"Андрей Измайлов. Весь из себя." - читать интересную книгу автора

дермантиновой двери квадратно-гнездовой обивки. Ножницы растопырились
рачьей клешней.
А за дверью, там внутри, в кабинете... некий шорох.
"Его нет! И не будет!" Не похоже. А на что это вообще похоже! Дурдом!
Марееву работать надо, а тут...
- Так, - сказал Мареев. - У меня впечатление, что мне морочат голову.
- Он достал пачку и стал намеренно-нервно выбивать оттуда сигарету.
Болгарские канули в один день по всему городу, а у него еще блок.
Потому что не курит толком, а так, под настроение. Как раз и настроение.
Сейчас вечный стрелок Люська загорится при виде "Родоп", и они мирно, как
бывало...
- Здесь не курят!
Люська ли это вообще?! Ведет себя неадекватно. Говорит... говорит
тоже неадекватно. И по сути, и по тону, и по... выговору. Вот именно. С
самого начала. Будто... Будто... А, вот! Станции метро так объявляли в
Олимпиаду. По-русски, но не по-русски. Секретарь Кириллова - Люська. Для
Кириллова не просто секретарь. Уж Мареев-то знает. Она же два раза в месяц
- кассир.
"Ты не кассир! Кассира убили, а сами сели!" Ножницами расчленили,
зажарили в бельевом тазу и съели. А сами сели, да!.. Бредятина!
- Ладно, - с достоинством смирился Мареев. - Я его в коридоре
подожду.
Вышел, прижег, затянулся. Дрова и дрова. А еще "Родопы"!
Что? Там, у Люськи, где "его нет! и не будет!" невнятный пробормот.
Кто-то с кем-то. Не сама же с собой! Вслушался. Люська:
"...застукала его за сеансом связи..."
Мареев раздавил "дрова и дрова", предупреждающе кашлянул (я
предупредил, а вы как хотите!) и резко дернул ручку.
Люська рухнула обратно в кресло. Квадратно-гнездовой вход в кабинет
Кириллова был закрыт. Но только что. Голову на отсечение - только что!
Взрезанная корреспонденция порхнула со стола вверх и в стороны, как
поднятая свистом голубятня. Свиста не было, а вот волна воздуха была. От
двери. Но не входной, а дермантиново-кабинетной. И ее не только захлопнули
миг назад, но еще навалились всем телом с той стороны - не пуская, если
будут ломиться. Очень ясное впечатление возникло.
Люська, не выпуская ножниц, подметала пол ладонью, сбивая бумажки в
стаю. Хрупко звякали серьги, волосы упали вперед, занавесили лицо, обнажив
затылок. Затылок прямо-таки провоцировал, чтобы по нему треснуть в
сердцах.
Мареев мысленно так и сделал, а наяву насупил голос и официально
осведомился:
- Сегодня будет считаться, что я на работе? (Кивок). Тогда я пройду
медкомиссию. (Кивок). Ну, я пошел. (Кивок). А то еще надо успеть подорвать
всю эту контору к псам собачьим!


Он готовил себя к уговорам очереди: мужики, мне ребенка из садика еще
забирать, мне надо... Но, оказалось, готовил зря... Обычно неколебимые
мужики (у нас тоже ребенок! у нас - на смену заступать! у нас тоже
срочно!) специфически расступились, как перед "звездой" экрана ли, футбола