"Всеволод Иванов. Партизаны" - читать интересную книгу автора - Домовитый вы, Антон Семеныч.
- Иначе нельзя. - У нас в России не так. Антон взглянул на него оживившимся мыслью взглядом: - Знаю. Бывал. Псаломщик стиснул зубы и вздохнул так, словно выпустил душу: - Тоже хочу хозяйством обзавестись. - Без хозяйства человек - ветер. - А дальнейшее само собой, а? - Что? - Ну, жизнь? Псаломщик хитровато уставился на крупного чернобородого человека и подумал: "крупен, дядюшка. А и плутень тоже". Антон овял и устало проговорил: - Кто как хочет, тот так и строит, свою жизнь-то. - А бог? - Бог для ночи нужон. С ним дневать не приходится. В это время к Антону подошла баба и сказала: - Там те, мужик, спрашивают. - Кто? - Милиционеры, что ли. С ружьями, на паре приехали. У ворот. Селезнев взглянул на ее побледневшее лицо и недовольным голосом проговорил: - А ты уж и скисла. И, поскрипывая сапогами, мелким шагом, вышел к милиционерам. Их было утомленно отгоняли хвостом жужжавших паутон. Ямщик - молоденький мальчишка смотрел что-то у колес. Селезнев подумал, что милиционеры свернули выпить, и он решил угостить их получше. - Заворачивайте, - сказал он. Милиционеры взглянули на него. Один из них был на городской манер - бритый - без усов и бороды, второй - совсем молодой с начесаным на фуражку курчавым хохолком волос. Милиционер постарше сказал: - Ты Антон Семеныч Селезнев? И то, что сказал он эти слова, как их говорят на суде, не понравились Антону. Он сказал: - Я самый. Милиционеры переглянулись и, перегибая коробок, вылезли направо. К коробку сбирался народ: парни, девки. Старший милиционер оглянулся и увидал Кубдю и Беспалых с ружьями. - Разрешенья есть? - спросил он все так же строго. - Много, - весело отвечал Кубдя. Милиционер потрогал кобуру у пояса и говорить такие холодные протокольные слова ему должно быть очень нравилось. Он сказал: - Потом разберемся. Вы не уходите. - Ладно, - сказал Беспалых. - Мы ведь здешние. - А народ пусть разойдется. В свидетели охота? Где тут староста? Вышел староста. Заспанный мужик в сатинетовой рубахе без опояски. - Я староста, - бабьим голосом проговорил он. Милиционер с неудовольствием сказал: |
|
|