"Дарья Истомина. Торговка " - читать интересную книгу автора

я не без удивления думала о том, что она вовсе не слабачка. И дело было не
только в физических силах. Серые глаза были упрямыми и почти невозмутимыми,
только будто чуть-чуть подвыцвели от усталости. Со стороны, пожалуй, никто
бы и не догадался, что эта кукла с трудом удерживает себя на подгибающихся
от беспрерывного многочасового стояния ногах.
"А ведь она, пожалуй, годится. Конечно, не Клавдия, но ведь тоже как бы
не совсем посторонние друг дружке, - уже всерьез начинала прикидывать я. -
Не слабачка - это факт... Да и потрепаться просто за жизнь - это не с
Клавкой, у которой одно на уме. Да и она, похоже, вряд ли тащить из лавки
станет. Совестливая. Ну а все остальное - дело наживное... Только как мне ее
уломать, чтобы вот такая - и ко мне в лавку?"
Но я уже почти точно знала: уговорю.

Глава 3

КТО ЕСТЬ "ХУ"?

Сколько я себя помню, мы всегда жили здесь. И до моего рождения
Корноуховы тоже обитали возле Петровского парка, напротив Ходынки, в том же
доме, который отстроили на месте каких-то авиаремонтных мастерских в
тридцатые годы. Квартиру мой дед, летчик-испытатель всяких боевых леталок,
оторвал роскошную. Тогда для сталинских соколов ничего не жалели. Хоромы
были в три комнаты, с холлом. Вся восьмиэтажка изначально была густо
заселена именитыми авиаторами и конструкторами. Фасад до сих пор увешан
мемориальными досками и барельефами, и дом сохранял некую величавость и
монументальность в виде облупившихся скульптур тружеников города и деревни
на крыше и здоровенных гранитных шаров-глобусов на въезде во двор,
намекавших на всепланетные достижения и героические перелеты. Теперь тут
жили малопричастные к нынешним авиаделам потомки, и за этим громоздким
зданием с началом новой демократической эпохи и обвалом оборонки всерьез
никто не присматривал.
Батя прежде служил далеко от Москвы, и за эти годы наша квартира без
его мужского хозяйского глаза тоже одряхлела и давно требовала капитального
ремонта. Дубовый паркет рассохся и трещал, разболтанные паркетины
выскакивали из-под ног, как скользкие рыбины. Громадная ванная, отделанная
мрамором, с встроенным в стенку громадным же пожелтевшим зеркалом всегда
встречала меня гулом в проржавевших трубах, краны опасно плевались кипятком,
а стекла на высоченных окнах, выходивших на Петровский парк и похожее на
разноцветный кулич здание авиаакадемии, было легче поменять на новые, чем
отмыть. В чугунной эмалированной ванне можно было устраивать заплывы на
дальность.
Это была территория, куда отец заглядывал лишь на бритье и помывочки, и
я здесь давно все устроила для уединенного кайфа. На подоконнике держала
магнитофон с записями, кофеварку с конфетами и печенюшками в корзинке,
курево, на крюке старый мохнатый халат, уютный и ласковый. Я как-то втихаря
умыкнула с дачи тетки Полины древнее, потрясающего удобства плетеное из
ивняка кресло-качалку. Она ругалась, но кресло я ей не отдала. И часто
часами дремала в нем после дневного напряга. А если повыть в одиночку
хотелось, можно было и запереться.
Когда я уже часов в одиннадцать вечера затащила Катю Рагозину домой, от