"Ярослав Ивашкевич. Мать Иоанна от ангелов" - читать интересную книгу автора

меж козами и свиньями, которые нежились в луже, ксендз Сурин подошел к
костелу. Поднявшись по четырем каменным ступеням, он вошел в костельный
двор, затем в костел, и сразу на него пахнуло знакомыми запахами
просторного холодного помещения, горящих восковых свечей. Он направился в
ризницу, перекинулся словом с заспанным, дряхлым стариком, там
находившимся, и тихо отслужил обедню. Затем сел на скамью и еще прослушал
службу, которую правил приходский ксендз, худощавый, румяный старичок.
Когда тот закончил и вышел из ризницы, ксендз Сурин с чувством
перекрестился, мысленно попросил господа бога благословить их первую,
столь важную, беседу и, медленно поднявшись с жесткой скамьи, направился в
дом приходского ксендза.
Он застал старика в большой сводчатой горнице, тот сидел за столом,
попивал из кувшина подогретое вино. Ксендз Брым вскочил из-за стола, обнял
гостя и поцеловал его в плечо. Затем, усадив за стол, хлопнул в ладоши:
при этом хлопке встрепенулся у печки паренек, раздувавший огонь; одежда на
нем была рваная, в волосах торчали перья.
- Чего вам? - спросил он с глуповатой миной. Приходский ксендз
добродушно рассмеялся.
- Алюнь, да у тебя в волосах целая перина! Вытащи перья хоть так,
пальцами...
Малый принялся прочесывать пятерней взлохмаченные волосы и еще раз
спросил:
- Чего вам?
- Сбегай на кухню, - сказал ксендз, - и принеси еще один кувшинчик вина
для ксендза капеллана. Ну, мигом!
Алюнь направился на кухню, впрочем, не слишком поспешая. Когда он
открыл дверь, в горницу вбежала девчушка лет четырех, но очень маленькая;
уверенным шагом она подошла к отцу Сурину, стала перед ним, посмотрела
испытующе, потом вдруг присела и с важностью сказала:
- Я - экономка пана ксендза!
Ксендз Брым опять разразился смехом, схватил девочку и приподнял ее:
- Гоп-ля, Крыся, а тебе ведь нельзя сюда входить, когда у меня гости.
- Ксендз - это не гость, - решительно сказала Крыся.
Оба ксендза улыбнулись. Алюнь возвратился с кувшином вина и большой
миской лепешек. Все это он поставил перед гостем. Ксендз Брым отдал
девочку Алюню.
- Ну, теперь оба марш на кухню. В печке горит?
- Горит, - пробурчал Алюнь и, вскинув девочку на закорки, скрылся за
дверью.
Отец Сурин оглядел горницу, посмотрел на гудевший в печке огонь.
- Холодно тут и сыро, - сказал ксендз Брым, поежившись, - с сентября
топить приходится, чтобы хоть немного согреться. Ноют кости у меня,
старость не радость.
Ксендз Сурин никогда не пил горячего вина, но он придерживался
евангельского правила пить и есть все, что подадут, а потому отхлебнул из
кувшина и, переломив испеченную на поду лепешку, осторожно поднес кусочек
к дрожащим губам. Он был измучен и устрашен первыми часами пребывания в
Людыни, чувствовал себя здесь чужим, несчастным. Ксендз Брым бросил на
него быстрый, внимательный взгляд. Ксендз Сурин молчал.
- Вас здесь ждут большие трудности, - вдруг сказал совсем другим,