"Рой Якобсен "Стужа" " - читать интересную книгу автора

Нежданно-негаданно Гест снискал славу настоящего волшебника, во всяком
случае, по части ножа да топора, тогда как речи его и повадки по-прежнему во
многом вызывали неодобрение.
Когда Гесту сравнялось семь лет, отец подарил ему нож в искусных
кожаных ножнах, прошитых серебряными нитями; Торхалли сам украсил ножны
незатейливым лиственным узором и нарек нож Одиновым, потому что, как он
уверял, именно этим ножом одноглазый бог прорезал на поверхности земли
долину Хитадаль, чтобы побежала по ней река и сделала ее плодородной для
людей и животных. И Гест начал резать из дерева маленькие фигурки - птичьи и
звериные головы, а не то и узоры, рождавшиеся у него в голове, растительные
плетенки, каковые отец называл змеиными гнездами, правда, с оттенком
похвалы, ведь он все больше и больше проникался уважением к сыну, который,
оказывается, владеет умениями, каким он, отец, не мог его обучить. Откуда же
это берется? - спрашивал себя Торхалли, и звучал сей вопрос как отголосок
восклицания, слетевшего у него с губ в час рождения мальчика.
Но в одном у отца с сыном не было согласия, а именно в отношении к
старым богам: Торхалли любил потолковать о них, тогда как Гест - не в пример
своей сестре Аслауг - интереса к ним не выказывал, исключение составлял
только Бальдр, бог, который мухи не обижал и все же по недоразумению был
убит родным братом, а интересовался Гест Бальдром потому, что до своей
трагической смерти тот успел обзавестись сыном, по имени Форсети, и к
Форсети могли приходить все, кому не удавалось мирно жить на свете, ибо
Форсети был богом счастья, мира и cсправедливости.
Пока отец рассказывал, Гест не переставал гримасничать и, раскрыв рот,
бессмысленно ухмылялся, даже когда речь пошла о том, что все сущее - и живое
и мертвое - оплакивало смерть Бальдра, и Торхалли осведомился, понятно ли
сыну, о чем он говорит.
- Да-да, понятно, - отвечал Гест, продолжая ухмыляться, и Торхалли
спросил, помнит ли он, как называлась ладья Бальдра.
- "Хрингхорни", - сказал Гест. - На ней Бальдру предстояло отправиться
в Хель, но была она до того тяжелая, что никто не мог столкнуть ее на воду,
пришлось богам звать на помощь великаншу Хюрроккин, которая явилась верхом
на волке, а поводьями ей служили змеи...
- Неужто ты запоминаешь все, что слышишь?
Похоже, что так, - все имена, все рассказы, причем даже те, что ему не
нравились. Гест настолько хорошо все помнил, что начал иной раз поправлять
отца.
- Ты у нас не чета другим детям, говорил Торхалли. Только вот почему ты
вечно ухмыляешься?
На это Гест ответить не мог.

Говорил он по-прежнему мало, да и улыбался, собственно, лишь замыслив
поднять кого-нибудь на смех, большей частью он целыми днями пропадал на
пажитях, пас овец, уходил подальше от работников и от сестры Аслауг, которые
были не прочь помыкать им как рабом-трэлем, сидел себе на травке, вырезая
какую-нибудь вещицу, и нет-нет надолго устремлял взгляд в сиянье света над
бескрайними равнинами и морем, что лет этак сто назад привело сюда из
норвежского Наумадаля его прадеда, со всеми чадами и домочадцами и со всем
скарбом, и, наверно, точно так же может и увести прочь отсюда.