"Джером К.Джером. О вреде чужих советов" - читать интересную книгу авторас галерки. - Ничего с ней не будет. Не выпускай ее оттуда!"
Старый дурак не обратил внимания на наш совет; он принялся обсуждать вслух этот вопрос. "Просьба пустяковая, - заметил он, - а человека можно сделать счастливым!" "Да, но что будет с нами? - спросил тот же голос с галерки. - Ты не знаешь эту женщину. Ты только что пришел, а мы слушаем ее целый вечер. Она сейчас угомонилась, ну и пусть сидит себе там". "О, выпустите меня хотя бы на секунду! - кричала бедняжка. - Мне необходимо кое-что сказать своему ребенку". "Напиши на клочке бумаги и передай, - предложил какой-то голос из партера. - Мы проследим за тем, чтобы он получил письмо". "Могу ли я не пустить мать к умирающему ребенку? - размышлял вслух тюремщик. - Нет, это будет бесчеловечно". "Не будет, - настаивал голос из партера, - в этом случае не будет. Бедный ребенок и заболел-то потому, что она слишком много говорила". Тюремщик не хотел руководствоваться нашими советами. Осыпаемый проклятиями всего зрительного зала, он все-таки отпер тюремную дверь. Женщина говорила со своим ребенком около пяти минут, по истечении которых он скончался. "Ах, он умер!" - пронзительно вскрикнула убитая горем мать. "Счастливчик!" - прозвучал ответный возглас зрительного зала, лишенного всякого сочувствия. Иногда публика занималась критикой в виде замечаний, адресованных одним джентльменом другому. Однажды мы смотрели пьесу, в которой действие было вдруг, посреди утомительных разговоров на сцене, в зале послышался громогласный шепот: "Джим!" "Хэлло!" "Разбуди меня, когда начнется спектакль". За этим последовала отчетливая имитация храпа. Потом мы вновь услышали голос второго собеседника: "Сэмми!" Его приятель якобы проснулся: "А? Что? В чем дело? Что-нибудь произошло?" "Разбудить тебя так или иначе в половине одиннадцатого, да?" "Конечно, сынок, спасибо тебе". И критик опять уснул. Да, в то время мы проявляли интерес к отечественным пьесам. Хотелось бы мне знать, буду ли я когда-нибудь получать от английского театра такое же удовольствие, как в те времена? Буду ли я когда-нибудь получать такое же удовольствие от ужина, какое я получал от рубцов с луком, омытых горьким пивом в трактире старого Альбиона? С тех пор мне не раз приходилось ужинать после театра, и некоторые ужины были весьма дорогими и изысканными, - когда мои друзья решали не жалеть денег. Повар может прибыть прямо из Парижа, его портрет может красоваться в иллюстрированных газетах, его жалование может исчисляться сотнями фунтов, и все же его искусство кажется мне каким-то неполноценным, в его блюдах, по-моему, нет пикантности. В них недостает приправы. |
|
|