"Всеволод Иванов. Сокровища Александра Македонского (Из неоконченного романа) " - читать интересную книгу автора

ковкое тело которого, как известно, не обнесено стеной воздержания.
- Аврора Николаевна! Никак вы созвали нынче людей на совещание по
вопросам культработы. Андрей Вавилыч, дорогой! Жёнка - лозинка: когда
хочешь - похилишь. Не будем срывать её работы, переносить совещание на
завтра, но поскольку вы лично не сможете на нём сегодня присутствовать, ибо
дали согласие быть на технической конференции, направим к Авроре Николаевне
меня, я буду присутствовать...
- Дело - ответственное, коллективное,- сказал Хоржевский.- Одного -
мало. Надо направить ещё товарища...
- Вот вы оба и пойдёте,- сказал Андрей Вавилыч.
Так как дальше произошли события, соединившие нас воедино, как
электросварка соединяет разнородные части, то я считаю необходимым пояснить
кое-какие черты характера Бринзы и Хоржевского. Хоржевский, действительно,
умея быстро контролировать наличие материального капитала и обороты его, мог
вдобавок учить, как улучшить эти обороты, ибо, повторяю, мы не только
контрольные работники, но и инструктора. Скажите же, мало этого? А вот
Хоржевский был уверен, что мало. Ему, видите ли, мало учить, ему ещё надо
уметь и убеждать, а между учением и способностью убеждать - большая разница.
Убедить других можно и в глупости, а учить глупости - труднее. Бринза -
работник другого типа. Дарование его посредственно, знания - слабы,
способность учить вяло развита. Это весьма обыкновенный человек, возможно,
слегка повышенного телосложения. Правда, у него есть одно достоинство - он
способен убеждать, но, к сожалению, в данное время это достоинство граничит
с недостатком, так как он убеждает действовать людей в той области, которая
в силу военных условий требует самого строгого отсутствия действий.
Когда возле них находится Андрей Вавилыч, который именно им доставлял
полезные сведения, убеждал в их разумности, учил их, всё шло хорошо, Бринза
и Хоржевский были на месте; приросшие, так сказать, к нему, они действовали
соразмерно направлению. Но стоило им взять инициативу в свои руки, как все
скрепления ослабевали, и дотоле благосклонное лицо жизни искривлялось в
непоправимой гримасе.
Так оно случилось и на этот раз. Бринза и Хоржевский, если и не срыли
узкий перешеек, отделявший наше существование от материка существования
всего коллектива, то, во всяком случае, сильно, почти непоправимо испортили
его. Но начну по порядку.
Предчувствуя неприятности, я просил Андрея Вавилыча разрешить мне
направиться вместе с Бринзой и Хоржевским на совещание культработников.
Однако Андрей Вавилыч, увлечённый и заросший своими идеями, сказал мне,
чтобы я не трещал у него под ухом, а шёл вместе с ним, ибо я как историк
должен идти туда, куда идёт история.
На исходе дня началась конференция стахановцев и командиров Соединения,
то есть: рудников, будущих домен и мартенов, будущих инструментальных,
механических, кузнечных, сварочных и прочих цехов, станки которых уже стояли
на подставках из бетона, под открытым небом, потому что зачем стены, когда
скоро выглянет солнце, блистающее полгода в безоблачном небе. Все слегка
опоздали,- из-за обеда и потому, что, придавая значение конференции,
переодевались и брились бритвами не безупречной остроты, отчего речи,
критические замечания и предложения ораторов шли слегка в замедленном темпе
и в заикании, ибо, как известно, бритвенные порезы, особенно, если они
глубоки, способствуют уменьшению крови, а значит, и ораторского жара.