"Анатолий Иванов. Алкины песни" - читать интересную книгу автора

- А-а-я-я-я-я... - долго звенело над лесом. Застоявшийся горячий воздух
не мог заглушить песни, и она летела, летела над деревьями, как выпущенная
из клетки птица.
Девушка прислушивалась, как все дальше и дальше уносились звуки, и,
набрав в легкие побольше воздуха, скороговоркой повторяла:

Вот такая,
Вот такая,
Вот такая, парень, я...

И снова прислушивалась.
- Эх ты, Алка! Тебе фамилию бы не Уралова, а Оралова, - произнес
парень, не поворачиваясь. - День и ночь у меня в ушах стоят эти твои...
арии. Надоело. Силосную яму докончим, ладно... а потом скажу председателю
колхоза - пусть другого помощника дает...
Алка примолкла.
Лес, между тем, кончился, показалась Черемшанка. Небольшая речка
серебряно-чешуйчатой лентой огибала деревню. Тысячи солнечных бликов слепили
глаза. Когда въехали на мост, Алка вскочила на ноги:
- Ну что ж... Прощай, Сергуша...
И прямо с воза, через перила моста прыгнула головой вниз в воду.
Завизжали от восторга копошившиеся на берегу голые почерневшие ребятишки. А
Сергуша - точнее Сергей Хопров - даже не пошевелился, только скосил глаза на
вспыхнувшие радугой водяные брызги.
Алка вынырнула далеко от моста и, часто взмахивая руками, поплыла к
берегу.
Когда Уралова, еще в не успевшем просохнуть платье, подошла к силосной
яме и взялась за вилы, Сергей Хопров не сказал ей ни слова, только подумал:
"Пойду к председателю сегодня же. Или завтра, в крайнем случае. Пусть
другого помощника дает..."
Но подумал просто так, из упрямства, чтобы обмануть себя в чем-то...
А песня взлетала теперь уже над деревней:

Иду я тропинкой степною росистою -
Искрится, сияет на солнце роса.
И кажется мне - про любовь мою чистую
Птичьи звенят голоса...
Птичьи звенят и звенят голоса.

И слышна Алкина песня далеко-далеко, на другом конце села, где стоит
колхозная птицеферма. Слушает песню птичница Люба Хопрова, жена Сергея, и
только что подъехавший с зерном Максим Теременцев, дед Любы. Старик одной
рукой держится за дробину брички, другой прикрывает от солнца глаза и,
задрав бороденку, всматривается туда, откуда несутся звуки, точно надеясь
увидеть певицу. Люба стоит рядом, нервно комкает в руках полу белого халата,
но лицо ее спокойно, только чуть бледновато, да в черных глазах поминутно
вспыхивают и гаснут огоньки, то печальные, то растерянно-тревожные.
- Эк, заливается... Почище соловья! Даст же бог такой голосище! -
бормочет дед Максим, прищелкивает языком. А потом вдруг сплевывает на землю,
сердито трясет рыжей бороденкой: