"Элоиза Джеймс. Во власти наслаждения (fb2) " - читать интересную книгу автора (Джеймс Элоиза)Глава 22Она замолчала, натолкнувшись на столбик кровати, и ее поглотила страшная, разрывающая на части боль. В комнате воцарилась тишина, слышалось лишь тяжелое дыхание Шарлотты. Алекс с ужасом смотрел на жену. Неужели он был так слеп? Тонкая рубашка Шарлотты намокла от пота, и был ясно виден ее большой живот. Он был больше, чем у той женщины в Италии, которая родила Чья-то рука легла ему на плечо. — Милорд, вы должны выйти из комнаты! — вежливо попросил голос у него над ухом. Алекс резко обернулся — перед ним стоял доктор и смотрел на него с серьезным и властным видом. — Вы очень молоды, — заметил Алекс. — Вы сейчас же должны выйти из комнаты! — повторил доктор Сидлэнд. — Роды вашей жены проходят благополучно для первого ребенка. Но она не должна тратить силы на споры с вами. Ребенок крупный. — Пожалуйста… пожалуйста, заставьте его уйти! Алекс снова посмотрел на Шарлотту. Она все еще держалась за кровать, но уже немного выпрямилась. Волосы больше не закрывали ее лица, глаза стали огромными и потемнели. «О Боже, как она страдает!» — подумал Алекс. Он ощутил такой прилив горячей нежности, что инстинктивно захотел дать ей его почувствовать. Но рука доктора словно тисками сжала его плечо. — Выйдите! — приказал он. — Вы не должны здесь находиться. — Уйди, — умоляюще произнесла Шарлотта. Зрачки ее глаз расширились так, что он смотрел в них как в черные озера. — Пожалуйста, пожалуйста, уйди! Она разрыдалась. — Миледи, — обернулся к ней обеспокоенный доктор, — вы должны беречь силы! Софи, обняв Шарлотту за трясущиеся плечи, взглядом приказала ему уйти. Медленно идя к дверям, он слышал, как Софи успокаивает Шарлотту: — Все в порядке, дорогая. Я не позволю ему отнять у тебя ребенка. Я с тобой. Закрывая дверь, он услышал жалобный крик: у Шарлотты снова начинались схватки. Алекс стоял за дверью, до глубины души потрясенный собственной глупостью. Его жена, его жена рожала ему ребенка — и смотрела на него с ужасом. От горя и ненависти к себе у него разрывалось сердце. Лучше всего будет, если он пойдет и застрелится. Но в эту минуту сильные руки Патрика сжали его в непривычно крепком объятии. Они так и застыли, двое больших сильных мужчин. В тусклом свете коридора они поразительно походили друг на друга. Тишину разорвал пронзительный крик, за ним последовали другие. Они заглушили тихие голоса в спальне Шарлотты. Голос доктора звучал громче других: — Миледи, перестаньте кричать. Вы должны беречь силы. Тише! Алекс попытался вырваться из рук брата. — Боже мой, он кричит на нее! Я убью его! — прорычал он сквозь стиснутые зубы. Патрик крепко сжал плечи Алекса. — Ты когда-нибудь видел, как рожает женщина? — Там было по-другому. Она просто легла — и появился ребенок. Была кровь, но она выпила стакан вина, а ребенок сразу взял грудь. — Вероятно, это был пятый или шестой ребенок, — заметил Патрик. — Ты знаешь, что женщины умирают при родах, Алекс. Вспомни маму. Это случается постоянно, но чаще всего — при первых родах. Доктор прав: Шарлотте надо беречь силы. Я видел в Индии, как умерла женщина. У нее просто не хватило сил. Алекс вырвался из рук Патрика и, дрожа всем телом, прислонился к стене. В спальне было тихо. Затем снова раздались ужасающие крики. Патрик слегка встряхнул Алекса. — Я отвезу твою дочь в деревню и оставлю ее у жены викария, — сказал он. — Шарлотту слышно во всем доме. И он ушел. Прошло два часа. Алекс начал молиться, страстно обещая все — все, что он имеет. Шарлотта не кричала, но он не знал, хорошо это или плохо. Кажется, ничего хорошего