"Борис Васильевич Изюмский. Ханский ярлык (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

все сходились на Кочеве. Да и сам князь опасался наделять властью
Протасия: не привык бы тот к ней. Владения большие - всяко может на ум
прийти. У Кочевы поменьше: он и слуга вернее.


К митрополиту Феогносту Калита пошел сам.
После недавней смерти митрополита Петра Феогност тоже поселился в
Москве, и Калита очень рассчитывал на поддержку грека. Дорогой к нему
думал: "Умен, а Петр погибче был. В Орду сам ездил, ярлык с золотым знаком
у хана Узбека получил. Шутка сказать!"
Наизусть помнил, что написано было в том ярлыке: "Да никто не обидит
в Руси церковь соборную, митрополита Петра и людей его - архимандритов,
игуменов, попов. Их грады, волости, села, земли, луга, леса, винограды,
сады, мельницы, хутора свободны от всякой дани. Ибо сии люди молитвою
своею утром и вечером блюдут нас и наше воинство укрепляют, молят бога за
нас и детей наших. Кто возьмет что-нибудь у духовников - заплатит втрое.
Кто обидит церковь - да умрет".
"Шутка сказать! - повторил про себя Калита с завистью. Улыбнулся,
вспомнив чудную приписку в конце грамоты: "Писано в заячье лето*, в
четвертый день ущерба луны на полях". - И зайцев приплели, поганые!"
_______________
* 1313 год.

Феогноста застал у собора: тщедушен, черен, а важности на десятерых
хватит.
- Благослови, преподобный отче, в Орду еду...
Получив благословение, попросил:
- Кочеву-то вразуми, святой отец. Не обходи попеченьем. Возвращусь -
в долгу не останусь...
Феогност значительно покивал маленькой головой:
- Поезжай с богом!
Перед самым отъездом Иван Данилович позвал к себе сына Симеона -
отрока с серыми, как у князя, продолговатыми глазами.
Юнец был молчалив, нелюдим, ходил, откинув большую голову назад,
прижав руки к туловищу, глядел на людей прямо и смело.
Войдя, Симеон неуклюже поцеловал руку отца и, ладонью пригладив
прямые, похожие на лычки волосы, выжидающе поглядел на князя. На мальчике
был малиновый кафтан, перехваченный поясом, в руках держал он шапочку с
синей тульей - верно, во дворе играл, когда позвали.
Давно ли малышом постригали, на коня сажали, чтобы рос отважным и
сильным, а вот уже и отцу по плечо.
Иван Данилович вплотную подошел к сыну, нежно, обеими ладонями, взял
его голову; глядя в глаза, спросил с тревожным сомнением:
- Встретимся ли, чадо мое возлюбленное?
Необычайная взволнованность и ласковость отца поразили мальчика;
невольные слезы появились у него на глазах.
- Вырастешь, Семушка, не осуди, - выпуская из ладоней голову сына,
тихо сказал Иван Данилович. - Во время драки и за грязный камень
схватишься... Не думай, что легко мне совестью двоить - в Орду ехать. Но
надобно, дитятко, надобно. Для отчины нашей, для светлого дня