"Мор Йокаи. Сыновья человека с каменным сердцем" - читать интересную книгу автора

солдат, которые узнали стоявшего перед ними человека: ведь это же сын их
покойного губернатора, законный наследник губернаторского кресла, который
завтра или послезавтра займет его; нынешний губернатор - лишь временщик,
настоящий же их хозяин - вот этот! Ружья взлетели на плечо.
- Покинуть зал, - приказал Эден, - и ждать моего приказа! Если позову -
придете.
Старые служаки подчинились. Им пришелся по душе этот приказ. Они даже
были довольны, что дело приняло такой оборот.
Эден поспешил в зал заседаний, где продолжалось кровопролитие.
В ту минуту, когда главного исправника и его прихвостней выбросили в
окно, когда возбужденная толпа зрителей с тревогой и ужасом взирала на
полуоткрытую заднюю дверь, через которую вот-вот должен был ворваться
карательный отряд, когда председательствующий метал громы и молнии, яростным
взглядом торопя замешкавшуюся и уже бесполезную для главного исправника
подмогу, - в эту самую минуту в дверях показался всего лишь один человек -
Эден Барадлаи.
Он был прекрасен. Горящее от гнева лицо, сверкающие благородным
возмущением черные глаза!
Отдавал ли он себе отчет в собственных поступках, или действовал под
влиянием порыва? Эден вошел в зал, не снимая меховой шапки, и направился
прямо к председательскому креслу.
Ридегвари, неловко повернувшись всем телом, растерянно глядел на него,
судорожно сжимая правой рукой спинку кресла. Он походил в ту минуту на
шакала, неожиданно встретившего в индийских джунглях королевского тигра.
Зрелище, представшее глазам Эдена, потрясло его душу.
Зеленый стол президиума комитатского собрания был залит лужами крови, в
беспорядке разбросанные документы и протоколы тоже были окроплены кровью;
мужчины, разорвав носовые платки, перевязывали друг другу раны; куда ни
глянь - сверкающие возбуждением глаза, негодующие лица; на столе - кем-то
брошенный переломанный пополам окровавленный палаш.
- Кто все это сделал? - звенящим от напряжения голосом спросил молодой
Барадлаи, остановившись перед председательским креслом. - Кто все это
сделал? - вторично произнес он, в упор глядя на администратора.
Ридегвари оторопело смотрел на него и молчал.
- Я обвиняю вас в этом позорном деянии, следы которого не смыть из
нашей истории никакими слезами!
- Меня? - с трудом выдавил Ридегвари, выразив одним этим словом и
беспредельную ярость, и спесь, и страх, и изумление.
Молодой Барадлаи переложил саблю из правой руки в левую.
- Да, вас!
С этими словами он взялся правой рукой за резную дубовую спинку
старинного кресла и в неудержимом порыве резко дернул его на себя.
- А сейчас - оставьте это место. Это кресло моих предков. Вы
расположились в нем только из-за болезни губернатора. Ныне губернатор
выздоровел!
Эти слова были встречены ликованием всего зала. Да, именно всего зала.
Те, кто знаком со своеобразным характером венгерских собраний, вспомнят
множество примеров, когда в разгар полемики какой-нибудь располагающий к
себе человек, поднявшись на трибуну, мгновенно покорял всех присутствующих,
сближал и объединял противников, разбивал все приведенные до него доводы и