"Александр Яшин. Рассказы" - читать интересную книгу автора

веревки, а вот забыл о ней и, если бы не лыжи, не вспомнил бы.
В давнее время на моей родине рябину заготовляли к зиме как еду,
наравне с брусникой, и клюквой, и грибами. Пользовались ею и как средством
от угара, от головной боли.
Помню, вымораживали мы тараканов в избе, открыли дверь и все окна,
расперев их створки лучиной, а сами переселились к соседям. За зиму таким
способом избавлялись от тараканов почти в каждом доме. В лютый мороз пройдет
несколько дней - и ни одного прусака в щелях не остается. Вернулись мы в
свою избу через неделю, мать принялась калить печь, да закрыла трубу слишком
рано, не рассчитала, и к вечеру мы все валялись на сыром полу, как тараканы.
Не знаю, что с нами было бы, если бы не мороженая рябина. Странно, может
быть, но сейчас вспоминать об этом мне только приятно.
В Подмосковье я собирал рябину больше из любви к этим своим
воспоминаниям о детстве, да еще потому, что в прошедшем году уродилось ее на
редкость много, и жалко было смотреть, как сочные, красные ягоды
расклевывают дрозды.
На темном чердаке под самой крышей связки рябины висели, словно
березовые веники. Листья на гроздьях посохли, пожухли и свернулись, и сами
ягоды, перемерзшие за зиму, тоже чуть сморщились, вроде изюма, зато были
вкусны. Свежая рябина - та и горьковата, и чересчур кисла, есть ее трудно,
так же как раннюю клюкву. Но и клюква и рябина, прихваченные морозом,
приобретают ни с чем не сравнимые качества: и от горечи что-то осталось, а
все-таки сладко и, главное, никакой оскомины во рту.
Цвет рябиновых ягод тоже за зиму изменился, он стал мягче и богаче по
тонам: от коричневого, почти орехового, до янтарного и ярко-желтого, как
цвет лимона. Впрочем, почему это нужно сравнивать рябину с лимоном, а лимон
с рябиной?
Попробовав ягоды тут же на чердаке, я первым делом обрадовался, что
опять смогу как-то побаловать своих детей и лишний раз доказать им, что
деревенское детство не только не хуже, а во многих отношениях даже лучше
детства городского.
Не знаю, как это передать, объяснить, но всю жизнь я испытываю горечь
оттого, что между мною и моими детьми существует пропасть.
Нет, дело не в возрасте. Дело в том, что я был и остаюсь деревенским, а
дети мои городские и что тот огромный город, к жизни в котором я так и не
привык, для них - любимая родина. И еще дело в том, что я не просто выходец
из деревни, из хвойной глухомани,- а я есть сын крестьянина, они же понятия
не имеют, что значит быть сыном крестьянина. Поди втолкуй им, что жизнь моя
и поныне целиком зависит от того, как складывается жизнь моей родной
деревни. Трудно моим землякам - и мне трудно. Хорошо у них идут дела - и мне
легко живется и пишется. Меня касается все, что делается на той земле, на
которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом
пахал; на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога.
Всей кожей своей я чувствую и жду, когда освободится эта земля из-под
снега, и мне не все равно, чем засеют ее в нынешнем году, и какой она даст
урожай, и будут ли обеспечены на зиму коровы кормами, а люди хлебом. Не могу
я не думать изо дня в день и о том, построен ли уже в моей деревне навес для
машин или все еще они гниют и ржавеют под открытым небом, и когда же наконец
будет поступать запчастей для них столько, сколько нужно, чтобы работа шла
без перебоев, и о том, когда появятся первые проезжие дороги в моих родных