"Вадим Ярмолинец. Кровесмешение" - читать интересную книгу автора

До суда Леню отправляют в психушку на улице Свердлова.
- Мой сын в сумасшедшем доме, - тупо повторяет Ольга Николаевна, -
Мой сын в сумасшедшем доме.
- Оля, Оля, - молит ее Александр Мойсеевич, утирая текущие по
небритым щекам слезы. - Он не сумасшедший, я знаю, что он не сумасшедший.
- Тем хуже для него, - делает верный вывод Ольга Николаевна.
В мутном хаосе, в какой сливается все окружающее ее, перед Ольгой
Николаевной появляется деканская жена Екатерина Михайловна.
- Оля, дорогая, поверьте мне, я очень сочувствую вашему горю, -
Екатерина Михайловна берет Ольгу Николаевну за руки.
- Катя, вы можете мне как-то помочь? - она впервые называет ее по
имени. - Может быть, вы кого-то знаете?
- Оля, я просила мужа найти адвоката, может быть кого-то, кто читает
на юрфаке, но есть еще одна вещь, которую вы должны сделать.
- Что же? Говорите! Нужны деньги? Сколько?
- Я уже беседовала с мужем об этом, Оля, вы знаете он - юрист. Он мне
сказал, что максимум, чего может добиться лучший адвокат, это только
меньшего срока. Но каким бы ни был срок, Оля, там, ему будет легче, если он
будет русским.
- Там?
Екатерина Михайловна кивает головой.
- Как ваша девичья фамилия?
- Моя фамилия Кириллова. Да Кириллова.
- Пока он в больнице, вы должны поменять ему фамилию на свою.
- Как?
- Оля, как угодно. Любыми средствами. Люди теряют паспорта, метрики,
потом восстанавливают. У него вообще есть уже паспорт? Он должен получить
вашу фамилию и вашу национальность.
На суд пострадавшего привозят. Валентина толкает инвалидное кресло с
высокой кожаной спинкой. За ней, как почетный караул, следуют два моряка в
черных кителях. Ноги у отставного капитана не шевелятся.
Адвокат не очень уверенным голосом произносит заготовленную речь о
систематическом ущемлении национальных чувств, человеческого достоинства,
норм социалистического общежития. Александр Мойсеевич в черном габардиновом
пиджаке с наградными колодками и орденом Красной Звезды, которые обычно
надевает только на Девятое мая, сидит в первом ряду. Лицо его опущено в
ладони рук и манжеты рубашки влажны от слез. Рядом Ольга Николаевна вся в
темном, как на похоронах, с отсутствующим лицом.
Она не в состоянии вникнуть в речь адвоката и почему-то вспоминает, как
они втроем ездили на пляж в Лузановку. Они брали с собой большую сумку, где
лежал завернутый в пляжную подстилку казанок отварной картошки с маслом,
мелко нарезанным укропом и котлетами. Помидоры и огурцы она заворачивала в
отдельную газету, чтобы они не нагревались. На пляже Шурик зарывал бутылку с
компотом для охлаждения в песок там, где набегает волна.
- Ленчик, иди, сынок, попей компотик!
- Мам, я не хочу!
- Иди родной, ты уже синий от холода.
Она смотрит на сидящего за деревянным барьером сына, едва узнавая в
этом обритом налысо парне с выдающимися скулами и носом родные черты и
чувствуя, что уже нечто большее, чем этот деревянный барьер, разделяет их.