в этом не было. Схватки продолжались, но все, что он слышал, — это жалобные рыдания и приглушенные стоны. Он был охвачен страшным горем настолько, что ему казалось, будто он с головой погружается в черную ледяную воду. Шарлотта владела его сердцем и душой: сейчас она страдала в соседней комнате, а он не мог даже обнять ее — потому что заставил ее бояться его. Время тянулось медленно. Патрик принес мясо и стакан вина, но Алекс не притронулся к еде. Патрик взял два стула и сел рядом с Алексом, молча поддерживая его своим присутствием. Алекс не мог заставить себя сесть. Он так и стоял, прислонившись к стене. Затем за тяжелой дубовой дверью они услышали голос Софи, полный отчаяния: — Шарлотта! Шарлотта! Ты не должна сдаваться! Проснись! Проснись! Послышались взволнованные голоса. Алекс выпрямился. К дьяволу доктора! Он войдет туда. Он открыл дверь, но люди, стоящие у кровати, даже не взглянули в его сторону. Теперь Шарлотта лежала на постели. Она была раздета, и ее живот возвышался над хрупким телом. Ужас пронзил сердце Алекса, когда он взглянул на ее лицо и увидел на нем печать смерти. «Она умрет, — подумал он. — Она умрет». Его милая чудесная Шарлотта умрет. Он подошел к кровати и свирепо сказал доктору: — Уходите! Тот не обратил на его слова внимания — он подносил к носу Шарлотты нюхательную соль, но, несмотря на едкий острый запах, она даже не вздрагивала. Алекс схватил доктора за руку и отшвырнул его. — Вон! — прорычал он. Женщины в испуге отпрянули от постели. Доктор посмотрел на Алекса измученным, но твердым взглядом: — Милорд, ребенок еще жив. Я могу попытаться спасти его. Словно тяжелые капли воды, слова эти упали в тишину, наступившую в комнате. Алекс, не веря своим ушам, смотрел на доктора. Затем сквозь стиснутые зубы прошипел: — Вон! Доктор Сидлэнд ответил ему сочувственным взглядом. — Я буду за дверью. Могу дать вам десять минут. Потом будет поздно спасать и ребенка. Глядя на свою пациентку, он приложил руку ко лбу Шарлотты, затем выпроводил из комнаты служанок. Только Софи не тронулась с места, оставшись стоять в головах у Шарлотты. Алекс посмотрел на ее суровое, непрощающее лицо. — Я должен ей сказать. — Голос его прерывался. — Я должен ей сказать… — Она уже не слышит, — грустно ответила Софи. — Пожалуйста, Софи, — попросил Алекс, — пожалуйста. Она посмотрела на него: в синей глубине ее глаз Алекс увидел презрение, какое еще никогда не доводилось ему видеть ни у одного человеческого существа. Оно как стрела вонзилось в его сердце. — Пожалуйста… Софи наклонила голову и поцеловала Шарлотту в закрытые веки (от напряжения они сделались темно-лиловыми). Шарлотта слабо дышала и, когда схватки словно ножом пронзили ей живот, лишь едва пошевелилась. — Прощай, — прошептала Софи. — Прощай, милая, прощай… Сильные руки удерживали ее. Патрик подтолкнул Софи к двери и подошел к брату. — Ты должен разбудить ее, Алекс. Разбуди и помоги ей толкать. Она должна вытолкнуть ребенка, иначе они оба умрут. Алекс посмотрел брату в лицо, и к нему стала возвращаться решительность. Обернувшись, Патрик увидел Софи, неподвижно стоявшую у двери — там, куда он ее оттолкнул. Он распахнул дверь, и они вышли в пустой коридор. Сидлэнд, вероятно, ушел искать уборную, подумал Патрик. Он взглянул на решительное маленькое существо, стоявшее рядом с ним: Софи буквально трясло от душераздирающих рыданий — таких сильных, что они не могли вырваться наружу. Она задыхалась. Патрик подхватил ее на руки и отнес в спальню в противоположном конце холла Он сел в кресло и рассеянно поглаживал ее волосы. — Я убила ее, — с трудом произнесла Софи. — Я любила ее, и я убила ее. О Боже… — Что? — спросил Патрик. — Я убила ее. Если бы я не послала это письмо, с ней все было бы хорошо. Я думала… я думала, что он должен знать правду. Я думала, если он будет здесь, он поймет, как глупо было ее подозревать. — Вы правильно сделали, — заверил Патрик. Он не очень ясно представлял, о чем идет речь, но продолжал гладить ее шелковистые локоны. — Нет, не правильно! — захлебывалась слезами Софи. — Потому что все шло хорошо, пока не приехал он. Они уже собирались выслать меня из комнаты: хотя ей была больно, она храбрилась… Но когда появился он и она подумала, что он хочет забрать ребенка, едва тот родится, все остановилось. Ничего не получалось. Я говорила ей, я повторяла, что не позволю отнять ребенка, но она мне не верила. Рыдания мешали ей говорить. Патрик тихо выругался. Когда он заговорил, голос его тоже дрожал: — Это не вина Алекса, и это не ваша вина. Роды не всегда проходят успешно, особенно если это первый ребенок. Или ребенок, или мать могут умереть. — Или оба, — подавленно добавила Софи. — Или оба, — подтвердил Патрик. Он прижался щекой к волосам женщины, имя которой едва ли помнил. — Но вашей вины здесь нет. Алекс уже понял, каким был ослом, и он возвращался к ней. Знаете, он ее любит. Поэтому он должен быть здесь. Когда я видел в Индии, как это случилось… Он замолчал. Софи подняла голову и посмотрела на нею полными слез глазами. — Она страдала? Я хочу сказать, в конце? — Нет. Они позвали мужа, он вошел в комнату и оставался с ней. Софи бессильно уронила голову ему на грудь. — Как долго это продолжалось? — прошептала она. — Минуты три. Они оба прислушались, но из холла не донеслось ни звука — даже шагов возвращающегося доктора. В спальне Алекс опустился на постель рядом с Шарлоттой. Она была далеко, очень далеко, в каком-то своем мире, где не существовало боли. Он видел это по ее бледному лицу и еле слышному дыханию. Он взял ее руки — в его больших руках они, как и всегда, казались крошечными. Он вдруг вспомнил, как Смертельный холод охватил Алекса: он убил Шарлотту. Это его вина. В отличие от Патрика он не нуждался в объяснении случившегося. Он напугал жену до такой степени, что она решила: он выхватит ребенка из ее рук. Поэтому она сдалась. Сердце сжалось в груди Алекса. Он не испытывал такой муки с тех пор, когда ему было одиннадцать и его Мать умерла при родах. Мать возненавидела бы его, если бы увидела, что он сделал со своей женой. Что-то горячее обожгло ему руку. Алекс понял, что это его собственные слезы. Он не плакал с тех пор, как его мать… Он не может потерять ее! Он не может потерять Шарлотту! — Шарлотта! — Крик отчаяния вырвался из его груди. — Шарлотта, вернись! Ее тело не отозвалось, оно только слегка изогнулось в новом приступе схваток. Он наклонился и прижался губами к уху Шарлотты, со всей силой сжав ее руки. — Я люблю тебя, Шарлотта, я люблю тебя! Ради Бога, пожалуйста, выслушай меня. Пожалуйста, не уходи, выслушай меня. Я понял, когда был в Италии, как сильно я люблю тебя. Я боялся… Я боялся, что ты не любишь меня или что ты такая же, как Мария. О Боже, Шарлотта, пожалуйста, проснись! Ничто не изменилось. Слезы катились по лицу Алекса. Он прижался к теплому лицу Шарлотты. И теплота ее шелковистой кожи воскресила его, придала силы; она была еще жива! Он глубоко вздохнул. Разбуди ее, говорил ему Патрик. Разбуди ее и помоги ей. Он положил руки на ее окаменевший живот, и слабое биение жизни, которое он ощутил, заставило кровь закипеть в его жилах: их дитя тоже боролось за жизнь! Снова наклонившись, он приложил руки к ее щекам. На этот раз Алекс заговорил тихо и настойчиво: — Шарлотта, ты должна проснуться. Ты должна вернуться, Шарлотта. Если ты не вернешься, ребенок умрет. Он взглянул на нее. Неужели ее веки дрогнули? Алекс наклонился еще ниже и дыханием согревал ее лицо. Он целовал ее, стараясь вдохнуть в нее свою силу. — Шарлотта, — снова произнес он, — ты должна проснуться, или ребенок умрет. Не дай нашему ребенку умереть, Шарлотта! Шарлотта слышала его, но голос Алекса доносился откуда-то издалека, как будто во сне. Она знала, что это — Алекс. И он не кричал на нее; он просил, почти умолял. И она поняла, что он говорит ей, и, собрав последние силы, открыла глаза. Почти в то же мгновение боль снова завладела ее телом, и она застонала. Она снова закрыла глаза, и ее опять охватило желание погрузиться в мягкую блаженную темноту, где не было боли. Длинные ресницы коснулись бледных щек. Но ей не разрешил это сделать голос Алекса: — Не надо, Шарлотта, не надо! Наш ребенок умрет! Его голос дрожал от невыносимой муки, но оставался настойчивым и властным. Шарлотта снова открыла глаза. — О Боже, Шарлотта! — Он взял ее лицо в свои ладони. — Я люблю тебя, ты знаешь, я люблю тебя. И Шарлотта, взглянув на него измученными глазами, увидела боль и нежность, и чувство невыносимой вины в его взгляде. Она кивнула, только кивнула. Она чуть улыбнулась и, прижав лицо к его ладони, снова скользнула в уютную темноту, из которой он ее вытащил. Алекс решительно приподнял ее. Шарлотта застонала и опять открыла глаза. — Наш ребенок! — повторял Алекс. — Наш ребенок, Шарлотта! К ней медленно возвращалось сознание. Ее ребенок, где ее ребенок? Словно в ответ, снова начались схватки. Она открыла рот, чтобы закричать, но из него не вырвалось ни звука. Алекс с нежностью гладил ее плечи. Боль прошла, и Шарлотта открыла глаза. Из-под полуопущенных век она взглянула на Алекса. Он был в отчаянии. — Шарлотта, когда начнутся схватки, мы будем выталкивать ребенка, понимаешь? Голос Алекса звучал настолько властно, что она чуть слышно ответила: — Я старалась. — Теперь мы будем стараться вместе. Я буду толкать его вместе с тобой. Видишь, какой я сильный, Шарлотта? — Он сжимал ее руку, словно боялся отпустить ее. Дверь открылась, и в комнату тихо вошел доктор Сид-лэид. Он был один. Доктор сразу же взглянул на кровать. — Доктор, доктор, — не оборачиваясь, сказал Алекс, — сейчас мы с Шарлоттой будем выталкивать ребенка. Потому что, Шарлотта, мы хотим, чтобы наш ребенок жил. Если у нас не получится, ребенок погибнет. Он не отрывал от нее глаз, как будто мог своим взглядом дать ей силы. Шарлотта глубоко вздохнула. Она полностью пришла в сознание, вернулась в свое истерзанное болью тело. И в какой-то степени к ней вернулась способность думать. Надо, чтобы ребенок вышел. Но здесь разум подвел ее: как она потом объяснила, Алекс сказал, что ребенка вытолкнет он, и она согласилась. Когда начались схватки, Шарлотта безвольно поддалась боли, погрузилась в нее, и, когда руки Алекса сжали ее и она услышала его голое: «Тужься, тужься!», она подумала, что ребенок умирает и что Алекс выталкивает его. Она собрала все свои силы и помогла ему. — Вижу головку, — сдержанно констатировал доктор Сидлэнд. Он одобрительно взглянул на Алекса: — Нужно сделать еще одно такое же усилие, милорд. Алекс повернулся к Шарлотте. Она лежала на спине, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. У нее был такой вид, словно она побывала в жестокой битве, но никогда он не видел ничего более прекрасного. