложитесь спать. У вас выдалась слишком волнительная ночь.

Как трудно говорить жертве простые слова успокоения, когда ты виновник ее бед.

Девушка расстроенно сникла, обняла колени, свесила голову на грудь.

Мороган подумал, что она боится остаться одна, и обрадовался, что может остаться с ней. Арвик подождет, и колдунья…и весь мир. Он шагнул к постели и сел напротив девушки:

–– Я могу не уходить, –– голос глух и насторожен. Саша вскинула на него взгляд и переместилась ближе, уткнулась головой в обнаженную грудь герцога:

–– Спасибо.

–– За что? –– растерялся тот и не знал, что делать с руками, которые сами стремились к податливому телу девушки. Не стал себя сдерживать - обнял и заглянул в лицо, пытаясь понять причину ее лояльности и поверить в подобную возможность. –– Я чуть не изнасиловал вас, испугал, хотел убить, –– напомнил, чтоб увериться: она понимает и разумом не повредилась.

–– Вот за это ‘чуть’ и спасибо, –– улыбнулась она, удобнее устраивая голову на его плече.

–– Значит, вы не возненавидели меня? –– он не смог скрыть надежду в голосе, да и взгляд выдавал с головой все движения мысли.

–– Нет, но…возненавижу, если вы уйдете и оставите меня …неудовлетворенной, –– тон упал до шепота и последние слова герцог прочел лишь по губам. Мороган не поверил. Развернул девушку к себе, заставляя посмотреть ему в глаза и повторить сказанное. Саша вздохнула и, смущаясь, повторила, с трудом подбирая нужные фразы. –– Я хочу чтоб вы остались. Продолжили, но …не в таком шокирующем темпе….

Господи, да что ж так трудно высказать очевидное?! И что он смотрит, словно действительно не понимает, что ей надо? Он ведь опытный мужчина и должен знать и понимать много больше нее.

Взгляд Саши скользнул вниз на его грудь: литую гладкую, с манящими буграми мышц и странной татуировкой посередине –– спираль и четыре родинки-точки. Пальцы потрогали синеватые линии:

–– Что это?

Мороган нахмурился: как порой трудно с девственницами!

–– Татуировка.

––А что она обозначает?

Герцог шумно вздохнул –– меньше всего нему сейчас хотелось обсуждать эту тему…

–– Фамильная татуировка Мороган. Ее делают всем мужчинам в нашем роду: знак бесконечности. Есть поверье, что с ним мы неуязвимы и…способны продолжить род.

–– Ага, защита от простатита и импотенции, –– с пониманием кивнула Саша и вновь принялась трогать рисунок –– ей казалось, он не выгравирован на коже, а впаян. Мороган сжал зубы –– ее пальчики серьезно волновали его.

–– Миледи, вы не могли бы доступно пояснить смысл произнесенных вами слов?

Девушка удивленно посмотрела на него: голос приобрел нотки раздражения.

–– Я делаю что-то не так?

–– Фыр-р-р!...Как сказать…

–– Вы фыркаете, как Друзилла, –– хихикнула девушка и заподозрила, что эпидемия сумасшествия все ж существует в эти времена и бродит по полям и лесам, кося встречное население. А в замке обосновалась прочно.

–– Что ж, давайте обсудим еще и вашу кобылу, –– не сдержал улыбки Мороган.

–– Нет, давайте сначала…

–– Сначала мы познакомимся? Выясним кое-какие детали вашего появления в моих владениях.

–– Зачем? –– насторожилась Саша.

–– Затем, что я сгораю от любопытства. Начнем с простого? Как вас зовут, волшебница?

–– Алекс.

–– Алекс, –– ему понравилось имя. Оно звучало почти как - Ангел и, по его мнению, в полной мере отображало суть попавшего в его руки чуда. –– Где же та, чье место вы заняли?

–– Надеюсь, не в вашем сердце, милорд?–– лукаво прищурилась Саша.

–– Нет, –– фыркнул он.–– Я даже отблагодарю за избавление от нее.

–– Тогда зачем вы на ней женились?

Мороган внимательно посмотрел на девушку и ,решительно завладев ее лицом, вдохнул, сжимая ладонью щеку:

–– Чтоб отомстить. Убить. Забрать все, что она нажила путем убийств и грязных интриг. Что с ней сталось?

