"Всеволод Иванов. У " - читать интересную книгу автора Мы сидели в воротах. Они были раскрыты. В глубине двора уныло стоял
ветхий высокий особняк с широким крыльцом, узкими окнами, булыжный двор зарос жесткой травой, до твердости камня засушенной знойным летом. Доктор указал ладонью на дом: - Вот, к примеру, сколько надо приложить труда, чтобы увести этих людей к счастью! Да, вам тяжело, Леон Ионыч, но крепитесь, мужайтесь, - раз, два, раз, два! - Сколько вам лет? Ответственная миссия! Я уже от многих слышал: едет Черпанов. Кто такой Черпанов, спрашиваю я? "Увидите", - отвечают мне. Он положил ладонь в его руку. Сухое лицо Черпанова выразило еще большее удивление, чем даже тогда, когда доктор дернул его за усы. Скрипучим своим голосом он встревоженно спросил: - Их? К счастью? Это кто же тебе сказал, что я кого-то должен к счастью вести? Я мало с кем делился. - Многие говорили, однако. - Небось, инспектор труда? - Инспектор труда тоже говорил, - радостно заулыбался доктор, - он очень доволен вами, Леон Ионыч. И спереди и сзади росло удивление Черпанова: он розовел лицом, свивался спиной и задом, голос у него был глухой, стесненный, а глаза колючие. Доктор сыпал небрежно, без заискивания (я передаю вкратце его разговор), со специальными знаниями, относящимися к роду и к частностям работы Черпанова, а также с подробностями науки литейного дела. И когда только он успел так заткаться? - Чего ему быть мной довольным? Скрытный он какой-то. В глаза меня крыл, требовал разрешения от Наркомтруда на вербовку рабсилы, а когда я ему - А вы не вслушались, Леон Ионыч, каким он голосом сказал "катись"? - Самым подлым, по-моему. Задержать хотел. Я, говорит, выясню твои документы. Документы? Пожалуйста. Черпанов выложил бесчисленные свои записные книжки из бесчисленных карманов своего синего велосипедного костюма, украшенного серыми чулками и футбольными бутсами - белыми с желтым. Записные книжки разинули бесчисленные свои пасти и выкинули бесчисленные удостоверения. Доктор положил на них ладонь. - Я верю, Леон Ионыч, вашим полномочиям. Черпанов задумался! Он еще не верил своей славе. - Или он о другом Черпанове с тобой говорил? - Да нет, о вас. У него просто грубая манера разговора. Чем он грубее, тем более он, значит, потрясен. Это типично для застенчивых людей, а для инспектора труда - в особенности. * * * Черпанова мало удовлетворили эти объяснения: - О другом! - сказал он решительно, сбирая записные книжки. - Как же о другом? Разве может быть у другого такая важная миссия? У кого хватит столько решительности? Кому дадут такие полномочия? Черпанов растерянно вытер лоб. Он, видимо, всеми силами старался осмыслить слова доктора. Наконец, он прервал чахлое молчание, исторгнув из себя: |
|
|