"Аскольд Якубовский. Космический блюститель" - читать интересную книгу автора

могуществу, оно есть, мне снились всю ночь твои распрекрасные очи. Но,
голубчик, за такое могущество дорого платят. Я слышал, этот жилет...
Короче, тебя невозможно убить. Это, конечно, ложь. А все-таки безопасно ли
долго носить на себе вещь таких странных свойств? Посему бери меня, собак,
карету. Ты хоть приблизительно знаешь, где эта треклятая колония?
- Я их вижу. Понимаешь, я вижу место, ландшафт, особенно его. Но не
координаты, конечно.
- А найдешь на карте?
- Запросто. Там характерная развилка реки и... плато с выходами синих
горных пород. По-моему, это плато Синее.
- У меня есть фотокарта, я даже разбил координатную сетку. Примерно,
конечно.
Тимофей стал открывать ящик за ящиком, разыскивал карту (у него всегда
беспорядок). Говорил в то же время: - На собак я надену суперы.
"...А сейчас ты мне расскажешь о Штохле и Глене. Они с твоей земли".
- Занятно, - говорил Тим, роясь в ящике. - Мелькнуло имя Штохл...
Звать Отто?
- Ага! Плюс Иванович... Чех, немец, русский - все намешано. Сутулый,
быстрый, подбородок и нос образуют профиль щипцов.
- Вспомнил! Встречал я его - эгоцентричная штучка! Но зачем ему делать
зло? Властолюбие? - рассуждал Тимофей. - Нет, стремление всегда настоять на
своем. Вот одна его фразочка: "Тысячу раз скажу, а продолблю в голове
дырочку".
Мозг его какой-то безводный - формулы, принципы, системы. Но вдруг
короткое замыкание - и загадка поведения. Он еще выступал со статьями о
колонизации планет. Глен... Это сторонник биологической колонизации... Вот
она, карта! Глен, хирург, селекционер, генетик, он будущая знаменитость,
мой враг и, наверное, гений.
Тимофей достал папку, развязал шнурки и бросил карту на стол поверх
посуды.
- Мы с Гленом враги. Я наблюдатель, я хочу на каждой планете все
сохранить неприкосновенным, он же тянется все переделать. Самоуверенный
тип, не люблю.
Карта была тимовская, неряшливая, самодельная. Но съемка вполне
прилична. Мы нашли и реку и плато.
- Километров тысчонок пятнадцать-двадцать, - говорил Тимофей, меряя
пальцами. - Вылетаем в девять? Да? Тогда поспешим, туман поднимается.
Когда все решилось, я почувствовал новый голод. Я стал брать и доедать
все со стола: бутерброды, паштет, сахар. Тимофей озабоченно глядел на меня:
- Повысился обмен. Хорошо бы тебя проверить калориметрически, -
бормотал он. - Надо с собой взять еды побольше. Найдем мы еду у колонистов?
- Конечно. Но Штохл, знаешь ли, что-то там мудрит с автоматами.
- Ври больше! - выкрикнул Тим. - Будто видишь.
А я видел.
Жуя, увидел плоскогорье, дым, обрывки пламени. Из дымного что-то косо
взлетело вверх. Оно пронеслось по небу и исчезло. А вот и смеющийся Штохл.
Он какой-то острый.
Пронзительны его нос и длинный подбородок. Он смугл, Отто Иванович.
Губы тонкие, вобраны внутрь их краешки. И все - нос, подбородок и глаза -
имеют въедливую, шильную остроту. Вот он махнул рукой и задумался, заложив