"Борис Васильевич Изюмский. Ханский ярлык (Историческая повесть) " - читать интересную книгу авторастрахом или смятением.
А князь тихим голосом читал: "...На тую доску прыгал, пока грудь не затрещала: "Реки!" А Степку распинали... А дале сам признался..." Рыдания подступили к горлу Бориски. Князь поднял голову. Сразу понял: не надо было холопу письмо такое читать. Не для него! Сузил недобро глаза, спросил жестко: - А ты бы в ту пору в Москве был, что с зажигами делал? Бориска, не помня себя, воскликнул: - С ними б судьбу разделил! Князь побледнел, ноздри его раздулись. Вскочив, гневно закричал: - Прочь, холоп! Прочь! - схватил прислоненный к постели меч в ножнах, замахнулся им, как палкой. - С глаз долой! ...Бориска брел по улицам чужого города. В душе было смятение - и то, что слышал от деда Юхима, и это письмо Кочевы, и гнев князя тогда в селении и сейчас - все переплелось в клубок, жгло мыслями: "Пошто несправедливость такая на свете? На что господь смотрит? Пошто и впрямь хозяин не тот, кто за сохой ходит? Богачи в шелках, а бедным нечем тело прикрыть. На одно солнце глядим, а не одно едим!" Эти сомнения, приходя раньше как недоуменный ропот, теперь все яснее становились протестом. "Кто он, Бориска? Княжий прислужник. От былой вольности только в памяти след остался". Впервые закралась страшная мысль, будто ожгла: "Кому и зачем служишь?" Крикнул мысленно: "Не тебе - отчине! Нужен ты ей сейчас против татар. А все вы, богатеи, одинаково мазаны". степь были здесь чужими. На миг представилось: вдруг оставят в этом краю навсегда! Сердце сжалось - тогда лучше смерть. Было тихо. Расплавленным золотом поливало солнце землю. Стрекотали кузнечики, как в тот час, когда убили татары Трошку. Там, вдали, за этой степью, Бориска увидел избу деда Юхима, еще дальше - замученного Андрея, смердов в жалких лохмотьях; услышал голос дела Юхима, что с горечью произнес: "Мы пешеходцы". "От кого такая, неправда повелась? - мучительно думал Бориска. - Кем такая участь уготована? Как жаль, что не был рядом с другом Андреем, в тот час, в Подсосенках, не помог ему, как умел. Пусть тоже погиб бы - ничто не страшно..." Сами собой складывались певучие слова о нужде, о горе народном, о том, что, не будь лапотника, не было бы и бархатника, что за крестьянскими мозолями бояре сыто живут... Слова, как стон, просились на волю. ...Князь, прогнав Бориску, бросил с сердцем меч на постель. "Если отпустить узду, чернь разнесет! Ярлык получу - хан будет помогать непокорных смирять: сам их боится". Над ухом опять прозвучали подлые слова Бориски: "С ними б судьбу разделил!" Гнев снова вскипел в князе: "Сколь волка ни корми, все в лес глядит! Грамота не впрок горделивцу пошла. Рассуждать, молокосос, вздумал! Всяка власть от бога, и не тебе, тля, судить! Жаль, что плетью не иссек". Он поостыл, подсел к столу: "Ладно хоть, что прям, за пазухой камня не держит. За спасенье на базаре, как в Москву возвратимся, награжу, а из Кремля удалю". |
|
|