"Мик Джексон. Подземный человек (готическая фантазия) " - читать интересную книгу автора

долгого удачного дня: приятная усталость, что неизменно проходит наутро
после хорошего сна. Но теперь я знаю, что стареть - значит постепенно
обнаруживать, что твое тело - не более чем мешок неуемных болей. Старость -
всего лишь плохая работа барахлящего механизма. Даже мой сон, прекрасное
забвение, на которое я всегда полагался, желая восстановить силы, теперь,
похоже, испортился, как будто сбился с шагу. Мои пальцы на руках и ногах
холодны в любое время года, словно огонь во мне медленно угасает.
Решил пойти домой через Коровью Опушку, где заметил лениво порхающую
сороку. Дважды сплюнул, снял шляпу, сказал: "Доброе утро, Госпожа Сорока",
затем огляделся - не видел ли кто моего маленького ритуала. Определенно с
каждым годом я становлюсь все суевернее. В прежние времена я просто кинул бы
в нее камнем. А теперь сжимаюсь, как испуганный ребенок.
Пройдя еще сотню ярдов по тропинке и обогнув Лошадиное Кладбище, я
неожиданно наткнулся на огромную неопрятную ворону, которая сидела на
полусгнившем пне, широко расставив лапки. Я заметил ее только за десять
футов и замер как громом пораженный. Будто скорченный дьявол в черных
лохмотьях, она взирала на меня с самым злобным видом. Я определенно
почувствовал, как расслабляется сфинктер и яички ворочаются, в своем
мешочке.
Ужасная ворона смотрела прямо на меня; взгляд ее, казалось, проникал
сквозь череп. Мозг мой к тому времени лихорадочно посылал инструкции -
повернуться и бежать, прочь от этой птицы, - но я обнаружил, что, словно
заколдованный, не могу шевельнуть и пальцем. (Сейчас, сидя за столом, в
халате и тапочках, я могу сколько угодно размышлять о том, как всего за
минуту до той встречи вполне сносно управился с одной сорокой... знал, чем
отвести ее заряд невезенья. Но с вороной я ничего не мог поделать. От нее у
меня совсем не было противоядия.)
Наткнувшись на нее, я был так поражен, что дух захватило. Разум стерли,
как мел со школьной доски. И все же собственный мой голос шептал откуда-то
издалека, настаивал, что, если я не постараюсь как можно скорее унести ноги,
ворона может продержать меня в лесу до конца времен. Изо всех сил я старался
придать моим ногам хоть немного живости и, наконец, обнаружил, что кровь еще
плещется в старых венах. Медленно, дюйм за дюймом, я выдвигал ногу вперед,
пока наконец не сделал маленький шажок; осторожно наступил и снова начал тот
же бесконечный-процесс. А проклятая птица все глядела на меня своим дурным
глазом.
Но, сосредоточившись на мучительно медленном движении своих ног и делая
все возможное, чтобы оградить себя от ее пагубного взгляда, я постепенно
начал удаляться от нее, пока между нами не лег целый ярд... два ярда...
наконец, три.
Я никогда не был особенно атлетичен (и даже будь я таковым, эти дни
давно бы миновали), но, отойдя от вороны на дюжину шагов, я отчаянно
припустил шаткой рысью. Обернулся я лишь однажды - убедиться, что пернатое
чудовище меня не преследует, - и в этот миг она прокричала ужасающее
"кар-р!" с высоты своего трона. Затем захлопала маслянистыми крыльями,
поднялась в воздух и, накренившись, скрылась за деревьями.
Нельзя сказать, что я хорошо разбираюсь в птицах и символическом
значении каждой из них, но я ни минуты не сомневаюсь, что ворона,
определенно, хотела мне зла. Она источала почти парализующую ненависть:
уверен, любой на моем месте почувствовал бы то же. Такое простое и маленькое