"Борис Степанович Житков. Черная махалка (детск.)" - читать интересную книгу автора

Вдруг Косой дернулся и прыг под кручу.
Тот, что был сзади, вскинул винтовку и бах! бах! вдогонку, вниз, и стал
спускаться с обрыва.
А другой схватил за ворот меня. А я - не то бежать, а идти не знал чем.
И сел я на землю. Пришли еще красноармейцы с кордона, стали облаву делать, а
меня повели на пост, где их казарма и все.
Живо по коридору протолкали к начальнику.
Сидит за столом, важный, в кожаном. На столе наган. Сбоку телефон в
ящике. Посмотрел на меня - глаза, как гвоздики, - и спрашивает:
- Это вот что с ним был?
И прямо уперся в меня:
- Как звать?
Я думаю: "Врать или нет? Сейчас, - думаю, - узнают - и к мамке с
обыском. Знаю ведь! Чуть что - сейчас обыск и пойдут тягать. Пусть, - думаю,
- сгноят меня, а не скажу правду!"
- Ты не верти пуговицу. Говори, как звать!
Я вдруг заорал.
- Васькой, Васенькой, - кричу, - Васильем, Ва-си-ли-ем! - на разные
голоса, чтоб поверили.
А меня Петькой Малышевым зовут.
Начальник выскочил из-за стола, как тряхнет меня за шиворот:
- Не врать мне!!
Я вижу, самое остается только реветь, все равно давно хотелось, и я
ударился в слезы.
И таким я горьким воем завыл - голоса своего не узнал. Бить меня всего
начало, сам не рад, что реветь пустился. Как сорвался.

Ночевал у них в казарме. Утром проснулся, не шевелюсь. Но знаю, что
сейчас спрашивать опять будут... И про Косого... Вспомнил, как он в море-то
себя показывал, - ну как я про него скажу?
Пусть бы мне кто тогда сказал, что мне надо делать!
Лежу и слышу - идет разговор промеж красноармейцев:
- В Чеку его, в Особый отдел, там, брат, узнают в лучшем виде.
А другой:
- Ну да, очень просто, что с монитором шпионаж возили! Это что к садку
подъезжали - так это для понту, глаза отвести!
И вижу я, что все так выходит, что и не придумаешь, что им врать. И
правду скажи - тоже веры не дадут.
А тогда эти мониторы офицерские - верно, что в наши берега ходили.
Очень даже близко. Что же мне делать? Так бы вот лежал и не шевелился... До
самой до смерти моей!
Слышу - затопали, выходить стали, и тишина настала. Полежал, полежал, а
в голове все кубарем, кувырком все кружит, и махалка эта черная, проклятая,
так и кивает, кланяется.
И вдруг как будто что взвинтило меня.
Вскочил я, сел на койке. Осмотрелся: лежит на койке красноармеец
одевши, ногу свесил и на меня глядит, улыбается. Смешной я, значит, был.
Хороший, к черту, смех!
- Васька! - говорит.
А я зыркаю: кого это он кличет?