По мнению Саши, а она судила по его взгляду и рукам, словно невзначай поглаживающих ее щеку и кожу под грудью, герцога много больше интересовало другое, то же, что и ее.

–– Она .умерла. Упала и виском о камень ту-думс!…Страшная история, милорд, –– ответила тихо, надеясь что его руки станут настойчивей. И положила ладонь на его грудь, принялась повторять за ним ласки –– нежное ненавязчивое поглаживание пальчиком.

Мороган вздохнул: о чем он спрашивает? Все подождет. Неважно, не нужно –– потом. И спросил, еле сдерживая бурлящую кровь:

–– Вы действительно желаете этого? Подумайте. Я не смогу остановиться второй раз.

–– Не надо,–– заверила Саша.

–– А смелости вам не занимать.

–– А вам опыта и силы… к чему лгать, милорд? Я люблю вас…и хочу. Сейчас, а не завтра. Потому что боюсь, что его не будет. И шанса вернуть эти мгновения, повторить и минуту этой ночи. Жизнь отчего-то преподносит мне лишь злые подарки.

–– Вы умеете уговаривать, –– с иронией заметил Годфрид и уточнил, что бы развязать себе руки. –– Но как же ваш…жених?

–– Жених? –– удивилась Саша. –– Это вы и есть.

–– А…Макс?

–– Вы и есть –– Макс, Годфрид.

Герцог непонимающе нахмурился:

–– Объяснитесь.

–– Я живу в 21 веке. Это очень далекое будущее…

–– Это я понял, иначе вашу образованность не объяснить. Только никому об этом не говорите, Алекс. Не знаю, какие законы действуют у вас, но здесь вы рискуете попасть на костер, как ведьма или еретичка. И даже я не смогу помочь вам. Вы поняли, Алекс? –– он с тревогой заглянул ей в глаза.

–– Да. Я поняла. Так вот, Макс –– это вы. Он живет напротив меня и имеет те же черты и характера, и лица. Меж вами нет разницы, словно меж близнецами. Он так же, как вы –– воин. Обаятелен, силен, проницателен, немного насмешлив, но …более молчалив. Наверное, он ваша реинкарнация.

–– Подождите, миледи: я –– Годфрид.…Что такое реинкарнация?

–– Перевоплощение. Душа умирает, чтоб родиться вновь. Вы и Максим –– одно и тоже.

–– Вы говорите загадками…

–– У вас научилась, милорд, и у вашей родственницы.

–– А это еще кто?–– озадачился Мороган.

–– Морхара. Разве вы не знали?

Герцог замер –– ничего себе новости! Так вот в чем дело! О-о-о…Хорошо, он попытается свыкнуться с этой мыслью, и с тем, что его жена родилась намного столетий позже, и с тем, что они уже встретились с ней там. Вот только как бы это все сложить и удержать в голове?

–– Пыф-ф!

Саша рассмеялась обрадованная, что он так легко все принял и безоговорочно поверил.

–– Н-да, миледи…вы умеете заинтересовать мужчину. Я нахожусь в некотором замешательстве по поводу услышанного, но обещаю обдумать новости и привыкнуть к…Один, помоги! Боюсь без вас мне не справиться. Придется вам остаться и занять место герцогини и моей жены. Я хочу продолжения рассказа, но! –– Мороган предупреждающе выставил палец. –– На сегодня хватит.

–– Понимаю, –– улыбнулась Саша. Она пребывала в той же растерянности несколько месяцев назад. Надо же, как летит время!

Герцог с улыбкой подхватил ее и, уложив на спину, навис, всматриваясь в прекрасное лицо:

–– Значит я Максим? –– спросил тихо.

–– Ага, Максим Мороган.

–– Что ж, считайте как вам угодно, теперь это не имеет значение –– вы останетесь со мной. Будете принадлежать мне, а не ему.

–– Вы ревнуете к себе самому! –– рассмеялась Саша.–– Это забавно!

–– Смейтесь, колдунья, смейтесь, –– Мороган нежно прикоснулся к ее губам, отвел в сторону край простыни, обнажая вожделенное тело, и принялся искусно ласкать его, наслаждаясь каждым мгновением, каждой клеточкой подаренного ему чуда.

