"Джером К.Джером. Первая книжка праздных мыслей праздного человека" - читать интересную книгу автора

только что заново шоссированная дорога. Злополучному седоку кажется, что
каждый обгоняющий его или несущийся навстречу экипаж обязательно переедет
через него, а при каждом спуске или подъеме на горку седок мысленно
высчитывает, сколько шансов на то, что он может уцелеть, принимая во
внимание, что ваш вожак - человек дряхлый, с трясущимися ногами и руками,
который, того и гляди, выпустит из рук колясочку, и вы при этом сломаете
себе шею.
Но с течением времени я привык к новому ощущению и перестал бояться, а
вместе с тем у меня пропало единственное, так сказать, "развлечение". Скука
стала адская. Мне казалось, что я сойду с ума. Я сознавал, что этот ум у
меня довольно слаб, и особенно рассчитывать на его устойчивость нельзя.
С целью несколько рассеять томящую скуку, я на двадцатый день моего
пребывания в Бекстоне, после сытного завтрака, отправился прогуляться в
Хейфильд, маленький, веселенький и оживленный городок, расположенный у
подножия большой горы. Дорога к нему пролегала по прекрасной зеленой долине.
В самом городке меня заинтересовали две прелестные молодые женщины. Впрочем,
не ручаюсь, быть может, они только показались мне прелестными: ведь при
скуке мало ли что может показаться! Одна встретилась со мной на мосту и,
кажется, улыбнулась мне; другая стояла на крыльце своего домика и осыпала
поцелуями розовые щечки годовалого ребенка, которого держала на руках. С тех
пор много воды утекло, и эти женщины, вероятнее всего, в настоящее время
превратились уже в невзрачных и неприветливых старух, если только остались
живы. Но тогда встреча с ними хорошо повлияла на меня, поэтому я и запомнил
ее.
На обратном пути я увидел старика, ломающего камень. Это зрелище
вызвало во мне такое сильное желание испытать силу своих рук, что я
предложил старику дать ему на бутылку бренди, если он позволит мне
поработать вместо себя. Он оказался очень сговорчивым и охотно согласился на
такой обмен, вероятно, очень поразивший его своей необычайностью. Я принялся
за дело со всей силой, накопленной мной в трехнедельной праздности, и в
полчаса сделал больше, чем старик мог сделать за целый день.
Сделав первый опыт, я пошел дальше в отыскивании себе развлечений.
Каждое утро я совершал длинную прогулку, а по вечерам ходил слушать музыку
перед курзалом. Я совершенно оправился, но, тем не менее, дни тянулись для
меня убийственно долго, и я был вне себя от восторга, когда наступил
последний из них и меня увезли вновь в Лондон с его напряженной трудовой
жизнью.
Я выглянул из экипажа, когда мы вечером проезжали по Хендону. Слабое
сияние на небе над огромным городом точно согрело мое сердце теплом
домашнего очага. И когда потом наш кеб загрохотал на въезде станции св.
Панкратия, поднявшийся вокруг шум, возвещавший о близости столицы, показался
мне самой приятной музыкой, когда-либо слышанной мною.
Итак, целый месяц праздности доставил мне не удовольствие, а лишь одно
огорчение. Я люблю полениться, когда этого не допускают обстоятельства, но
не тогда, когда мне нечем заниматься, кроме глазения в потолок. Такова уж
моя упрямая натура. Всего более я люблю греться у камина, высчитывая,
сколько кому должен, и это как раз в то время, когда мой письменный стол
завален грудами писем, требующими немедленного ответа. Всего дольше я
прохлаждаюсь за обеденным столом, когда меня ждет спешное дело, которое
никак нельзя отложить до следующего дня. И когда у меня настоятельная