"Ивановъ-Разумникъ. О смыслъ жизни " - читать интересную книгу автора

собирался ее истребить: "смерть, я тебъ голову срубить хочу, много ты зла на
свътъ надълала". Но смерть молчитъ себъ. Рыцарь и говоритъ: "вотъ даю тебъ
сроку, защищайся, коли можешь. Что ты скажешь въ свое оправданiе?". А смерть
отвъчаетъ: "я-то тебъ пока ничего не скажу, а вотъ пусть жизнь поговоритъ за
меня" И увидълъ рыцарь - стоитъ возлъ него жизнь, бабища дебелая и румяная,
но безобразная. И стала она говорить такiя скверныя и нечестивыя слова, что
затрепеталъ храбрый и непобъдимый рыцарь и поспъшилъ отворить темницу. Пошла
смерть, и опять умирали люди. Умеръ въ свой срокъ и рыцарь - и никому на
землъ никогда не сказалъ онъ того, что слышалъ отъ жизни, бабищи безобразной
и нечестивой". Ф. Сологубъ тоже многое слышалъ отъ дебелой и румяной бабищи
жизни, тоже затрепеталъ отъ ужаса-и то, что слышалъ, разсказалъ намъ въ
своемъ романъ "Мелкiй Бъсъ", въ этомъ лучшемъ своемъ произведенiи.

V.

Романъ этотъ Ф. Сологубъ писалъ съ 1892-го года, закончилъ его въ 1902
г., но только въ 1905 г. онъ впервые былъ напечатанъ, хотя и не до конца, въ
журналъ "Вопросы Жизни" и только въ 1907 г. онъ вышелъ отдъльнымъ изданiемъ,
вскоръ повтореннымъ *).

*) Позволю себъ замътить, что до выхода этого романа отдъльнымъ
изданiемъ, пишущимъ эти строки было отмъчено еще въ 1906 г.

Несмотря на недавнее его появленiе, крылатое слово "передоновщина"
сразу вошло въ обиходъ русской жизни и литературы - ибо это именно то слово,
которое Ф. Сологубъ услышалъ отъ безобразной и нечестивой бабищи жизни. Не
надо только понимать это слово такъ узко, какъ поняли его многiе читатели и
критики. Видъть въ "Мелкомъ Бъсъ" сатиру на провинцiальную жизнь, видъть въ
Передоновъ развитiе чеховскаго человъка въ футляръ - значитъ совершенно не
понимать внутренняго смысла сологубовскаго романа. Это все равно, что
считать Чехова только сатирикомъ провинцiальныхъ нравовъ эпохи
восьмидесятыхъ годовъ, этой эпохи общественнаго мъщанства... И въ томъ и въ
другомъ случаъ въ этихъ утвержденiяхъ есть доля истины: и Чеховъ и
Ф. Сологубъ выросли на почвъ восьмидесятыхъ годовъ, они неразрывно связаны
сь нею, они непонятны безъ нея. Всъ мы, и великiе и малые люди, не съ неба
сваливаемся на землю, а изъ земли растемъ къ небесамъ, по выраженiю
Михайловскаго; на почве эпохи общественнаго мъщанства выросли и Чеховъ и
Ф. Сологубъ, и это многое объясняетъ намъ въ ихъ произведенiяхъ, если только
мы не упремся лбомъ въ эту точку зрънiя и не пожелаемъ ограничиться ею. Пора
было бы, наконецъ, признать всъмъ, что у Чехова, подобно тому какъ раньше у
Лермонтова, отношенiе къ опредъленной эпохъ переносилось потомъ на всю жизнь
въ ея цъломъ, что отъ обличенiя мъщанства окружающей жизни они переходили къ
ужасу передъ мъщанствомъ жизни вообще. Мъщанство самой жизни, какъ таковой -
вотъ то общее, что роднитъ и Лермонтова и Чехова, что у перваго было только
намекомъ и что заняло всю ширь творчества

(см. "Ист. русск. обществ. мысли", т. II, гл. IX), что въ романъ этомъ
мы имъемъ типично чеховскiй взглядъ на мiръ и на жизнъ, какъ на сплошное
мъщанство; эта же точка зрънiя на творчество Ф. Сологуба развивается и въ
настоящей работъ.