"Джером К.Джером. Трое на велосипедах" - читать интересную книгу автора

сейчас".
Но даже если наши желания и сбываются, то подается это совсем под
другим соусом. С самого начала все пошло прахом: Этельберта не заметила, что
я неважно себя чувствую; пришлось обратить на это ее внимание.
- Извини, дорогая, мне что-то нездоровится.
- Да? А я ничего и не заметила. Что с тобой?
- Сам не знаю, - ответил я. - Боюсь, это надолго.
- Это все виски, - решила Этельберта. - Ты обычно не пьешь, только у
Гаррисов. От виски тебе всегда плохо.
- Виски тут ни при чем, - заметил я. - Надо смотреть глубже. По-моему,
мой недуг скорее душевный, чем телесный.
- Ты опять начитался критических статей, - сказала Этельберта. - Почему
бы тебе не послушать моего совета и бросить их в огонь?
- И статьи здесь ни при чем. За последнее время мне попалась пара
весьма лестных отзывов.
- Так в чем же дело? - спросила Этельберта. - Ведь должна же быть
какая-то причина!
- Нет, - ответил я, - в том-то все и дело, что причины нет. Одно лишь
могу сказать: в последнее время мною овладело странное чувство беспокойства.
- Этельберта посмотрела на меня с любопытством, но ничего не сказала, и я
продолжил: - Это утомительное однообразие жизни, эта сплошная череда тихих,
безоблачных дней) способны вселить беспокойство в кого угодно.
- Нашел, на что жаловаться, - сказала Этельберта. - Кто знает, наступят
пасмурные дни, и не думаю, что они) придутся нам по душе.
- А я в этом не так уж и уверен, - ответил я. - В жизни, наполненной
одними лишь радостями, даже боль, представь себе, может явиться желанным
разнообразием. Я иногда задумываюсь, не считают ли святые в раю полнейшую
безмятежность своего существования тяжким бременем. По мне, вечное
блаженство, не прерываемое ни одной контрастной нотой, способно свести с
ума. Возможно, я странный человек, порой я сам себя с трудом понимаю. Бывают
моменты, - добавил я, - когда я себя ненавижу.
Частенько такой маленький монолог, заключающий намек на некие тайны,
скрытые в глубинах нашего сознания, трогает Этельберту, но сегодня, к моему
удивлению, он не произвел на нее должного впечатления. Насчет жизни в раю
она посоветовала мне не волноваться, заметив, что это мне не грозит; то, что
я - человек странный, всем известно, тут уж ничего не поделаешь, и если
другие меня терпят, то нечего и расстраиваться. От однообразия жизни,
добавила она, страдают все, тут она со мною согласна.
- Ты даже представить себе не можешь, как иногда хочется, - сказала
Этельберта, - уехать куда-нибудь, бросив все, даже тебя. Но я знаю, что это
невозможно, так что всерьез об этом и не задумываюсь.
До этого я никогда не слышал, чтобы Этельберта разговаривала в таком
тоне. Это меня озадачило и безмерно опечалило.
- С твоей стороны очень жестоко говорить мне такие слова. Хорошие жены
так не думают.
- Я знаю, - ответила она, - поэтому раньше и не говорила. Вам,
мужчинам, этого не понять, - продолжала Этельберта. - Как бы женщина ни
любила мужчину, порой он ее утомляет. Ты даже представить себе не можешь,
как иногда хочется надеть шляпку и пойти куда-нибудь, и чтобы никто тебя не
спрашивал, куда ты идешь и зачем, как долго тебя не будет и когда ты