"Эми Дженкинс. Медовый месяц " - читать интересную книгу автора

поговорить, раз я осталась одна. Блондинка ведет себя так непринужденно,
что, когда возвращается Паоло, все мы мило беседуем. И блондинка
заговаривает с Паоло - я не верю своей удаче. А он млеет от удовольствия,
потому что она восхищается его запонками и прочей дребеденью. А потом, когда
я и синеглазый установили необычайный контакт через глаза и мне кажется, что
это определенно становится интересно, он говорит:
- Я ухожу.
Он вытаскивает свою наличность, но блондинка говорит, что справится
сама. Тогда он встает и прощается, и я вдруг оказываюсь в свободном падении,
как парашютист с раскинутыми руками, наподобие парящего орла, и прямо мне в
лицо летит неумолимая земля. Конечно, фигурально выражаясь. На самом деле я
в безопасности сижу на минималистском стуле в минималистском итальянском
ресторане в центре Лондона. Я хочу сказать, что не могу вымолвить ни слова,
а он уходит, и я, хоть убей, никак не могу взять в толк, что происходит.
И когда синеглазый проходит мимо моего стула, он снова слегка
покашливает, но на этот раз это больше похоже на смешок, тихий, но не такой
уж и тихий. Как будто смеется какой-то шутке, понятной лишь нам двоим. И
проходит мимо. А я ошеломленно остаюсь сидеть. Блондинка тем временем
требует счет. А я смотрю на Паоло: мол, слышал такое? Но он снова уставился
в окно у меня за спиной. Я оборачиваюсь, и оказывается, он уставился не в
пространство, а смотрит, как синеглазый на улице ловит такси.
И тут я вдруг вскакиваю. Выдавливаю: "Извини, Паоло" - и выбегаю. Я
вылетаю на улицу, а он держит для меня открытую дверь такси. И вот мы
вместе. В такси. И уезжаем в ночь.

Глава вторая

Мы снова в лимузине, и девицы смотрят на меня. Их зацепило. Я делаю
небольшую паузу. А потом говорю: иногда я думаю о тех двоих, оставшихся в
ресторане. Продолжил ли Паоло знакомство с блондинкой? Возможно, они неплохо
поладили. Возможно, провели такой же чудесный вечер, как и мы. Этого я так и
не узнала, так как больше Паоло никогда не видела.
- Вот это и была Любовь-Всей-Моей-Жизни, - завершила я свой рассказ. И
закрыла рот, как будто на этом все кончено.
- Так нельзя! - завопили все.
- Остальное вы можете представить.
- Нет, не можем! - завопили опять.
Но дело в том, что мне не хотелось рассказывать об остальном. Это не
для девичника перед свадьбой. Ни слова больше.
- Эй, - сказала Дел самым строгим и даже устрашающим тоном, - им нужен
эпилог. - Она указала на сидевших с разинутыми ртами девиц.
Я скромно перевела глаза на плотно спрессованные бедра на сиденье
напротив и шепнула, что не могу продолжать, что остальное не для чужих ушей.
Делла закатила глаза и сказала: "Прошу тебя, пожалуйста!" - с выразительным
ударением на "пожалуйста". В наши дни и в наш век, как нетрудно заметить,
любая щепетильность в чувствах считается а) показной и б) утомительной. Но
по правде, я не хотела продолжать, особенно в присутствии мужчины. Ведь
долговязый шотландец все еще оставался с нами.
- Это было восхитительно, - сказала я. - Прекрасно.
Так оно и было. Я не знала, как еще это описать. Не знаю и теперь. В