"Всеволод Иванов. Агасфер" - читать интересную книгу автора

из злобы стал гнать Иисуса, требуя, чтоб он шел туда, куда лежит его путь. И
тут, обливаясь слезами, я приводил фразу, которую вычитал в хронике Матиаса
Париса и которая будто бы принадлежала Карталеусу: "Я могу медлить, - сказал
будто бы Иисус, - но труднее будет медлить тебе, ожидая моего прихода".
Иисус пошел, и тотчас же Агасфер опустил на землю ребенка, снял с головы
ремешок и, держа сапожную колодку в руке, последовал за приговоренным. Он
присутствовал при его распятии, страданиях и смерти.
Я рассказывал о них подробно, и люди рыдали, когда я говорил, что
Агасфер дрожал от непонятного страха, прижимая к телу колодку, которую все
еще не выпускал из руки. Колодка эта была придумана мною, и я гордился этой
выдумкой: она опоясывала реальностью несколько костистое и выдуманное тело
Агасфера. После смерти Иисуса Агасферу стало совсем страшно, и, будучи не в
силах оставаться на месте, а того более - вернуться в Иерусалим, он
отправился странствовать и странствует по сей день.
- Он - бессмертен?
- Да, я утверждал, что он - бессмертен.
- А разве вашим слушателям не казалось странным, что Христос оставил в
живых одного грешника? С образом милосердного Христа это чрезвычайно мало
вяжется.
- Они верили. Я говорил, что, по мнению Агасфера, его оставили в живых
до Страшного суда затем, чтобы он свидетельствовал верующим обо всем
случившемся и убеждал бы маловерных. И так как никому не хотелось в те
времена быть маловерным, то мне верили. Меня щедро снабжали деньгами, и обо
мне шла слава как о великом проповеднике.
- Несмотря на то что реального Агасфера не существовало?
- Именно поэтому! Миф. Легенда. Глупость. И все бы шло отлично, кабы не
любовь Клавдии фон Кеен. Ну, разумеется, и моя любовь к ней. Не Христос, а
она, эта любовь, породила Агасфера и превратила его в реальность, то есть в
меня самого.
- Однако!
- Долгое время я сам думал, что Агасфер - лицо выдуманное. И еще бы! Я
подсмеивался над людским легкомыслием и с удовольствием смотрел на
шафранно-желтые монеты, которые получал как плод этого легкомыслия. Однажды,
после длительной и многолетней поездки по Испании, я вернулся в Гамбург. Я
остановился в гостинице "Меч и яйцо", так как думал, что после многих лет
отсутствия мои комнаты в нашем доме могли быть заняты другим. Я хотел дать
время, чтобы освободили их.
Слуга раскладывал мои вещи, а я пошел к нашему дому. Он показался мне
более возвышающимся над другими домами, чем когда-либо, и носил он другой,
несколько голубоватый цвет, тогда как прежде камень нашего дома был сильного
бурого цвета. Я спросил у привратника, дома ли и как благоденствует
высокопочтенный Отто фон Эйтцен, то есть мой брат.
Привратник ответил мне, что Отто фон Эйтцен умер восемь - десять лет
назад, и что все фон Эйтцены перемерли, и что дом перешел по наследству к их
дальним родственникам. Тогда я воскликнул, побледнев и дрожа всем телом:
"Как так перемерли, когда перед тобой сам высокочтимый доктор Священного
писания и слуга господа, сам Пауль фон Эйтцен!" Привратник перекрестился и.
сказал, что никто из фон Эйтценов не мог бы дожить до такой глубокой
старости, ибо Паулю фон Эйтцену, да успокоит господь его душу, ныне было б
сто сорок лет: последний раз он покинул Гамбург, направляясь в Испанию,