"Всеволод Иванов. Партизаны" - читать интересную книгу автора

сладострастием жестокости при подавлении восстаний. Происходило это потому,
что в отряды Анненкова и Красильникова записывались все особенно обиженные
Советской властью. Атамановцы на погонах носили изображения черепа и двух
скрещивающихся костей.
На базарах загромыхали рыдваны, заскрипели телеги - съезжался народ и
после базара, у поскотины, за селом долго митинговали. Выступали какие-то
ораторы, призывали к восстанию, говорили, что Омск накануне падения, в
Славгороде и Павлодаре - Советская власть, и поутру, с котомками и
винтовками за плечами видно было на таежных дорогах мужиков, направляющихся
к Антону Селезневу.
Город тоже жил тревожно. Говорили, что десятитысячные отряды Антона
Селезнева стоят где-то недалеко в тайге и ожидают только удобного случая,
чтобы вырезать весь город, за исключением рабочих. На рабочих смотрели с
завистью, а начальник уезда капитан Петров часто беседовал с начальником
контр-разведки поручиком Малышевым и аресты и расстрелы учащались.
Телеграммы "Рта" сообщали, что красные уже взяли Курган и подступают к
Петропавловску, Омск эвакуируется, и, словно подчеркивая эти сообщения
жирной красной чертой, ползли по линии железной дороги эшелоны с
эвакуируемыми учреждениями и беженцами.
По ночам тайга горела - шли палы и полнеба освещало алое зарево. И при
свете этого зарева из низенькой кирпичной тюрьмы выводили за город к
одинокой белой цистерне "Нобеля" арестованных крестьян. Крестьяне крестились
на горевший оранжевой ленточкой восток, и тогда в них стреляли. И неизвестно
было никому, кто их хоронил и где...
В середине июля поехал в тайгу отряд атамана Анненкова. Была это,
вернее, часть отряда, две роты с пулеметами при четырех офицерах. Сам атаман
со своими главными силами защищал тогда от восставших крестьян
Семипалатинск. Солдаты отряда были озлоблены и неудачами на фронте, и тем,
что чехи отказались воевать, и тем, что сильнее разгорается восстание и их
перевозят из одного места в другое и убивают и заставляют других убивать.
Озлобленно они жгли деревни, скирды, пороли и вешали крестьян, а те
отплачивали тем, что пристреливали отстававших или поджигали избы с
ночевавшими там атамановцами.
Кубдя хотел ехать в город, дабы сговориться с большевистской ячейкой,
работавшей в подполье, но прибежавший из города рабочий с мукомольной
мельницы сказал, что ячейка переарестована и члены ее перебиты. Да и в отряд
прибывали и прибывали люди. Имелась уже своя канцелярия, где главенствовал
учитель Кобелев-Малишевский, хозяйственная часть, которой управлял
Соломиных, и все больше скрипело телег в отряде, и все больше приходило
людей к Кубде и к Селезневу жаловаться. Говорили обычные теперь крестьянские
нужды, - сожгли хлеба, избу, угнали скот, того-то убили; у всех было
одинаково почти и говорили одинаковыми немногословными предложениями, но от
каждого мужика и от каждой бабы, отходившей после жалобы прочь, - оставалась
на сердце все увеличивающаяся тяжесть. Осанка у всех партизан стала слегка
сгорбленная, бросили пить, и даже Беспалых, если выпивал, то, ложась спать,
стыдливо отворачивался к стене. Никто этой перемены не замечал, все шло как
нужно, люди строжали, отряд становился крупнее, лишь Кубдя временами
судорожно хохотал, махал руками - видимо, старался отойти дальше от
обступившего всех чувства связанности с землей, с ее болями и от этих,
пахнущих таежным дымом, людей, каждый день приезжавших на телегах, верхом и