"Василий Г. Ян. Чингиз-хан, книга 2 Под монгольской плетью" - читать интересную книгу автора

поперечной доской. Ни шороха, ни вздоха за дверью... Даже собака не
встретила его...
Курбан насобирал охапку соломы и бросил коню. Затем по знакомым выступам
стены взобрался на крышу. Там прилег на груде старых стеблей джугары.
Засыпая, он слышал слова, сказанные Кувончем: "Они, может быть, еще
вернутся?"
Рано утром, когда прохваченный холодным ветром Курбан ворочался на крыше
хижины, до него донесся странный звук, похожий на отдаленный стон. Курбан
прислушался. Стон повторился. Он доносился снизу. Кто стонет? Израненный
татарами? Или, может быть, умирающий татарин?
Курбан спустился с крыши и бросился к коню. Тот уже съел всю солому и
нетерпеливо перебирал ногами. Курбап достал из кожаной сумки молоток.
Высадив дверь хижины, он вошел внутрь. Там было темно. Он пошарил руками по
лежанке и наткнулся на тело. Ощупал лицо и узнал мать. Она лежала как
мертвая; тихий голос простонал:
- Я знала, сынок, что ты вернешься. Курбан не бросит нас...
- А где остальные?
- Все убежали туда, к горам, а я осталась сторожить дом, да совсем
обессилела. Меня, верно, приняли за мертвую и дверь заколотили. Да, сынок,
теперь, когда ты вернулся, все поправится...
Курбан отыскал горшок, принес воды из канавки, собрал колючек. Он развел
огонь в очаге и поставил горшок, насыпал в него пшена. В хижине стало
светло и тепло. Мать лежала, худая и слабая, не в силах сделать движение.
Ее нос заострился, и сухие обтянутые губы шептали:
- Вот ты и пришел, сынок!
Курбан отвел коня на пустырь, стреножил ето и оставил пастись. Рядом был
его участок пашни, такой клочок, как ладонь,- как с него прокормить семью?
А еще приходилось отдавать половину урожая владельцу земли - беку! Участок
уже зарос сорняком. Дальше тянулись знакомые участки соседей. И они заросли
сорной травой, а людей нигде не было видно. Домик с сараем старого
кузнеца-заики Сакоу-Кули стоял вдали, обгорелый, с закоптелыми стенами, а
на деревьях окружавших дом, листья от пожара завяли и сморщились.
Но вот одинокий человек медленно шагает по полю, останавливается,
взмахивает кетменем,- вероятно, исправляет канавку.
- Ойе! - закричал Курбан.
Человек выпрямился, поднес руку к глазам, всматриваясь.
- Ойе! Курбан-Кызык! - закричал он, и оба поспешно направились вдоль
канавки навстречу друг другу и протянули руки, прижавшись правым плечом.
Это был сосед, старый Сакоу-Кули, имевший уже внуков.
- О, какие времена! - сказал старик, утирая рукавом глаза.
- Здорова ли твоя семья, жива ли корова, работает ли осел, плодятся ли
овцы? - спросил Курбан.
- Пришли эти завернутые в шубы люди, угнали соседний скот, увезли поперек
седла четырех моих овец и одну мою внучку, а остальная семья убежала в
горы. Я все жду их, если только они не погибли от голода. А корова и осел
спаслись.
- А где моя семья? - спросил Курбан. Дыханье его остановилось, пока он
ожидал ответа.
- Для тебя есть радость - твоя жена вчера вернулась и ночевала в
развалинах моего бедного дома. Вот она уже идет через поле...