"Август Ефимович Явич. Севастопольская повесть " - читать интересную книгу автора

противным самой природе человека, ужас перед варварством войны - самого
бесчеловечного состояния человеческой жизни.
Это чувства "общечеловека", а не "эго-человека", не обычного
естественного "я-центрисга". И вместе с тем это чувства внесоциального
человека, которые режуще диссонируют с классовым долгом Андрея. И
проявляются они - в поведении - как эгоистическое, только о себе заботящееся
бегство от этого варварства.
Впрочем, Андрей быстро приходит в себя. Его охватывает ужас от того,
что он сделал, и в новых боях он всегда кидался в самые горячие точки, а
отвага его была отчаянной храбростью самолюбия, храбростью напоказ.
Таким был Андрей в начале пути: неустойчивый эмоционал, готовый отдать
жизнь за высочайшие идеалы - и за то, чтобы не прослыть трусом. Он незрел,
полон противоречий, но в душе его с самого начала есть то, что станет потом
его стержнем - тяга к настоящему, а не к мнимому добру, решимость бороться с
настоящим классовым врагом, с истинным социальным злом. Эта тяга уже с
самого начала правила им, и она привела его к революционерам-большевикам.
Позднее, после многих дней испытаний, Андрей откажется от своего
романтического псевдонима, и вместе с ним от многого в себе самом. "Якобинца
больше нет, - скажет он. - Я дорого заплатил за его ошибки и заблуждения".
Это - шаг вперед в душевном развитии Андрея, прогресс, и, как всякий
прогресс, он состоит из приобретений и потерь. Андрей со свойственной ему
порывистостью рвет не только с абстрактно-романтическими идеалами, но и с
некоторыми истинными идеалами прошлого. "Раздвоенность" сменяется в нем
"однобокостью", на смену одной крайности приходит другая.
Умение видеть человека в развитии и в борьбе противоречий - одна из
главных реалистических традиций литературы. Там, где А. Явич придерживается
ее, герои его жизненно сложны, не однолинейны; там, где этот принцип
социальной и психологической диалектики не соблюден (это бывает чаще с
второстепенными, но иногда и с главными героями), персонажи выглядят
однолинейно, как, например, Гроза и некоторые белогвардейцы.
В Рудневе такой одноцветности нет.
Сначала он стремится сплавить в один поток новую, пролетарскую
революционность и лучшее в допролетарской (крестьянской и
буржуазно-демократической) революционности.
Увидев изъяны допролетарской революционности, он отбрасывает чуть ли не
все в ней - даже ее великие общечеловеческие ценности. Он называет
стремление создать такой сплав - "половинчатостью", а "половинчатость - это
шаг к предательству".
Андрей идет тем путем максимализма, которым шли тогда многие горячие
головы. В романе "Утро" его однобокость еще не очень ярко освещается
писателем, а иногда даже романтизируется. В более поздних книгах - в "Жизни
и подвигах Родиона Аникеева" (1965), в "Корневых и времени" (1969) и в
продолжающем ее "Крушении надежд" (1976) - А. Явич пристальнее следит за
тем, как именно новые ценности срастаются со старыми, строже относится к
однобокостям в этом сращивании.
В 60-е годы, переиздавая "Утро", А. Явич заметно улучшил роман: он снял
навязанный ему ранее облегченный конец, освободил от лакировки трагизм
суровых времен, сократил описательные длинноты, авторский комментарий,
очерковую информацию.