"Дэниел Истерман. Ночь Седьмой тьмы " - читать интересную книгу автора

"Видишь, - словно говорила его ухмылка, - некоторые гаитянские женщины
способны иметь детей".
- Вот куда подевался Филиус, - продолжал он. - Сама увидишь. Он
вернется со своей татап petite 2, как-нибудь протащит ее в страну через
Майами и появится здесь с нею к Рождеству. Вот увидишь.
- Я думаю, мы должны сообщить в полицию.
- Мы уже говорили об этом, Анжелина. Эта тема закрыта. - Левое веко у
него подергивалось. На виске пульсировала жилка, темная, вздувшаяся от
крови.
"Сегодня, - подумала она, - он, возможно, хоть раз потеряет контроль
над собой".
- Нет, не закрыта, для меня - нет. Если ты не позвонишь в участок, я
сама это сделаю.
- Ты никуда звонить не будешь. Филиус на Гаити. Заяви в полицию, и ты
просто создашь для него кучу проблем, если он попытается провезти свою
девушку через Флориду.
- Ты хочешь сказать, что это создаст кучу проблем для тебя. Ведь ты
именно это имеешь ввиду, Рик, не правда ли? Ведь так?
Он понимал, о чем она говорила. Он не был тупым.
Рик фыркнул и отвернулся, направившись в ванную. Анжелина пожала
плечами и опустилась в ближайшее кресло. Что толку спорить? Но она была
права, она знала, почему Рик отказывался посвятить в это дело полицию.
Половина гаитянцев, живущих в Нью-Йорке, въехала в страну незаконно.
Они кое-как добирались до Майами в старых, протекающих лодках, отдав за
этот переезд сбережения всей своей жизни. Некоторые тонули по дороге,
других по прибытии задерживали и отправляли в центр для переселенцев на
Кроум Авеню. Те, кому везло, отыскивали друзей или родственников и как
можно быстрее ложились на дно. Кто-то оставался в Майами, остальные
перебирались на север: те, у кого было немного денег, - в Квинз или на
Манхэттен, прочие - в Бруклин.
Они жили по десять человек в одной комнате, которую снимали в
осыпающихся многоквартирных домах из кирпича, или дрожали за дверью с тремя
замками в квартирах многоэтажек. Брались за самую серую, самую унизительную
работу, получая один доллар за час и работая шестнадцать часов в день, семь
дней в неделю, пятьдесят две недели в год. Улицы, на которых они жили,
задыхались от отбросов, их соседями были пьяницы и наркоманы, их комнаты не
обогревались, и они делили свою пищу с крысами и тараканами.
Это было лучше, чем Гаити. И никто не хотел неприятностей с полицией.
Рику, с другой стороны, было совершенно наплевать, кого высылали
домой, а кто оставался с крысами. Десять лет назад Анжелина готова была
поспорить, что он по-настоящему болел за них душой. Он входил в комитеты по
правам гаитянских беженцев, заставлял своего конгрессмена засиживаться
допоздна, строча письма о последнем нарушении закона об иммиграции, собирал
деньги для отправки будущим беженцам из Жереми и Кап-Аитьена. Десять лет
назад она сказала бы, что он делал все это из любви. Теперь она знала
лучше. Теперь она знала, что он делал все это для Рика. И делал все это для
Рика с самого начала.
Гаитянцы были для него божьим даром: готовая этническая община прямо у
его порога - ковыряйся, копошись, вешай бирки сколько душе угодно. Он был
большой белый доктор, а они были его пациентами. С пришествием к власти