Саша, совершенно измотанная, лежала на груди герцога крепко прижатая к его телу сильными руками. Он словно боялся, что она исчезнет или не верил, что принадлежит ему. Уже вся, без остатка. Он слушал ее дыхание и думал о том, что теперь значительно обязан ведьме. И думал как уберечь свою жену от козней своей новоявленной родственницы, подозрительных взглядов и вездесущей церкви.

Саша же думала о том, что в книгах все врут: при первом совокуплении не поют птицы и не цветут цветы, и мир не наполняется светом, и нет никакого ‘Ой’, а потом долгого и страстного’ А-а-а’. И сразу –– оргазм, а через час вновь –– иди сюда. Ерунда. Ложь. Все наоборот. Акт дефлорации до жути болезнен и длится бесконечно долго, и хочется не прижаться к телу любимого, а оттолкнуть, взбрыкнуть, как взбесившейся лошади, и долго, нудно кричать на грубияна и садиста. Как она выдержала? Как осталась жива? И какая мазохистка захочет это повторить?

Хотя, нет, он далеко не грубиян, это она нервная. А Годфрид очень нежный мужчина... Пожалуй, дней через пять она сможет воспринять его более адекватно, и допустит повторение…ну, или послезавтра… Ах, какой он сильный, и прекрасный –– тело так и манит –– дотронься, а под пальцами упругий бархат кожи, теплый…

Да, пожалуй повторить можно и завтра.

В дверь стучали. Мороган приоткрыл глаз и сообразил, что заснул, не заметив того и не желая. Покосился в окно –– светает. Действительно –– пора. Он нехотя вылез из-под одеяла, стараясь не потревожить малышку, бережно укрыл ее и открыл дверь. На пороге возник Вордан. И вид герцога привел его в изумление, а мирно сопящей в его постели герцогини –– одарил немотой. Нет, вид обнаженного мужчины его не удивил, а вот умиротворенность и удовлетворенность –– да. И отсутствие признаков погрома в комнате, и безоблачная атмосфера. И живая женщина, бережно укрытая одеялом и обложенная подушками для ее удобства.

Может, он что-то не понял?

И он, и Уорвик, и Родерик, и даже Арвик были уверены, что Мороган отделает свою женушку так, что та больше не сможет ни ходить, ни стоять, и жить будет ровно столько, сколько он ей отмерил. А судя по его лицу, когда он волок ее в свои покои –– не дольше утра.

–– Э-э-э, –– озаботился мужчина, осмелившись озвучить вопрос, но герцог не дал –– приложил палец к губам и указал на женщину –– тихо, разбудишь. Начал одеваться, стараясь не производить и шороха, не то что –– шума.

Вордан лишь хлопал ресницами: а что оставалось?

Когда они покинули спальню, герцог спокойно приказал:

–– Выстави охрану и проследи, чтоб госпожу не беспокоили. Пусть Майла приготовит ее вещи. С сегодняшнего дня герцогиня будет спать в моей спальне.

Вордан шумно вздохнул и осмелился открыть рот, чтоб озвучить свои сомнения, но Мороган тут же ему закрыл его, кинув через плечо:

–– Обеспечь ей охрану. Упадет хоть волос с головы –– полетит твоя, –– быстро спустился вниз по лестнице.

Арвик Анштайм имел плачевный вид и вызывал не желание воздать должное за боевые заслуги прошедшей ночи, а послать за лекарем и бочонком крепкого вина. Но Мороган не привык спускать оскорбления, тем более нанесенные ему в его собственном доме. Тем более его женщине. Оттого спрятал усмешку и кивнул Уорвику –– готовь мечи, и Аривику кинул:

–– Идемте, Анштайм, и выясним отношения как мужчины.

Тот нехотя поднялся и с тоской в глазах поплелся за хозяином замка: боец из него и в других обстоятельствах был посредственный, а в таком, изрядно потрепанном –– тем более. Но Мороган недаром носил прозвище Кельтский вепрь: ни жалости, ни снисхождения ждать не приходилось.

Они вышли во двор. Морозный воздух начавшегося рассвета немного освежил голову, помог собраться с мыслями и силами. Арвик выпрямился и гордо вскинул подбородок:

–– Глупо, Мороган, портить отношения из-за мертвой шлюхи. Неужели вы не удовлетворились ее смертью?

Уорвик подал ему меч, второй протянул Анштайм.

