"Александр Яковлев. Октябрь" - читать интересную книгу автора

крыльца, уже одетый. За ним из двери выбежала мать.
- Вернись, тебе говорю! Вернись! - кричала она.
Но Василий не ответил, даже не оглянулся и резко хлопнул калиткой.
- Уходите? - спросил его Ясы-Басы, все еще стоявший у ворот.
- Ухожу, - холодно ответил Василий и быстро пошел вниз по переулку, к
Зоологическому саду, к городу, откуда неслась стрельба.


II

Улицы по всей Пресне уже были полны народа. На всех углах, на тротуарах
и даже на мостовой чернели толпы. Трамваи не ходили, не видно было ни
извозчиков, ни автомобилей, и улицы необычайной тишиной напоминали
большой-большой праздник. Лишь из центра города, из-за Кудринской площади,
гремели неумолчные глухие выстрелы.
Насторожившаяся толпа стояла тихо, разговаривая вполголоса, и смотрела
вдаль испуганными, плохо понимающими глазами, будто люди еще не проснулись
от кошмарного сна.
Старушка в черных валенках и серой шубейке крестилась на колокольню
церкви, едва видневшуюся в тумане, и громко, нараспев, на весь народ
причитала:
- Господи, не отврати лицо свое и помилуй ны... Господи, отврати гнев
твой...
Василий быстро, точно за ним гнались, шел к центру.
Ему хотелось самому скорее принять участие в бою; самому бить, крошить
тех, кто начал эту безумную бойню. От нетерпения он нервно дрожал и шел
решительно, широко махая руками и четко постукивая каблуками, прямой грудью
вперед. У него явилась странная боязнь опоздать, и эта боязнь гнала его.
На улице, за Зоологическим садом, он увидел первого раненого;
молоденькая розовощекая сестра милосердия везла на извозчике в медицинский
институт черноусого рабочего, у которого вся голова была завязана бинтом.
Через белую повязку сочилась кровь, а над повязкой торчали вверх длинные
волосы, и вся голова рабочего походила на голову папуаса, надевшего парадные
украшения из ярко-красных и белых лент. А лицо у рабочего было серое и губы
кривились, должно быть, в невыносимом страдании.
На Кудринской площади стало заметно, что к центру идут только ребятишки
и молодые рабочие, а навстречу им целыми толпами спешили хорошо одетые
женщины и мужчины, тащившие узлы на спине, с детьми на руках. Испуганные и
бледные, они бежали, будто спасаясь от погони, прятались за углами,
останавливались на момент, отдыхали, потом бежали дальше, к окраинам.
Толстая пожилая женщина в барашковой шапке и плюшевом пальто с большими
черными пуговицами бежала мелкими, семенящими шажками прямо по мостовой и
беспрерывно крестилась.
- Ой, батюшки, господи Исусе... Ой, родимые!.. - приговаривала она
по-бабьи - жалостно и беспомощно.
У нее дрожали щеки, а из-под шапки выбивались космы полуседых волос.
Высокий мужчина с подстриженными усами нес на спине большой белый узел, а
рядом с ним бежала побледневшая от испуга молодая женщина в каракулевом
саке, тащившая на руках плачущего ребенка. На углу кто-то из толпы спросил
их: