"Глеб Исаев. Истребитель (Пока не закончен)" - читать интересную книгу автора

заскучал. А однажды когда в "консерву" пришел летчик, набирать в авиашколу.
Летчик, поразил своей крутизной. Кожаная куртка, фуражка с синим околышем,
блестящие сапоги. Решение созрело враз, Павел понял, это судьба, все. Прошел
комиссию, подал заявление. Только получив письмо с вызовом, сообщил матери.
Жестоко конечно. Однако радость так ослепила, что ни о чем не подумал.
Авиашкола, взлет посадка. Девять месяцев, потом "Борис и Глеб", как прозвали
в народе Борисоглебское училище летчиков истребительной авиации. Пресловутый
приказ 0362 от 22 декабря 40 года встретил уже в полку. Потому и успел
получить лейтенанта, хотя в казарму все же перевели. Да и ладно. Это
семейным туго пришлось. Попробуй, отправь семью, как предписывал строгий
документ, на Родину, и всего за две тысячи. А холостому, ерунда. Свои
тридцать часов налета он из училища привез. Только привык, осмотрелся, и на
тебе...
"...В четыре часа утра, без объявления... Киев бомбили, а дальше по
тексту... Голос товарища Молотова, сухой и чуть гундосый, сообщил новость.
Какая тревога? Аж руки зачесались - Да мы их на тряпки порвем. В первый
вылет как на парад собирались. А вернулось треть группы. Это уже после,
втянулись. Когда над танковыми колоннами полетали, да поняли, что это, как
сказал Ильич, всерьез и надолго. Павел даже оглянулся. Его шуточки, иной раз
до неприличия острые, уже вызвали задумчивый взгляд замполита, и вполне
могли стать лыком в строку.
... А не было у вас гражданин лейтенант умысла на теракт? Ох,
разошелся. Дойти еще надо. За такими упадническими мыслями и бестолковым
рифмованием папы с драпай, не заметил, как отмахал километра четыре. А по
жаре это совсем немало. Ноги отваливаются. Но дойдем. Немного. Вот и околица
показалась. В мягком свете зависшего у горизонта светила показалось, что
деревья над маленькими домишками засветились церковными свечками. "Надо же,
в детстве, бабка всего раз сводила, а в память запало". Павел спустился с
горки, перешел трухлявый мосток через невзрачную речушку, с кувшинками и
осокой, и, пошаркав сапоги о голенища, вступил в населенный пункт. Не то,
что шел наобум. Постоял, внимательно наблюдая за возможным присутствием
неприятеля. " Никого, словно вымерли. Может, сбежали? Вряд ли. Тогда бы
ставни позакрывали, а если бы увезли, то хоть собаки выли. А тут тишина. Шел
спокойно, слегка помахивая отломанным прутиком. Наглость второе счастье. Но
не до темноты же в кустах сидеть"?
Возле первой хаты остановился. Тихо. Негромко позвал. - Эй, хозяйка?
Кто живой есть?
" Понятно. Идем дальше. Деревушка то всего пятнадцать дворов, но
сельсовет должен быть. Уж это как пить дать". Обойдя с десяток,
забеспокоился. В следующий двор проник, легко перепрыгнув невысокий
заборчик. Внутри опасливо поозирался. "Знаем мы этих кобелей. Молчит,
молчит, а потом галифе на портянки распустит. Доски крыльца скрипнули на
удивление музыкально. Тепло и чисто. Стукнул в добротно подогнанные доски
двери. Выждал, и шагнул в темные, пахнувшие травами и пылью, сени. Несколько
шагов наугад, пока глаза не привыкли полумраку. Нащупал скобу, переложил
неизвестно когда вынутый пистолет в левую руку. Легонько потянул ручку на
себя. С громким стуком, заставившим сердце скакнуть к самому горлу, входная
дверь, словно вбитая неслабым ударом, отрезала солнечный лучик. Реакция
сработала быстрее рассудка. Рыбкой прыгнул в проем, перекатом по некрашеным
половицам и замер, вытянув вперед руку, что греха таить, с подрагивающим от