"Монтегю Родс Джеймс. Граф Магнус " - читать интересную книгу автора

и мистер Рексолл. Хозяин был явно не расположен распространяться и даже
заикаться на эту тему и, когда его вызвали на минуту, вышел со всей
поспешностью, через малое время заглянув в дверь сказать, что его требуют в
Скару и вернется он только вечером.
Так, не удовлетворив своего любопытства, мистер Рексолл отправился в
усадьбу разбирать бумаги. Те, что попались ему в тот день, скоро отвлекли
его мысли в сторону: это была переписка между Софией Альбертиной из
Стокгольма и ее замужней кузиной Ульрикой Леонорой из Робека с 1705 по 1710
год[15]. Письма представляли исключительный интерес, давая яркую картину
шведской культуры того времени, что подтвердит всякий, кто читал их полное
издание в публикациях Шведской комиссии исторических рукописей.
К вечеру он закончил с письмами и, вернув коробку на полку,
естественным образом взял несколько ближайших томов, дабы определить, какими
он будет заниматься назавтра в первую очередь. На той полке помещались
главным образом хозяйственные книги, заполненные первым графом Магнусом.
Впрочем, стояла там и книга другого рода - трактаты по алхимии и иным
предметам, также написанные почерком шестнадцатого века. Не будучи знатоком
подобной литературы, мистер Рексолл, не жалея места, безо всякой нужды
выписывает названия и первые строчки этих трактатов: "Книга Феникс", "Книга
тридцати слов", "Книга жабы"
Нельзя отрицать, что все это бросало довольно мрачный свет на вкусы и
верования графа; однако в глазах мистера Рексолла, отделенного от него почти
тремя столетиями, граф вырастал в еще более яркую фигуру, добавив к своему
могуществу знание алхимии и обретя с нею что-то вроде магии
В тот же вечер хозяин гостиницы, знавший о желании мистера Рексолла
повидаться со служкой, или дьяконом (как он именуется в Швеции), познакомил
их у себя. Быстро договорившись осмотреть на следующий день склеп Делагарди,
они еще некоторое время беседовали. Памятуя, что среди прочего шведские
дьяконы готовят конфирмантов[23], мистер Рексолл решил освежить свои
познания в Библии.
- Не скажете ли мне что-нибудь о Хоразине? - спросил он.
Дьякон озадачился, но тут же вспомнил, что место это было проклято.
- Само собой разумеется, - сказал мистер Рексолл, - сейчас городок
лежит в руинах?
Ладно, той же ночью они ушли в лес. Мой дед сидел здесь, в этой
комнате. Дело было летом, ночь стояла светлая; открыв окно, он видел лес и
все слышал. И вот он сидел тут, и еще двое-трое с ним, и все слушали.
Сначала они ничего не слышали. Потом слышат - а вы знаете, как это далеко, -
слышат, кто-то завопил, да так, словно из него душу вырывали. Все, кто тут
сидел, ухватились друг за друга и обмерли на три четверти часа. Потом еще
слышат - сотнях в трех ярдов отсюда, - кто-то как захохочет! И это не из тех
двоих, что ушли. Это вообще, говорят они, не человек хохотал. А потом
услышали, как захлопнулась огромная дверь.
Когда взошло солнце, они все пошли к священнику. И говорят ему:
"Облачайтесь, отче, и идемте хоронить их, Андерса Бьернсена и Ханса
Торбьерна".
Они, понимаете, были уверены, что те двое уже покойники. И пошли они
все в лес. Дед, сколько жил, помнил про это. Говорил, что они сами были как
покойники. И священник был белый от страха. Когда они пришли к нему, он
сказал: "Я слышал, как ночью один кричал. Слышал, как потом другой смеялся.