"Всеволод Иванов. Канцлер (Историческая повесть, преимущественно в диалогах) " - читать интересную книгу автора

болтлив, глуп, но вид у него снаружи многозначительный, а в задуманном
предприятии, чем многозначительнее передатчик, тем успешней. - И, чуть
подумав:- Я продиктую вам, капитан-лейтенант, секретную депешу, а вы
передадите её шифровальщику. Шифр номер восемь.
- Шифр номер восемь не надёжен, ваша светлость.
- Тем быстрее дойдет до Биконсфильда. Да и граф небось сболтнёт.
Тут как раз вошёл и граф Развозовский, грузный и поживший мужчина около
55 лет, с мешками у глаз.
- А, граф Юлиан Викторович, здравствуйте! - приветствовал Горчаков.-
Садитесь, садитесь. Можете идти, капитан-лейтенант. Ах, боже мой! Я и забыл
о депеше. Граф, разрешите продиктовать при вас телеграмму?
- Если даже и государственная тайна, вполне положитесь на мою
скромность, ваша светлость.
- Пишите, капитан-лейтенант. "Царское Село. Министру двора. Прошу
сообщить Его Величеству, что я согласен с мнением генерала Обручева о
необходимости немедленной посылки к границам Индии армии в двести тысяч
штыков. Канцлер, князь Горчаков". Да-с, двести тысяч! На чей-нибудь взгляд
число покажется неправдоподобным, но Яго говорил своему генералу более
неправдоподобные вещи, а тот, смотри-ка, как успешно задушил Дездемону,
- Осмелюсь спросить, ваша светлость, фамилию генерала,- осторожно
поинтересовался Развозовский.
- Кляузовиц, граф.
Развозовский удовлетворённо кивнул:
- А-а... слышал. Благодарю.
Ахончев, записав текст депеши и откланявшись, ушёл, а Развозовский,
вздыхая тяжело, посмотрел на Горчакова... Канцлер перехватил его взгляд:
- А ты что-то грустен, Юлиан Викторович? Опять проигрался?
- Хуже, хуже! Дочь моя уже пришла, ваша светлость?
- Нет еще,
- Стремлюсь увидеть дочь, но трепещу! Она, живя в Лондоне, превратилась
как бы в мрамор. Обелиск, а не дочь! Через неё унижен, страдаю. Спасите!
- Что произошло?
- Горе произошло. Дней десять назад встретили вы меня на
Фридрихштрассе. В тот час умер коннозаводчик Ахончев, и его жена известила
меня, что я назначен по завещанию душеприказчиком.
- Не годны вы, граф, душеприказчиком. Ошибся покойный. Я скорбел и
тогда и теперь скорблю.
- И правильно скорбели! Предвидели бездну, ваша светлость! Вы, помните,
зашли со мной на квартиру покойного и даже взглянули на его бумаги, которые
я увёз к себе.
- Увозить к себе бумаги я, помнится, вам не советовал, граф.
- И правильно! А я не послушался, увёз. Векселя, расписки, вексельную
книгу, будь она проклята! Ведь вексельная-то книга исчезла, ваша светлость.
- Плохо.
- А того хуже, что в той вексельной книге отмечены мои векселя, под
которые я брал деньги у покойного Ахончева.
Горчаков без всякого выражения полюбопытствовал:
- Векселя вами не оплачены?
- Наоборот, ваша светлость, оплачены.
- Всё равно мошенничество. Так? - Развозовский молчал.- Весьма сожалею,