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Шарлотта не шевелилась. Он укусил нижнюю губу. Шарлотта открыла глаза. Вот он, снова здесь, беспокоит ее. Она нахмурилась. — Нам надо сделать это еще раз, Шарлотта. Давай, начинаются схватки. На этот раз мы вынем ребенка, Шарлотта! — И, отвечая на ее молчаливую мольбу, добавил: — Всего один раз, Шарлотта. Он надеялся, что говорит правду. И когда боль пронзила ее от ног до груди, Шарлотта, вцепившись в руки мужа, сделала последнее усилие. — Я держу его! — охрипшим голосом произнес доктор Сидлэнд с другой стороны кровати. И через секунду раздался недовольный плач. В комнате напротив Софи и Патрик уже потеряли надежду. Они забились в огромное кресло и, как пара впадающих в спячку зверьков, находили успокоение от близости друг друга. Сначала они напряженно прислушивались, но когда Алекс закричал: «Нет, нет!», Софи привалилась к Патрику. Она уже больше не могла плакать. Патрик был подавлен горем, постигшим брата. В глубине души он знал, что Алекс никогда уже не сможет прийти в себя, никогда. Он любил Шарлотту — он предал ее — она умирает. Когда их размышления прервал тоненький голосок ребенка, Патрик буквально взлетел с кресла, при этом подбросив Софи в воздух, и та упала на пол. Она ударилась левым плечом и вскрикнула от боли. Патрик поднял Софи на руки. Так они и стояли, не говоря ни слова, пока не услышали еще один протяжный крик. Беспокойство овладело Патриком: неужели доктор спас ребенка? Или Алексу все же удалось разбудить Шарлотту? Он велел брату разбудить ее, но не надеялся, что это удастся, Патрик поставил Софи на ноги и выглянул в холл. Дверь в спальню была открыта. Софи охватил ужас: постель намокла от крови. Но вот к ним направляется Алекс со счастливой улыбкой на лице. А в руках у него крохотное человеческое существо! — Видите? — Алекс откинул уголок белого одеяльца, чтобы они могли разглядеть маленькое красное личико с крошечным открывающимся и закрывающимся ротиком. — Он голоден, — заметила восхищенная Софи. — Или она голодна? — Она, — сказал Алекс. Он огляделся. Кормилица, которую так придирчиво выбирала Шарлотта, давно уже ушла на кухню и теперь топила свое горе в кружке эля. Молл, простояв долгие часы у кровати Шарлотты, плакала, уронив голову на кухонный стол. Алекс посмотрел на ротик своей дочери и снова подошел к кровати. Шарлотта лежала на подушках — все еще очень бледная, но уже не такая далекая. Казалось, она спала. Доктор укрыл ее простыней. Алекс спустил простыню до пояса и осторожно положил маленькую дочку ей на грудь. Шарлотта открыла глаза от изумления, когда крохотный кулачок ударил ее. — О-ох, — вздохнула она. Крошка беспокойно завертела головкой, открывая ротик. Шарлотта инстинктивно поднесла дочку к груди, и та обхватила губами сосок. Взгляды Шарлотты и Алекса встретились. Свободной рукой она взяла его руку. Алекс; подложил свою большую ладонь под головку дочери. — Она красавица, — сказал Алекс. — Посмотри, она сосет! Неожиданно в комнату вошли акушерка, кормилица и Молл. — Я возьму маленькую, — важно заявила кормилица. Ожидая рождения ребенка, она уже прожила в этом доме два дня. — Нет! — воскликнула Шарлотта, когда кормилица попыталась взять девочку. — Алекс! Алекс почувствовал прилив гордости. Шарлотта обратилась к нему, чтобы он защитил ее дитя, — значит, она уже не считает его похитителем! Он улыбнулся кормилице. — Графиня решила, что сама будет кормить ребенка, — радостно объяснил он. — Миледи!.. — Кормилица ужаснулась. Леди никогда не кормят своих детей. Она наклонилась к постели: — Миледи, ваша грудь… она уже не будет такой, как прежде… Шарлотта посмотрела на нее с недоумением. Ей казалось, что она все еще в каком-то полусне и звуки доходят до нее сквозь толстое ватное одеяло. Она отвернулась от