–– Да полно, Мороган. Перестаньте устраивать дуэль из-за нестоящего предмета.

Герцог вынул клинок и наконец соизволил ответить:

–– Вы забыли, Анштайм, что оскорбили хозяина, приютившего вас, унизили его жену. Вы не оставили мне выбора, как только преподнести вам серьезный урок хороших манер. И кровью смыть нанесенное оскорбление. Другое меня не устраивает, и вам придется покинуть мои владения в саване.

–– Зачем доводить до крайностей? Хотите, я принесу свои извинения?

–– А Бритте?... Не думаю. И даже если простит она, я прощать не собираюсь.

Арвик при упоминании имени герцогини растерялся и недоверчиво нахмурился, сверля Мороган испытывающим взглядом: что за вздор?! Кельтский вепрь простил своей потаскушке шашни на стороне?! О-о-о, конечно! Она смогла убедить его, обвинив во всем любовника! Ах, какая искусная стерва! Лживая, хитрая сучка!

Рука Анштайм схватилась за меч: я убью сначала тебя, потом твою жену –– сказал взглядом Морогану. Тот и бровью не повел, стоял, ожидая нападения.

Уорвик, несколько шокированный услышанным о Бритгитте, прислонился плечом к стене и приговорил себя к получасовой скуке, успокаивая тем, что после обязательно в награду за проявленное терпение получит от друга пояснение о судьбе дьяволицы.

И ошибся. Втрое. Мороган уложился за десять минут, незатейливо расписавшись на теле графа клинком –– пять легких ранений и два серьезных. Он посчитал, что урок достаточен и внял мольбам полумертвого Арвика, оставив его в живых.

–– Зря, –– бросил Уорвик, глядя как перепуганные слуги графа укладывают окровавленное тело своего господина в телегу. Мороган очистил клинок от крови, пребывая в тех же сомнениях, и тряхнул волосами:

–– Не в моих правилах добивать лежачего. Если выживет и захочет повторить –– я буду к его услугам.

Уорвик лишь вздохнул да пожал плечами.

Телега с Арвиком Анштайм в сопровождении двух слуг загремела колесами, съезжая со двора. Ее конвоировали два всадника –– воины герцога

–– А что дьяволица? Не хочешь отправить ее вслед за любовником? –– спросил Уорвик у друга, кивнув в сторону исчезающего с глаз эскорта. И насторожился –– лицо Мороган при упоминании о герцогине потеряло холодную маску и взгляд приобрел тот задумчиво томный и теплый оттенок, что принят у безоглядно влюбленных слепых романтиков.

–– Только не говори мне, что ты ее пощадил! –– испугался Эйзенфар.

–– Не только пощадил, но и, кажется, впервые влюблен, –– Мороган с улыбкой посмотрел на него, и она становилась все шире и радостней, по мере того, как лицо друга вытягивалось, приобретая и возмущенный, и растерянный вид.

–– Ты…ты потеряешь голову!

–– Уже. Она вместе с сердцем принадлежит той малышке, что лежит в моей постели.

–– Малышке?!! Мороган, приди в себя!! Ты ошибаешься на счет нее!

–– Нет, Уорвик. Я прав и был прав. Я получил тому безоговорочное подтверждение.

–– Что она тебе напела на этот раз?!

–– Ничего, –– Мороган склонился к уху друга, не желая доверять тайну ветру, гуляющему во дворе на радость любопытной челяди. –– Я был прав, а ты нет. Все твои предположения разбились об одно единственное, но стоящее всего вместе взятого доказательства. Можно играть доброту и милосердие, можно научиться стрельбе из лука и придумать диковинные истории, но…нельзя дважды стать девственницей, как и дважды умереть.

Он пошел в свои покои, оставив друга на улице в глубоком изумлении и раздумьях. Ему понадобится немало времени, чтоб прийти в себя и свыкнуться с той удивительной и не правдоподобной версией, что поведал ему Мороган вчера вечером. К тому времени герцог сможет насладиться своей женой еще раз и окончательно привязать к себе, лишив иллюзии о возвращении. Теперь он ее муж. А этот замок –– дом. И он убьет любого, кто посмеет встать поперек.

Змея особо ядовитая.

Верховный жрец.

Райдо Витич «Знак бесконечности» Авторские права защищены

95