"Всеволод Иванов. Сокровища Александра Македонского (Из неоконченного романа) " - читать интересную книгу автора

собственной сказке...
- Ещё есть сказка чужая. Есть сказка у моего друга...
Мы узнаём, что архив Института Сказки переехал и нам надо идти теперь
ещё через сто восемьдесят семь переулков, пятнадцать площадей... и сто один
огород!
Мы - подчинённые. Мы тупо смотрим на Андрея Вавилыча и ждём его
приказаний.
Он же: указывая на груду бумажного пепла, спрашивает:
- А это что такое?
Весёлый сын Азии растягивает своё широкое лицо в улыбку:
- Удобрение,- говорит он.
...Покинув этот голос, заслуживающий полной веры, мы устремились
дальше.
Улицы по-прежнему плохо содействовали нашему движению.
Внезапно, перемахнув какой-то железный мостик, мы очутились возле
Ботанического сада. Прямая улица опять простиралась перед нами.
И удивительно. В этом городе было не только два распорядка домов. Здесь
даже было два климата. Здесь, на прямой улице, светило уже полное солнце,
взмётывалась пыль.
Ветер жесткой воли Андрея Вавилыча, как бичом, гнал нас. Пробежавши
машинально несколько кварталов, мы, по его приказу, повернули опять к
закоулкам старого распорядка. Но тут судьба, словно желая дать возможность
отдохнуть нашей голове, развернула перед нами удивительную картину, причём
палками, на которых развертывалось полотно, были тополя.
Среди толпы эвакуированных и здесь рождённых, среди мальчишек,
продававших папиросы и марки с портретами Навои, среди костылей, тряпок,
перманентов и губной помады, мимо раструбов радио, усердно доставляющих нам
скорбные напевы, шёл рослый молодой мужчина с прямым носом и русыми кудрями.
На голове его,- слегка наклонённой влево,- обволакивая кудри сиянием,
сверкал поразительно красивый шлем. Бляхи, аккуратно соединённые, волной
спускались по его туловищу, так что оно походило на чемодан, обитый свежими
медными пластинками. Его толстые икры овивали ленты, начиная от самых
сандалий, которыми он усердно печатал асфальт тротуара.
Я впервые видел такого красивого дурака. Но толпе, должно быть, он был
уже не в диковинку. Только два-три мальчишки крикнули ему что-то не очень
лестное.
Андрей Вавилыч схватил меня за руку:
- Мы бредим. Галлюцинация.
Бринза сказал:
- По-моему, это новая форма для поваров, чтобы проголодавшиеся бойцы
видели их издали.
- По-моему, скорее для агитаторов,- возразил Хоржевский.
Я же высказал соображение, что это вообще новая форма для некоей
формирующейся ударной армии.
Андрей Вавилыч судорожно разжал губы. Я, право, затрудняюсь подобрать
соотносящиеся определения, которые бы вполне передавали выражение его лица.
Боюсь сказать, но там читались и растерянность, и недоумение, и радость. Он
было двинулся вперед, к тому медному дяде, но опомнился:
- Сворачивайте,- сказал он сурово.
У самого поворота в переулок мы встретили ещё подобного типа. В одной