женщины и посмотрела на маленькую лысую головку. Она была такой хрупкой… Шарлотта нежно погладила ее, касаясь пальцами розовых ушек. А когда женщина начала говорить ей что-то еще, она с молчаливой просьбой взглянула на Алекса. Он взял кормилицу за плечо, вывел из комнаты и, пообещав компенсацию, передал ее заботам экономки. Комната постепенно опустела. Алекс с удивлением заметил, что экономка Шарлотты ему знакома. Экономка (судя по связке ключей), стоявшая перед ним, была той самой девушкой, чей портрет Шарлотта писала в Лондоне. Хотя теперь она не казалась столь молодой. По ее знаку он подошел к кровати. — Дорогая, я перенесу тебя в другую комнату. Шарлотта ответила ему чуть заметной усталой улыбкой. Алекс поднял ее, и она благодарно положила голову ему на плечо. Девочка у нее на руках все еще сосала, но уже с закрытыми глазами. Алекс осторожно положил жену и дитя в комнате, которую указала ему Молл. Когда пришла горничная с тазом воды, он отослал ее и вымыл Шарлотту сам. Она едва ли чувствовала прикосновение к телу горячей губки. Ребенок спал, прижавшись щекой к груди матери. Наконец Алекс погасил почти все свечи и тоже лег в постель. Он просто не мог расстаться с ними. Жестом, от которого у него дрогнуло сердце, Шарлотта протянула ему их дочь, пристроив ее головку на его плече. Затем она свернулась рядом с ним и тотчас крепко уснула. Алекс долго лежал без сна. Через час в комнату пришла в ночной рубашке Пиппа и восторженно закричала при виде отца. Шарлотта даже не шевельнулась. Алекс показал Пиппе новорожденную, но Пиппа не проявила к ней большого интереса. Она с возгласом «мама» переползла через Шарлотту, чтобы устроиться с другой стороны. Она уткнулась головой в плечо Шарлотты, зажав в кулаке кусок ее рубашки, и блаженно закрыла глаза. Алекс кивнул няне, и та вышла. Он прислонился к спинке кровати, отвращение к самому себе переполняло его. Как он мог подумать, что можно разрушить эту семью? Если Шарлотта будет настолько великодушна, что примет его обратно, клялся он в душе, он отдаст за них жизнь и никогда не разобьет свою семью! Алекс неподвижно лежал на кровати, пока рассвет не пробился сквозь гардины. Он складывал из отдельных кусочков картину своей жизни: девушка в саду привела его к женитьбе на Марии; необузданность Марии и то, что обе они никак не связаны с Шарлоттой. И вероятно, самое главное — это его пагубный гнев, причиной которого была Мария и который он так несправедливо обрушил на Шарлотту. Когда его новорожденная дочь пошевелилась и, вздохнув, открыла затуманенные, еще почти ничего не видящие глазки, Алекс вспомнил глаза Марии, полные страдания: она просила его быть добрым к Пиппе и любить ее. Какой бы ни была Мария, подумал Алекс, она была хорошей матерью. Воспоминания умиротворили его душу: ведь он жив, и он не должен прощаться ни с Пип-пой, ни с Шарлоттой, ни с этим крохотным человечком, которого он держал в своих руках. Алекс вздрогнул, но тут же заулыбался. Гнев, сжигавший его душу, исчез. Теперь он знал, что отныне, думая о Марии, будет помнить ее как умирающую мать — с залитым слезами лицом, рассказывающую прерывающимся голосом, как она три недели не разрешала впускать в свою комнату Пиппу, чтобы девочка не заразилась скарлатиной. Его младшая дочка открыла ротик и испустила протяжный крик — крик обиженного и покинутого голодного младенца. Шарлотта в недоумении открыла глаза и улыбнулась, глядя, как Алекс осторожно пристраивает круглую головку дочери у нее на груди. И когда, под причмокивание крошки, Алекс встретил всепрощающий взгляд жены, он понял, что во всей Англии нет человека счастливее его. |
||
|